Замечаю, что он оставил купленные в магазине пленки на моем кофейном столике. Убираю их вместе с прочим мусором, жался о том, что стал участником спектакля, доставившего мудаку Блейдси истинное удовольствие, потом закладываю в духовку жареную картошку и разогреваю фасоль, обильно посыпав ее порошком карри.
К моей великой радости, брат Блейдси тоже вспоминает, что оставил у меня пленки. Не думал, что он так быстро спохватится, но придурок ведет себя так, словно нарочно подыгрывает мне. Звонок раздастся поздно вечером, но я не снимаю трубку. Пусть разговаривает с автоответчиком. Судьба жестокая тварь, особенно по отношению к таким, как Блейдси.
- Привет, Брюс Робертсон? Это Фрэнк. Ха. - Он заливается смехом, радуясь, как хорошо у него получается. - Еду, еду, еду я... прямо к мамочке моей... Брюс, я оставил у тебя те чертовы пленки. Присмотри за ними, ладно?
Все это говорится голосом Фрэнка Сайдботтома. Похоже так, что и не различишь. Я потираю руки и нажимаю клавишу "сохранить".
Есть!
ЛОЖА
Воскресенье. Для некоторых гнетуще-унылый день, для меня же самый лучший из всех дней недели: столько часов сверхурочных! Не могу найти тапочки. Прохожу в гостиную и замираю как вкопанный. С комода исчезла ее фотография. Конечно. Верхний ящик.
Открываю ящик, достаю фотографию.
Рождество прошло, а я так ничего и не подарил ей.
Это...
Некоторое время смотрю на фотографию, потом снова засовываю ее на место и задвигаю ящик. Бедная девочка, какое же наследство тебе досталось. Мне лучше держаться от нее подальше. Мне лучше держаться подальше от них всех. Вирус еще не проснулся полностью, но уже заявляет о себе все настойчивее.
Да, но... Рождество прошло, а я так ничего и не подарил ей.
Это из-за Кэрол, из-за того, что... Обычно она покупает ей что-то... конечно, она купила что-нибудь и на этот раз... от нас обоих.
Наверняка.
А может быть... может быть, и нет. Я знаю, что у нее в голове: старается настроить нас, меня против ребенка. Живет в своем придуманном мире. А правила везде одинаковые. Ладно. Мне насрать. Насрать!
Надеваю старую, провонявшую одежду и размораживаю "вольво". Мчусь по городу под «Мит Лоуф» и постепенно выхожу из депрессии. Джим Стайнман точно величайший рок-композитор всех времен. Романтичен, пиздюк!
Прибыв в управление, обнаруживаю, что наши почти все на месте; наглотались рождественского дерьма под завязку. Сколько бы кто ни трепался про семью, близких друзей и праздники, я знаю одно: большинство ждет не дождется, когда сможет завязать со всем этим и вернуться к привычному делу. Мне уже давно стало ясно, что полицейский не способен долго функционировать в обществе не полицейских.
- Кто у нас сегодня на третьей странице? - спрашиваю Питера Инглиса, уже развернувшего газету на столе.
- Никки из Сомерсета. Грудки хороши. Такие полненькие. Сучка, наверное, щипала себя за соски перед тем, как сфотографироваться. Только что мозоли не натерла, - подчеркнуто грубовато отвечает Инглис, как и подобает тайному педику, который опасается, что его выведут на чистую воду.
Мистер Инглис забрал-таки свое заявление и выбыл из борьбы за повышение. Несомненно, прислушался к совету некоего мистера Тоула. Показывает страницу мне. Рассчитывает, что если не высовываться и отпускать гадости в адрес девочек, то все про него забудут. Нет, приятель, твоя дымовая завеса долго не продержится, а попытка выдать себя за одного из своих приведет только к большей изоляции. Хороша, - согласно киваю я.
Вам никого не обмануть, мистер Инглис. Зря стараетесь.
Открываю папку и достаю собственную газету. Надо изучить повнимательнее. Не плоха, есть на что подрочить. Но только позднее. В штанах чешется так, что хоть волосы на жопе рви. Спускаюсь в сортир и вытираю пот. Делаю прокладку из туалетной бумаги. Надеюсь, бумага послужит как абсорбент для выделяющейся влаги. Подтягиваю штаны и улавливаю исходящий от них запах стирального порошка. К тому же ткань еще и выцвела.
(есть, есть, есть,есть. Я знаю, как ты себя чувствовал, когда он, весь в черной угольной пыли, приходил. Ты нервно ковырялся в еде, которую он ставил на стол. Ты старался не смотреть ему в глаза. Потом он замечал, что ты не ешь. «Ешь!» ревел он. Мать отводила глаза, а Йен Робертсон тащил тебя к камину и тыкал пальцем в уголь в ведерке. «Я рубил этот хуев уголек весь день! Ради тебя! Ешь!» Но ты все равно не мог есть. Тогда он хватал кусок угля и засовывал тебе в рот. «Жри!»)
По горизонтали
1. Житель города
5. Жалящее насекомое
8. Давать деньги
7. Горячее соединение
8. Внешний
12. Нахальный
13. Священное место
15. Ручное оружие
17. Стажер
18. Болеутоляющее
22. Дружелюбный
23. Тусклый
24. Ложа
25. После сегодня
По вертикали
1. Верхняя одежда
2. Узкая часть
3. Размышлять
4. Река в Африке
6. Фрукт
7. Сокр. форма имени Патрик
11. Речной островок
12. Сухой, ломкий
14. Вино или кекс
16. Оружие лучника
17. Категория
19. Испарение
20. Редкий
21. Помощь в преступлении
- Гас, - кричу я. - Житель города. Только не горожанин. По буквам не подходит.
- Жаль, я бы так и сказал. Горожанин. А что у тебя в девятом по горизонтали? Шесть букв.
- Припой. Ладно, вот тебе вопрос. Двенадцатое по горизонтали. Нахальный. ТОУЛ! Жалко, по буквам не подходит.
Сухой смех Гаса рикошетом отлетает от стен. Как будто заработала дрель.
Переворачиваю футбольную страницу. В глаза бросается заголовок ПРАЗДНИЧНАЯ КАТАСТРОФА:
слабая, лишенная азарта игра Тома Стронака, обычно столь активного и предприимчивого, привела к его замене во второй половине встречи...
Из-за спины в газету заглядывает Даги Гиллман. Я тычу пальцем в отчет.
- Ты ходил, Даги?
- Это был кошмар. Стронак полный мудак...
- Я-то знаю, в чем дело. Раздолбай не спал чуть ли не всю ночь И, судя по всему, дело не в выпивке, а хуже.
Да, они там все нюхают кокаин... футболисты хуевы. Гиллман качает головой.
Они просто держат нас, болельщиков, за дураков. А мы еще платим им бешеные бабки.
Гиллман со скорбным видом кивает, а к столу со своей газетой подходит Леннокс. Заглядывает в кроссворд Гаса и говорит:
- Сокращенное от Патрик. Это легко. Грязный долбаный жирный фенианский террорист.
Усы у Леннокса заметно подросли, теперь он чем-то похож на Сапату. Наверно, все дело в кокаине. Мне даже кажется, что порошок прилепился к верхней губе.
Неплохо, Рэй, - с улыбкой говорю я. - У тебя точно получилось больше пяти букв.
Интересно, с чего это он вдруг такой общительный, прямо свой в доску?
- А как с двадцать четвертой по горизонтали? Ложа? - спрашивает Гас, демонстративно отворачиваясь от Леннокса.
- Да никакая это не Ложа.
- Неужели? - с вызовом говорит Гас.
- Конечно, - с видом знатока отвечает Леннокс. - А если и ложа, то в театре. А ты думал что? Братство?
- Да уж, об этом ты подумал в последнюю очередь! - кричит Гас.
- А? - удивленно спрашивает Рэй.
От смеха я едва не падаю со стула и закрываюсь газетой. Так его, так! Преподай сопливому выскочке урок! Научи его уважать старших! Вперед, старина!
- Не думай, что твое поведение осталось незамеченным, сынок, - продолжает Гас, тыча в грудь Рэю пальцем.
- О чем это ты, Гас? - Леннокс поворачивается сначала ко мне, потом к Питеру. - В чем дело? - Мы не отвечаем, и он снова смотрит на Гаса. - Что ты хочешь сказать?
- Только то, что сказал. Не считай себя умней других. - Гас стучит себя по клоунской голове. - Дураков здесь нет.
Он поворачивается и выходит. Инглис следует за ним, как шлюха за ебарем.
- Какого хуя? Что тут происходит? - спрашивает Рэй.
- Послушай, Рэй, это то, о чем я тебе говорил, - доверительно шепчу я, видя, что Гиллман удалился в соседнюю комнату. - Синдром молодого жеребца.
Рэй заливается краской.
- Гас ведь не знает про кокаин, верно? - тихонько спрашивает он.
- Сомневаюсь, - с улыбкой говорю я.
Просматриваю гороскоп и почти слышу, как шипит и булькает, парясь в собственном соку, этот хуеплет Рэй Леннокс. Какие восхитительные звуки! Мой знак - Телец. Вот где объяснение всем моим неприятностям.
ТЕЛЕЦ (21 апреля - 21 моя): Совместное влияние Морса и Плутоно, двух довольно изменчивых планет, и вашего правителя, Венеры, указывает на то, что в вашей жизни наступил период тлеющей страсти. Но не позволяйте себе увлекаться, потому что все может закончиться слезами.
«Ньюс» - просто отвратительная газетенка. Секс, наркотики, преступления - все вертится в этом остоебеневшем треугольнике. Надо снова переключиться на воскресный «Мейл». Когда-то я читал ее регулярно из-за политики, но отказался после похорон принцессы Дианы. Все, у кого брали интервью, выглядели унылыми одиночками вроде Блейдси. Потом я где-то прочитал, что большинство из пришедших в тот день к Дворцу - читатели «Мэйл». Я пришел в ужас и перестал ее покупать.
