— Не первый день воюем. Ещё под Ельней начинали.
— А что ж бойцы так скудно вооружены? Смотри сколько вокруг оружия и амуниции трофейной валяется. Подбирай, пока я добрый. Потом, как меня заштопают — всё сами загребём.
— Слушай, старшина, что это на вас за кирасы? Не видел таких. Их приняли на вооружение? Всем будут давать?
— Не думаю. Пока на вооружении только нашего батальона, — покачал головой я.
— А вы, капитан, — вмешался Мельник, — разговариваете с конструктором этого бронекомплекта «Доспех», старшиной Кузьминым Виктором Ивановичем, которому его изобретение сегодня спасло жизнь и не пустило немецкую пулю к сердцу советского старшины.
— Ладно, Мельник, не заливай. А то сделаете из меня архангела Михаила. Ещё расскажешь как я один всю деревню штурмом взял.
— Всю — не всю, а взвод немцев уложил? Уложил. Танк в плен взял? Взял? И этого погрыз, — Мельник кивнул на своего подконвойного.
Капитан смотрел насмешливо.
— Не верь ему, капитан. Рад был знакомству. Меня заштопают — вместе воевать будем. Теперь не дрейфь — особый батальон НКВД через себя немца не пустит.
— А, вот почему у вас такое оснащение. НКВД. Ну, ладно, побегу своих догонять. Увидимся ещё.
— Увидимся.
Школа стояла без крыши, зияла провалами окон и дверей. Одни стены. Палатки медсанвзвода разворачивали с восточной стороны школы, под прикрытием её кирпичных стен. Раненных оказалось много. И наших, и дивизии. Нас встретил счастливый Степанов, с шеей замотанной бинтами. Обнял каждого. Оказалось, осколок чиркнул по броннику и вскрыл кожу на шее, как скальпелем. Рана не опасная, но крови натекло много.
— Спас меня твой доспех, Виктор. Если бы не он — осколок бы мне хребет перебил.
— Как и меня спас. В сердце этот урод мне выстрелил. Обезглавлена была бы рота в первом же бою. Кто команду принял?
— А я и не отдавал. Перебинтовали меня, до конца добегал. Сейчас вот на мосты людей поведу. Сам-то как?
— Каком кверху! Хреново мне. Два раза умереть успел. Сначала танком задавили, потом застрелили.
— Выжил, и, слава Богу! Потом поговорим. Побежал я!
— Беги, беги!
Раненных всё подносили и подносили. И сами подходили. Девчонки уже с ног сбились. Я присел на обломок стены школы, отхлебнул из фляги, передал Мельнику — тот тоже отхлебнул, но скупо. Крякнул, зажмурился, погонял коньяк по рту, проглотил. Зажмурился, как кот — довольный.
— Райский напиток. Только дитю не давай — крылья у него отрастут — улетит.
Кадет обиделся. Свалил мою амуницию у стены, пошёл помогать палатки ставить. Я хотел отругать Мельника, но отхлебнул ещё, закурил, откинулся на стену. Не открывая глаз, сказал:
— Немца сдай, найди старшину, поторопи. Надо наладить сбор трофеев. Особенно меня интересует техника, топливо, пулемёты, автоматы, боеприпасы к ним и гранаты. И всё сделать срочно, пока не растащили. У нас пулемётов мало, а МГ — не тяжёлая машинка, но убойная. И винтовочные патроны подходят.
Я так и уснул, сидя. Мельник накрыл меня, вытряхнул трубку, сунул мне в карман.
— Пошли, немчура поганная, чего вылупился? Я тебе за такого человека кишки сейчас на кулак намотаю, тварь. Это надо — Медведя из строя вывел. А если бы убил — я тебя бы бритвой, как балык, бы строгал, по миллиметру.
Он так и увел немца, ворча. Как будто немец понимал его угроз.
Меня растолкали. Я с трудом открыл глаза и столкнулся с внимательным и тревожным девичьим взглядом.
— Товарищ старшина, пойдёмте, вами займёмся.
Я потряс головой и чуть не упал при этом. Она меня удержала.
— Тяжёлых в медсанбат отправили?
— Да, уже всех обработали и отправили на грузовике сразу на станцию. Пойдёмте. Вас надо срочно оперировать — все бинты промокли.
— Как тебя зовут, красавица?
— Ксюша.
— Ксюша? Пойдём, Ксюша. Не надо, я сам. Нет, я нормальный. А ты знаешь, про тебя песня есть. Слушай:
Ксюша, Ксюша, Ксюша,Юбочка из плюша, русая коса.Ксюша, Ксюша, Ксюша,Никого не слушай!И не с кем сегодня не гуляй!
Пропел я ей хриплым голосом. Отхлебнул ещё из фляги. Мимо меня ехали наши «Мухоморы». Подошла артиллерия. Теперь мы дадим немцу прикурить!
Меня завели в палатку, уложили, включили лампу. Лицо в белой шапочке и маске склонилось надо мной. Бездонные карие глаза, чёрные брови.
— Как вы себя чувствуете? — спросил молодой женский голос. Хотел нагрубить в ответ, но осёкся — был бы передо мной мужик — выматерился бы.
— Было бы хорошо — не встретились бы.
Холодный предмет прошёлся по груди, стяжка бинтов ослабла.
— Анестезию, — сказала врач сквозь маску.
— Побереги анестезию для тяжелых. Мне лучше дай флягу. Там, в боковом кармане брюк.
— У нас достаточно лекарств.
— Их никогда не бывает достаточно. Сегодня был только первый бой. И он ещё не закончен. А дня через два-три нас окружат и вообще о снабжении можно будет забыть. Сейчас меня пожалела, а послезавтра будешь ноги отпиливать на живую. Побереги.
— Как вас зовут?
— Меня не зовут, я не Снегурочка, я сам прихожу. Это шутка. Витя я.
— Шутишь? Значит, жить будешь. А фамилия?
— Из под этой маски обращение по фамилии будет оскорблением. А помирать я передумал. Меня и так сегодня танком задавили, застрелили, но я не помер. А уж под такими прекрасными глазами умирать и вовсе стыдно.
— Ну, тогда терпи, Витя!
Я зажмурился. И началось! Она долго ковырялась у меня в груди. Сначала пулю вытащила — она о таз звякнула, потом что-то там ещё ковыряла, рану чистила, наверное. Потом шила. На живую. Сам просил. А я зубами скрипел. И боялся сознание потерять или заорать. Вот, наконец, свежий шов облили чем-то (судя по шипению — перекисью), стали бинтовать.
— Так вот ты какой, Медведь! Теперь я тебя узнала. Молодец, настоящий солдат!
— Ты знаешь меня?
— Все о тебе только и говорят, а вот вижу впервой. Ну ладно, мне пора!
— Постой, как твоё имя?
— Некогда мне, больной! И я тоже не Снегурочка, сама прихожу. И ухожу.
— Вот, чёрт!
Другая девчёночка заканчивала мне перевязку. Я сел — так ей было удобней.
— Больно? — сочувственно спросила она.
— Терпимо. Жаль, рука не слушается.
— Это отойдёт. Пока на перевязи поносишь. А через недельку отойдет. Через пару-тройку недель выпишешься.
Я рассмеялся:
— Дорогая, пока ноги ходят — их здесь не удержишь! Я только из госпиталя и обратно в палату — вот уж дудки! Не все ещё немцы кончились. Куда же ты столько намотала? Как я броню одену? Кадет?
— Здесь я! — отозвался голос с той стороны палатки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});