как. Тирликас решил, что моя жизнь важнее, и больше не стоит скрывать, что я одаренный. Или нет? Или Нина и раньше все обо мне знала? Все ответы я получу завтра. Я спросил:
— Нина, как думаете, может быть такое, что это просто гопники?
— Я бы очень этому обрадовалась, — вздохнула она, разрывая стикер на мелкие кусочки.
Забрав телефон, я неспешно направился к выходу, рассчитывая вызвать такси. И в голову пришла дурацкая мысль, что, может, это и правда ограбление: кто-то предположил, что у меня на карте целое состояние, и уже нашел способ вывести деньги. Мало хакеров в Союзе, что ли?.. Но здравый смысл сказал, что это бред.
На улице я привалился к стене ментовки, огляделся, но дома на той стороне улицы видел размыто. Надо в первую очередь подлатать зрительную зону в коре головного мозга, она как раз в затылочной области.
— Тебя подбросить домой? — спросил лукавый опер из тех, что были в больнице, затушил окурок и кивнул на хаммерогазель.
— Было бы… — собрался согласиться я, но заметил, как зажгла фары тарантайка Тирликаса, припаркованная у тротуара на той стороне дороги. — Нет, спасибо. За мной, вон, экипаж.
Лев Витаутович развернулся и подъехал прямо ко мне, я переместился к машине и разлегся на заднем сиденье.
— Никаких предположений, — поглядывая в зеркало заднего вида, констатировал он. — Завтра к утру что-нибудь прояснится. Или не прояснится ничего.
— Плохо, что игру с «Локо» пропускаю. Хочется верить, что только одну.
— Ребята справятся, — сказал Лев Витаутович. — К «Кардиффу» придешь в себя, это главное.
Я скривился.
— То — просто товарищеский матч, «Титану» важно выйти в вышку, потому нельзя проигрывать, это критично!
— Ну, себе-то ты место в сборной обеспечил… Хотя когда вы думали только о себе? О стране, о друзьях, о ком угодно.
— Ну почему же, мне безумно жаль подарочные часы. Убил бы за них!
Витаутович хмыкнул.
Его слова засели в мозгу занозой. И ведь в прошлой жизни было так же: я отодвигал свои интересы на второй план. Или вторая жизнь — и есть те самые плюшки после смерти, которые обещает христианство? Но на рай не очень похоже, там по голове не бьют.
Лев Витаутович припарковался во дворе моего дома, кивнул на окно в кухне, где горел свет:
— Видишь, ждут тебя, не спят. Сам доберешься?
— Конечно. Если выпнули из больнички, значит, доберусь. Но в поликлинику завтра не пойду, просто поваляюсь, отлежусь, полечусь. Вы если придете, то после часу или пораньше, до двенадцати. Потому что другой визитер будет.
— Нина-то? Ладно, молчи. Завтра поговорим.
Когда я поднялся в квартиру, весь молодой состав «Титана» сидел за столом, только к парням прибавилась еще и Дарина, расположившаяся на диване напротив «плазмы». Зачем она пришла, я догадывался.
— Ну и напугал ты нас! — воскликнула она, вскакивая. — Это из-за меня, ж ты меня провожал! Знала бы… сама бы тебя проводила. — Она сжала кулаки.
— Есть какая информация по нападавшим? — спросил Клык.
Я пожал плечами, опускаясь на диван:
— По горячим следам взять их не получилось. Лев Витаутович будет держать в курсе.
Посыпались предположения, кому я мог помешать. И Жаба Васильева фигурировала, и просто гопники, и обиженные со времен беспредельных боев, и Лизкин новый кавалер, которому она обо мне небылиц нарассказывала — это предположила Дарина, опершаяся о стену. Потом все заметили, что нет именных часов, поднялся такой галдеж, что моя бедная голова начала пухнуть изнутри.
— Пацаны. Давайте завтра, а? Мне правда не очень. Каждый звук — как гвоздь в череп.
— Дай посмотрю, — Дарина присела ко мне на диван и принялась перебирать волосы, легонько касаться кожи.
— Эй, — возмутился Погосян, — что ты там увидишь, ему рентген делали или что там…
— Мика, угомонись, ты же нас благословил, — прервавшись, сказала Дарина.
Я чуть не застонал от досады. Мне сейчас хотелось одного — чтобы она не останавливалась. От ее пальцев шло живительное тепло. Появлялось ощущение, что я дома, в очаге рокочет огонь, и в мой уютный мир не просочится ничего плохое.
А потом вдруг раз — и больше нет тепла, ты голый на развилке, и ветер пробирает насквозь…
Дарина, слава богу, продолжила лечить мою голову, я закрыл глаза. Какой же это кайф, когда уходит боль, и под черепной коробкой будто начинает чесаться, хоть там и нет нервных окончаний.
Как меня сморило, я не заметил. Проснулся в темноте на диване в прихожей — никто не стал меня тревожить и перетаскивать в комнату.
Чуть подташнивало, кружилась голова, каждое движение давалось с трудом. Но с тем, что было, конечно, не сравнить. Я могу сесть, и меня не выворачивает! И встать могу. Спасибо тебе, Дарина! Бесценный ты человечек. Вспоминая ее волшебные пальчики, хотелось замурлыкать.
Это что же, все, кого она лечила, испытывали что-то подобное? Я ощутил укол ревности. Микроб, вон, после лечения говорил, что поухаживал бы за ней, хотя раньше она ему не нравилась… Надо понаблюдать, нет ли у ее дара темной стороны: привязывать тех, кого она лечит.
Желание спать победило адский голод, я взял из шкафа белье и вырубился тут же, в прихожей.
Выспаться не удалось, потому что началось движение: парни собирались на тренировку. Я подумал, что неплохо бы доспать, но проверил сообщения и обнаружил одно от Тирликаса: «Мы нашли след, и он ведет в Ростов».
Сон как рукой сняло.
Глава 21. Ростовский след
Кажется, я понял, кто подослал гопников и почему меня не добили: никто не желал мне смерти. Ну, разве что мысленно. Нужно было вывести меня из строя на предстоящий матч. Вот только логично было предположить, что это выгоднее всего новгородцам. Но раз Ростов…
Хотя слишком часто зацепки приводили не туда. Вдруг просто совпадения? Вдруг киллер просто из Ростова? Или вообще это ложный след.
Но если не ложный, то выходит, что ростовчане нас боятся, и хоть мы с ними уже отыграли, они теперь всеми силами пытаются не пустить нас на второе место в турнирной таблице, а это можно устроить единственным способом: не позволять нам выигрывать.
Что ж, Лев Витаутович расскажет, как все на самом деле. Закрывшись в нашей с Клыком комнате, я набрал Тирликаса. Он сбросил и ответил в сообщении: «Еду».
Ну и какой тут сон? В нормальном состоянии я бы ходил из угла в угол и не находил себе места, теперь же валялся кабачком. Но не упругим зелененьким на грядке, а вареным склизким и никуда не годным.
