Перекладываю штурвал:
– Есть, курс норд-ост, капитан!
– Зайдем на эскадру с севера. Плохо только, что натовских посудин там… Даже подлодка класса «Лос-Анджелес» крутится. Ориентировочное время подхода – около пяти утра. Поэтому я спать сейчас, потом ты передохнешь.
– Есть.
Командир отправился в каюту, а я, поглядывая на компас, предался обычному делу – размышлениям. Прорвемся или нет? В активе только скорость – броня заменена на обычное и достаточно тонкое железо покойным Шмутьке, кстати, отправленным вчера вместе с Возняком в Северное море. Врубив дизеля на полный ход, на сорока пяти узлах сделаем и подлодку, и любой эсминец. Но противопоставить артиллерии нечего.
* * *
Как выяснилось утром, противник богат не только артиллерией – снова, как и в сирийской пустыне, с неба бьет луч вертолетного прожектора. Но на этот раз им надо взять нас только живьем, что затруднительно в штормящем море.
– Курс ост!
– Есть!
Зачем понадобился разворот, понял сразу – против волны катер не валяет с борта на борт. Распахнув дверь рубки, командир с Кемалем выскакивают на палубу и открывают огонь из полицейских «хеклер-кохов». Прожектор мгновенно тухнет, на вертолете вспыхивают лишь навигационные огни да вышибают искры пули. Маловат калибр, и оружие слабое. Нам бы ПЗРК…
Но и пистолет-пулемет в умелых руках способен на многое. Одна из очередей влетела в выхлопной патрубок турбины, стальные осы впились в лопатки двигателя… Язык пламени из патрубка, вертолет резко теряет высоту, что становится фатальным. Пошла рыба кормиться. Успеваю только немного уйти влево.
– Курс зюйд!
Заскочившие назад, все мокрые от брызг, парни меняют магазины.
– Искандер, полный ход!
– Есть.
Пару часов назад Кемаль снял ограничитель, теперь рычаг уходит до упора заводского гнезда. Катер ощутимо наддал. Не знаю, выдержат ли дизеля, но каждый дополнительный узел дает нам шанс. Смотрю на показания радара. Ого! Что-то движение стало, как в Москве. Вот эти две засветки, стремящиеся пересечь курс, точно вражеские эсминцы. Поодаль еще несколько кораблей. А где наши?
С лязгом командир закрывает лобовые стекла железными заслонками:
– Будут слепить прожекторами. Искандер, давай я за штурвал.
На фиг. Адреналин и азарт гудят в крови, уверен – прорвусь.
– Отставить, командир! Справлюсь! Наших вызывай лучше, где они шарятся?!
Сквозь щели прорывается первый луч прожектора эсминца. Судя по показаниям радара, идет точно в лоб. И очень быстро идет. Мощный луч опять мазнул по рубке. Как его волна мотает! Не иначе, «Шеффилд». Плюнув на телеграфный ключ, командир шпарит кодовые фразы в микрофон. Впрочем, это уже не кодовая: «шнелльбот».
Так, внимание! Три румба влево… Ага, клюнул. Ждем, ждем… Прожектор бьет все ближе, махина надвигающегося эсминца ощущается уже физически. Теперь вправо. Есть! Разминулись впритирочку – мощной волной катер ощутимо отшвырнуло. Черт! От броска что-то разладилось в работе дизелей, рев засбоил.
– Сейчас!..
Ахмет рванул в машинное отделение.
Впереди две отметки – какой-то из ретивых быстроходных кораблей пришел на помощь второму засадному. А курсы-то у них пересекаются! Быстро прикидываю скорость, сбрасываю обороты.
– Искандер, ты что?!
– Спокойно!
Носовые прожектора уже двух кораблей шарят по рубке шнелльбота, но ребятишки слишком увлеклись. А теперь полный ход! Кемаль, молодчина, успел разобраться с неисправностью, дизеля отвечают слитным ревом. Наконец сообразив, что они сейчас войдут друг другу в скулы, противники меняют курс, стараясь разойтись. Очкуют, жить хочется. А вот нам…
Чуть переложив штурвал, влетаю в образовавшийся просвет. Жесткий скрежет по правому борту! Зацепил все-таки. Но ход не потерян, а на радаре появилась долгожданная отметка российского корабля. Курс на него. Проскочили?
Что-то сверкнуло в небе…
На этот раз вражеский командир решил не церемониться: обойдясь без прожектора, второй вертолет сразу открыл огонь. Очередь, пробив рваные дыры в стене рубки, отшвырнула назад Ахмета.
– Командир!..
Оглядываюсь: лежит у переборки, вокруг головы расползается черное пятно.
– Твари!
Штурвал влево, вправо… Пули уходят мимо, рвут металл корпуса, вроде опять сбоит дизель…
Игра с летающей смертью не могла продолжаться долго – длинная очередь стеганула по машинному отделению. Катер затрясли конвульсии разбитых дизелей. Кемаль!..
Всё, кранты. Автоматически блокирую штурвал, делаю шаг к поясу шахида… и страшный двойной удар прибивает меня к полу. Сквозь стремительно наваливающиеся боль и муть вижу в дырах бортовые огни вертолета.
– Чтоб ты сдох!
Мысль внезапно исполняется – на месте винтокрылой машины возникает огненный шар, но удивиться уже не успеваю…
Мы опять вместе: я, желающий уйти туда, к золотым искрам и теплому дыханию Всевышнего, из этой бесконечной пустыни ледяной боли, и тот, второй, не отпускающий, что-то желающий объяснить, помочь, утешить.
Не могу понять. Слова (мысли?) словно принадлежат нам обоим, будто одна память на двоих…
Наконец, после вечности безуспешных попыток, разбираю вопрос:
– …Бог или демон?
Нет, брат:
– Я – человек.
Что-то изменилось… Да, писк стал другим. Открываю глаза. Белая палата, приглушенное освещение, на стуле рядом с кроватью… Лариса. Глаза закрыты, дремлет. Хочу дотронуться до руки… и не могу пошевелиться. А что мешает дышать? Прозрачные трубки выходят из ноздрей и скрываются в недрах размеренно пикающей медицинской аппаратуры. М-да, нехило мне прилетело.
Почувствовав взгляд, женщина открывает глаза, наши взоры встречаются… Дрожит пухлая нижняя губка, по щеке сползает слеза. Улыбаясь сквозь слезы, Лара гладит безвольную кисть. Я вернулся.
Как выяснилось днем – не один. Открыв в очередной раз глаза, обнаруживаю Ахмета с забинтованной головой. Пытаюсь спросить, он понимает:
– Молчи, Искандер! Тебе рано еще… Жив наш Кемаль. В соседней палате, в корсете растянут. Позвоночник поврежден… Но врачи обещают – бегать будет, все починят. Ты сам выздоравливай, брат.
Наши тогда все-таки успели. Эскадренный миноносец, снесший ракетой вертолет, встал на пути «Шеффилда». Выдержал и удар «Гарпуна», а вот два ответных «Шторма» привели зарвавшегося лимонника к состоянию пускающего пузыри и вопящего «SOS» разбитого корыта. Своевременно оповестил желающих еще пострелять командир флагмана, четко и в понятных выражениях объяснивший, чем он сейчас уе…ет и кто будет посмертно виноват в применении ядерной боевой части. Герои резко повывелись. Тем временем, набирая воду и теряя ход, наш кораблик ткнулся носом в подошедшее госпитальное судно. Бывают чудеса. Чудо и то, что тяжело контуженный пулей командир сумел вытащить из машинного отделения Кемаля и перевязать меня.
Через три месяца, опираясь на трость, в компании Лары и Ахмета прогуливаюсь по Красной площади. Кемаль тоже пошел на поправку, но ему еще предстоит очередная операция по извлечению спиц. Прошел трудный визит заплаканной жены (правду ей, естественно, Илья Юрьевич не открыл) и не менее трудный разговор с Ларисой. Ее женская логика – это что-то:
– Будешь теперь, как все нормальные мужики, с любовницей!
Сказала, как отрезала. М-да. Молодой, красивой и в Москве. В общем, попал.
Улыбаясь, командир вытащил из внутреннего кармана куртки газету:
– Искандер, ты это оценишь.
На цветной фотографии – известная всему миру башня с часами. Устояла, но от световой вспышки циферблат и стрелки потекли, а потом застыли, навсегда запечатлев новое, ядерное террористическое время.
– Да, Биг-Бен жалко.
– Что?
– Биг-Бен, говорю, жалко, Лара. Очень красивая башня была.
– Лонг-Том, Саша. Это, на фотографии, Лонг-Том.
Ледяная игла кольнула в позвоночник. Чувствуя расползающийся холод, вздыхаю, стараясь успокоить чувства, поднимаю глаза. В ярких лучах солнца на кремлевских башнях сияют…
Нет, это еще ничего не значит. Может быть, пока я валялся в госпитале…
– Лара, когда заменили звезды на орлов?
– Не помнишь? В девяносто третьем. Столько денег на них ушло… Саша?..
В голове словно расходится плотный занавес, открывая родную память и отделяя память того, в чьем теле я сейчас нахожусь.
– Это не мой мир.
– Что?!
– В моем мире на кремлевских башнях звезды, часы называются Биг-Бен, а новая штаб-квартира ГРУ расположена на Хорошевском шоссе.
– Искандер?!
– Саша?!
Расползающийся, вызывающий онемение холод захватил все тело. Кренюсь, чуть не падая, роняю трость, Ахмет и Лара успевают поддержать. Язык уже отказывает, но договариваю:
– А еще мою жену там зовут Лариса…
Мягкая теплая ладонь подхватывает и увлекает в безвременье, к волшебному танцу золотых искр. Какой-то миг вижу три удаляющиеся фигурки, потрясение и изумление на лице того, в чьем теле жил несколько месяцев, – двойника из невероятно похожего, но чужого мира…
