К его великой радости, сильного удара не последовало. Осторожно, осторожно, стараясь не вызвать нового толчка и не привлечь внимания окружающих, Йорген развернул рогожу. Зачем? Он и сам толком не знал, просто любопытство разобрало: чего вдруг артефакт задергался? Но тот смирно лежал у него на коленях, испуская зловещий красный свет — как все последние дни. Ничего необычного. Словно желая убедиться в отсутствии странностей, Йорген опасливо дотронулся пальцем до древка… И в этот миг будто волна приятного, ласкового тепла прокатилась по всему его телу. Колдовской шар последний раз полыхнул огнем — и потух. А секунду спустя осветился вновь, но уже не кроваво-красным, а нежно-жемчужным, с переливами…
Прошло еще сколько-то времени, прежде чем Йорген осознал: у него больше не болит ничего! Ни отбитые ребра, ни шишка на затылке, ни та деликатная часть тела, которая за время отдыха успела отвыкнуть от седла. Он был здоров, бодр и голоден! Какой еще лекарь?! Не надо никакого лекаря! В путь, в путь немедленно, к чему терять драгоценное время? Вот только ветчину быстренько доест — и вперед!
Надо сказать, перемена, случившаяся с Йоргеном, напугала Кальпурция куда больше, чем предшествующее ей недомогание. Он счел ее опасной формой нервного расстройства и хотел уже звать людей. Пришлось открыть ему причину чудесного исцеления.
— Ты уверен? — Настроившийся на худшее Кальпурций не мог так быстро успокоиться. — Тебе не почудилось?
— Суди сам! — Йорген продемонстрировал ему жезл. — Видишь, цвет поменялся? И спина не болит.
— Так-то оно так, — покачал головой силониец, — но, друг мой, ты уверен, что эта перемена к добру?
— Откуда же мне знать? — пожал плечами ланцтрегер. — Колдовство — дело темное и непредсказуемое. В данный момент оно пошло мне на пользу — спасибо и на том. А что будет дальше, посмотрим… И вообще, нужно поскорее найти человека, сведущего в тайных искусствах. Мне надоело действовать наугад!
… — Друг мой, не обижайся, но я должен сказать тебе одну вещь… — начал Кальпурций издалека, ему было неловко.
Минуло семь дней, как они покинули Аквинару, три больших города остались позади, а мудрого совета им так и не удалось испросить. Ни один из магов, практикующих в тех городах, сына судии почему-то не устраивал. То слишком молод, то слишком стар, то вид недостаточно мудрый или слава недостаточно добрая…
На самом деле это были лишь отговорки. Другая причина влекла его прочь от их дверей, и назвать ее другу он никак не решался. Но вот они въехали в Лезию — последний крупный город на пути к границе, — и тянуть дальше стало невозможно. Йорген, хоть и отличался характером легким и снисходительным, уже начинал раздражаться: «Один тебе нехорош, другой нехорош! Так мы никогда не узнаем правды. Ты бежишь от колдунов, как шторб от осины! В чем дело, ответь?»
И Кальпурций решился:
— Понимаешь, я подумал… Подумалось мне вдруг… То есть не вдруг, а тогда еще…
— Ну же, говори, не тяни! Ты меня, право, пугаешь! Что тебе подумалось?
— Видишь ли, мой отец… Он ведь не последний человек в нашей стране…
— Знаю. Третье лицо в империи после самого императора и кого-то там еще. Дальше.
— …Имя его известно далеко за пределами Аквинары… Оно… как бы это выразиться? Оно служит символом правосудия, поэтому никто из представителей нашей семьи, нашего славного рода Тииллов, не смеет бросить на него даже малейшую тень… Ты меня понимаешь?
— Нет! — выпалил Йорген от души. — Решительно не понимаю! Ты говоришь так, будто мы собрались не совета у колдуна просить, а по меньшей мере связать его и ограбить!
Представитель славного рода с досадой махнул рукой:
— Ах, ну при чем здесь грабеж, когда о Тьме речь идет! Разве хорошо, если по стране пойдут слухи, что наследник судии Вертиция Тиилла имеет связь с силами зла?!
— В смысле со мной, что ли? — уточнил Йорген очень спокойно.
Слова друга его нисколько не задели, зря тот переживал. Напротив, он был даже доволен, что Кальпурций наконец воспринял его собственные опасения всерьез. Но тот поспешил загладить воображаемую неловкость:
— Ну почему непременно с тобой? А книга, а колдовской жезл? Откуда нам знать, что ни один из этих артефактов не принадлежит Тьме?!
— Верно, — согласился ланцтрегер. — Один из двух обязательно должен ей принадлежать!
— Обязательно?!
— Конечно! Суди сам. Книга меня покалечила, жезл исцелил. В зависимости от того, что именно являю собой я, один из этих предметов темный, другой светлый… И знаешь, что-то я не слышал прежде, чтобы светлая магия поддерживалась пролитой кровью. Тогда, во время сражения, жезл впитал много силы, которую затем отдал мне… Ох, чует мое сердце, без Тьмы тут не обошлось! — Йорген совсем загрустил. — Действительно, зря ты со мной связался… Может, лучше…
— Прекрати! — оборвал Кальпурций жестко. — Мы беремся судить о вещах, в которых ровным счетом ничего не смыслим! Единственное, о чем я хотел просить, — это не обращаться к магам нашим, силонийским, а сделать это, как только покинем границы империи! И хочу, чтобы ты понял одно. Принадлежишь Тьме ты лично или не принадлежишь — мне все равно! Ты мой друг, я обязан тебе жизнью и свободой. И если будет нужно, я готов об этом хоть с трибуны сената заявить, хоть на рыночной площади прокричать…
— Не надо! — испуганно перебил Йорген. Слова Кальпурция звучали столь решительно, что ланцтрегеру показалось, будто тот намерен сию же минуту привести их в исполнение. Разумеется, трибуны сената он в Лезии не нашел бы, зато рыночная площадь имелась, именно на ней и происходил весь разговор — кричи сколько угодно! — Не будем ничего объявлять, пока в том нет нужды! Лучше поспешим в путь, до вечера еще далеко.
…За спиной садилось солнце, тонуло в розовых облаках. Впереди вырастала мрачная громада Ифийского хребта, и небо над ним было уже совсем темным, ночным, и бледный серпик молодого месяца уже показался над вершинами гор. Пыльная дорога стрелой пролегла по предгорной равнине, и два всадника на отличных скакунах знаменитой гартской породы мчались по ней к востоку. Больше в округе на множество лиг не было ни одной живой души.
Дорога совсем обезлюдела за последнее десятилетие. Прежде по ней шли вереницами караваны из Степного Гарта, Вашаншара, земель Со… Но Тьма изменила привычные торговые маршруты, вынудила и закоренелых степняков, и обитателей недр Альтберга возить товар морем. И старый Лезийский тракт стал никому не нужен. Дождь и ветер разрушали его, и некому было чинить. Пост пограничной стражи у перевала Далигалы был снят уже лет пять как. Обитатели маленьких придорожных сел, живших мелкой торговлей, разведением коз и сыроделием, постепенно ушли на запад, подальше от опасного соседства с ифийскими разбойниками, поближе к плодородным землям центральной Силонии. Восточные предгорья империи, и в старые-то времена небогатые из-за скудости своих каменистых почв, пришли в полнейшее запустение. Хорошо, если раз в месяц проезжал по дороге случайный путник, а то бывало и реже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
