— Очень чутко с твоей стороны.
— Жарко, трудно работать, да? — Она подхватила одну из его папок и принялась теперь обмахиваться ею, как веером.
Листок вырвался и осел на пол.
— Увы, над погодой я не властен, — сказал он, поднимая выпавший листок и забирая папку у нее из рук.
— А мне делать нечего. Все уже в духовке стоит.
— Угу, — отозвался он.
Джеймс составлял записку, где перечислял действия для предотвращения разворовывания художественной галереи, потом перекинулся на кражу армейского кинопроектора.
— Почему б тебе не устроить сиесту?
— Отличная мысль! — воскликнула она, просияв. — А тебе?
— Я, к сожалению, не могу.
Джеймс просматривал докладную на солдата, за пять тысяч лир согласившегося не реквизировать у богатых итальянцев их автомобиль. «Считаю нужным подвергнуть аресту», подписал он внизу.
— Какой ты деловой, все воюешь и воюешь.
— Воюю.
— С какими, должно быть, важными военными тайнами ты все время связан. Расскажи, что у тебя сегодня? Новый план наступления? Или читаешь какое-то важное воззвание Гитлера?
— Ничего интересного, — буркнул Джеймс. — Но надо это все закончить.
Она еще немного постояла, глядя на него.
— Пойду, может, ванну приму.
— Отличная идея.
— Постучи, если захочешь войти.
Ванна находилась в кухне, так что уединенность была минимальная.
— Не волнуйся. Похоже, я с этим еще сколько-то здесь проторчу.
Через несколько мгновений раздалось шлепанье босых ног к двери, затем послышался звук бегущей воды.
Минут пять длилось затишье, потом из ванны донеслось ее пение. Джеймс пытался не слушать, но это было невозможно. Он вздохнул, поднялся и пошел взглянуть, что там. Дверь в кухню была не заперта. Ливия сидела в ванне, почти полностью покрытая водой, только груди и коленки выглядывали, и разливалась соловьем. Он постоял с минуту, посмотрел, прикрыл дверь, вернулся в свой кабинет и дверь также прикрыл.
На этот раз было тихо почти десять минут. Затем без всякого предупреждения его дверь внезапно распахнулась. В проеме показалась рука. Он лишь успел разглядеть, что рука принадлежит Ливии и что в этой руке что-то маленькое, круглое и красное, прежде чем рука метнула этот красный предмет в его письменный стол. Очень спелый помидор взорвался прямо на разложенных бумагах.
— Какого дья… — начал было он, тут вторая рука запустила очередным помидором ему прямо в грудь, и тот размазался прямо по его кителю.
— Ах ты, чертова телка! — в ярости взревел Джеймс.
Из-за двери послышалось хихиканье:
— Воюешь, так вот тебе!
Она умчалась, дверь кухни с грохотом захлопнулась.
Вздохнув, он оглядел испорченные документы и форму, потом принялся вытирать носовым платком измазанные листы. Тут дверь отворилась снова. Он в негодовании повернулся в ту сторону, и очередной помидор засветил ему прямо в лоб.
— Ну, погоди! — распалился он, припуская за ней в кухню.
В подхваченном подоле платья у Ливии оказалось полдюжины помидоров.
— Это возмутительно! — рявкнул он.
Она швырнула в него помидором, но он на полпути поймал его рукой. Запустила еще один, он поймал и очередной. Проделав все довольно ловко, отметил, что это ее несколько изумило.
— Надеюсь, ты усвоила, — сказал он жестко, — что лучший в Аппингеме защитник крикетных ворот, номер одиннадцатый, способен пресечь твои дурацкие фокусы.
— Ага, руки-то у тебя теперь заняты! — И она метнула очередной помидор.
Этот угодил ему прямо в грудь.
Джеймс запустил в нее помидором из правой руки. Тот взорвался у нее на плече.
— А-а-а! — завопила она.
— Так тебе и надо.
Он швырнул помидором из левой. Этот тоже плюхнулся прямо в цель.
Очередной ее помидор в него не попал и благополучно шмякнулся об стенку, глаза Ливии мстительно вспыхнули. С возмущенным криком она кинулась на него, помидоры в ее подоле, расплющившись между ними, облепили обоих красной жижей. Джеймс, ухватив Ливию за запястья, заломил ей руки за спину, как вдруг она поцеловала его, и весь пыл потасовки перешел уже в нечто совсем иное. Она впивалась ему в губы острыми зубками, ее руки блуждали у него под рубашкой, царапая и гладя его тело, и вот уже его руки тянули вверх ее платье. Она оторвалась от его губ, успев произнести только:
— Да, Джеймс, сейчас! — И платье скользнуло через голову на пол.
Под платьем на ней ничего не оказалось, кожа все еще была влажная после ванны. Ее пальцы потянулись к пуговицам его брюк. И тут она направила его прямо внутрь себя — он погрузился так тепло, так непринужденно, как пальцами в оливковое масло. И приостановился, смакуя этот миг, а она, улыбнувшись, подняла руки, скользнув ими ему за шею. Лениво подняла одну ногу, обхватила ею его сзади, возбудив новую россыпь сладких ощущений.
— Ну вот… — радостно проурчала она, подставляя губы для очередного поцелуя.
Из соседней комнаты раздался нетерпеливый оклик:
— Гулд!
— Твою м…! — буркнул Джеймс. — Это мое начальство, чтоб его… — Высвободившись от нее, схватился за брюки. — Ах ты!..
Ливия прыснула.
— Ничего смешного! — прошипел он.
— Погоди, я счищу… Или нет… хватай полотенце. Пусть думает, что ты принимаешь ванну.
Она озирала полотенце, пока он в него оборачивался:
— Хотя, пожалуй, спереди слишком выпирает…
Майор Хеткот желал обсудить весьма сложную, а, по мнению Джеймса, ужасно нудную, ситуацию, связанную с размещением офицеров управления. Джеймс, старался изо всех сил ускорить беседу, все это время пытаясь как-то скрыть следы помидора на своем письменном столе, но к тому моменту, когда он вернулся в кухню, к ужину уже начал собираться народ. Хоррис тянул бесконечный сюжет про девятилетнего итальянского мальчишку, который был пойман с поличным, умыкнув забитый сигаретами грузовичок. Поймав страдальческий взгляд Джеймса, Ливия беспомощно развела руками:
— Не поможете мне смолоть перец, капитан Гулд?
Джеймс вынул пестик со ступкой. Стуча тяжелы каменным пестиком по ступке, он испытывал искупительное удовлетворение, видя, как перчинки расплющиваются под его ударом. Бах… бах… бах!
— Полегче, — шепнула Ливия, проходя мимо на пути к плите. — Так и убить можно.
Не отвечая, он принялся молотить пестиком еще сильней.
— Нет, — сказала она, кладя поверх его руки свою руку. — Надо не бить перец, а толочь. Вот так. Медленней и легче. — Она убрала руку и некоторое время следила за его движениями. — Ага, теперь, пожалуй, отчасти ухватил.
Он прочел в ее глазах скрытую лукавую усмешку.
И уже позже, когда он сидел за ужином, его осенило, что теперь он уже фактически не девственник. Хотя особой значительности момента он не ощутил.
Глава 36
Джеймс брился, когда к нему явился этот сейсмолог. Вернее, пытался бриться: водоснабжение, вечно нерегулярное, похоже, снова отказывало, а редкое капанье ржавых капель из крана совершенно не покрывало его потребностей. Он принялся с раздражением вытирать намыленные щеки. Правда, для того, чтобы иметь основание бриться, поросли у него было явно недостаточно, и это по-прежнему раздражало, — но, к его изумлению, Ливии определенно нравились его гладкие лицо и торс, она с явным восторгом гладила его грудь и спину.
При мысли о Ливии ему сделалось еще более не по себе. Она уехала навестить родных на несколько дней. Он бы и сам с радостью отправился вместе с нею, но в Неаполе сложилась слишком напряженная обстановка, и отлучиться сейчас он никак не мог. По крайней мере, там, вдали от бомбежек, ей будет безопасней, чем здесь. Прошлой ночью был особенно неприятный налет, и Джеймс страдал от бессонницы, не говоря уж об отсутствии Ливии и ее кухни.
В дверь туалетной постучали, дверь приоткрылась, просунулась голова Карло.
— Тут один профессор хочет с вами поговорить. Его имя Боми. Кажется, он все знает про землетрясения. Отослать?
— Нет, я приму его, — бросил Джеймс, вытирая руки полотенцем. — Проводите в кабинет, пожалуйста.
Пожалуй, не вредно иметь представление, когда, наконец, перестанет трясти. Судя по всему, неаполитанцев это не очень трогает, но все это весьма тревожно для военных, потому что никогда точно не знаешь, то ли это землетрясение, то ли первые признаки немецкого авианалета.
Профессор Боми, невысокий, солидного вида человек, пребывал в несколько взвинченном состоянии. Первоначально, пояснил Боми, он попытался встретиться с командиром авиаполка в Терциньо, но вместо этого был направлен к заведующему продовольственным складом в Черкола, который в свою очередь переадресовал его в управление союзной военной администрации оккупированных территорий, откуда его посылали еще в десяток разных ведомств, ни одно из которых не проявило ни малейшего интереса к тому, что он стремился им сообщить.
