Зрители испытали такое же ощущение, и пресса в очередной раз сурово отозвалась о новом опусе Дюпейрона — «сублимированном эрзаце» романа, «тревожного, захватывающего, ужасающего, нежного, жестокого, а главное, смущающего своими истинами, выловленными, точно черные жемчужины, из глубин бессознательного». Критик прикончил картину, говоря о трупах, которыми усеян фильм: «В “Машине” Беллетто убийства клинические, почти стильные, насилие — влажное и чувственное. В “Машине” Дюпейрона в двух сценах вспарывания живота чувство такое, что стоишь за прилавком перевозбужденного мясника. За “прекрасно срежиссированными моментами” обращайтесь в мясной ряд».
Не пощадили и исполнителей главных ролей: «Жерар Депардьё в трех ипостасях расходует понапрасну свой дар убеждения; его игра, по сути, сводится к представлению этюдов на выпускном вечере в театральном училище (а ну-ка, Жерар, изобрази нам зажиточного интеллигента, сумасшедшего убийцу, перепуганного ребенка). Перед таким напором Дидье Бурдон растерял все ориентиры, чтобы вылепить доставшуюся ему симметричную роль». Натали Бай, снявшаяся в роли супруги, олицетворяющей собой «нормальность», «лучше всего выглядит в этом амплуа, в котором, правда, довольно долго упражнялась».
Певица и актриса Ванесса Паради упражнялась меньше, но и не была новичком к началу съемок «Элизы» Жана Беккера, где тоже снимался Депардьё. Шестью годами раньше она не осталась незамеченной, сыграв в фильме Жан-Клода Бриссо «Белая свадьба».
Подыскивая натуру для фильма, в котором девочка-подросток отправляется на поиски своего отца, виновного в трагической смерти ее матери, Беккер остановил свой выбор на острове Сен. Депардьё выбор одобрил: ему пришлись по душе и царящий там покой, и кафе-ресторан «У Брижитт», где собирались в обед актеры и члены киногруппы. Минуты отдыха актер чаще всего делил со своей юной партнершей Ванессой Паради, чья игра в «Элизе» стала вторым приятным сюрпризом и для публики, и для критики. В этой роли она предстала одновременно напористой, волнующей и светлой. Что же касается ее старшего товарища по актерскому цеху, то одни назвали его игру средней, а другие были просто разочарованы. Правда, Депардьё, играющий композитора одной песни — а именно песни «Элиза» (поклон Сержу Гензбуру), — появляется только во второй половине фильма. Коллеги задавались вопросом: актер лишился благодати? Утратил веру в свое трудное и требовательное ремесло из-за сложностей на личном фронте, ухода из жизни нескольких друзей, упадка сил? Когда возникают такие вопросы, лучше послушать самого человека, особенно когда он с редкой прозорливостью говорит о смысле существования актерской профессии: «Это невероятная профессия; подумать только, чем только мы бы могли заниматься в жизни, которая в определенный момент неизбежно погрузила бы нас в скуку, в рутину. Такое может случиться. Можно пресытиться съемками, но для меня это пресыщение редко длится больше двух суток. Мне снова начинает хотеться чего-то другого, и когда это возникает, я сразу уезжаю, путешествую…»
Так и вышло: сразу после «Элизы» актер снялся в фильме «Между ангелом и бесом» режиссера Жан-Мари Пуаре, проснувшегося знаменитым после «Пришельцев». В сценарии, написанном в соавторстве с Кристианом Клавье (партнером Депардьё), говорилось о приключениях владельца элитного стриптиз-клуба Антуана Карко. Его лучший друг и сослуживец убит мафией в Гонконге; связанный обещанием помочь, Антуан первым же рейсом отправляется туда, чтобы забрать пятилетнего сына товарища, а заодно и его кубышку, за которой гоняется мафия. Чтобы довести до конца это опасное дело, Антуан обращается за помощью к священнику, находящемуся в Китае с группой бойскаутов. И всё было бы к лучшему в этом лучшем из миров, если бы за двумя героями, помимо неумолимой китайской мафии, не следовали по пятам еще и их ангелы-хранители, олицетворение их подсознательного (ангел для Антуана — Депардьё и бес для священника — Клавье). Такая ситуация привела к целому потоку забавных ситуаций и гэгов — к великой радости миллионов зрителей, посмотревших эту комедию, которую (для разнообразия) почти единодушно расхвалила и критика.
«Жан-Мари Пуаре сумел снять превосходную комедию, которая одновременно и первоклассный боевик, — писал журнал «Пуэн». — Он ввел огромного, невероятного, неутомимого Депардьё в образ подвижного и современного супер-де Фюнеса, измывающегося над отцом Тареном, которого играет Клавье — нечто среднее между Фернанделем из “Дон Камильо” и Бурвилем из “Разини”. Оба превосходны, великолепны, заразительны, и все же пальму первенства следует отдать Жерару Депардьё, который еще дальше, чем у Вебера, углубился в деликатную область фарса без единой фальшивой ноты, ложного шага. Невероятно, но факт: у нашей национальной звезды есть еще и комический талант, о котором мы даже не подозревали».
К хору похвал примешался лишь один строгий голос — фундаменталиста аббата Лагери, выступившего от лица горстки пламенных католиков: «Если вокруг кого-то и увивается бес, то скорее вокруг режиссеров! Из-за образа, популяризованного в фильмах и средствах массовой информации, люди уже даже не могут себе представить настоящих священников! А я говорю вам, что они есть и что это тоже красиво, трогательно и благородно! А когда начинается кривлянье, я говорю: “Хватит, баста! Хотите посмеяться — смейтесь над чем-нибудь другим!”».
Но французы и не думали следовать его совету. В первый же день показа фильм посмотрели 37 680 зрителей (картина демонстрировалась в 516 кинозалах), а за несколько недель парочка Клавье — Депардьё обеспечила просто феноменальные сборы. Руководство студии «Гомон» и продюсер Ален Терзиан потирали руки. Побьет ли новый фильм рекорд «Пришельцев», имевших самый большой кассовый успех во французском кино за последние двадцать лет, — 14 миллионов зрителей? Этого не случилось. Хотя на картину Пуаре зрители шли толпами, в конечном счете результат оказался вдвое хуже, чем у похождений средневекового рыцаря и его слуги в XX веке — шесть миллионов купленных билетов; зато рейтинг популярности Депардьё достиг своего зенита.
Сыграть двух персонажей в одном фильме, как это было в картине «Между ангелом и бесом», — без всякого сомнения, актерское достижение. Впрочем, Депардьё это было не впервой, он уже давно привык к двойным ролям — «Барокко», «Увы мне», «Простая формальность», «Машина»… Откуда это пристрастие к двуликости? Хотел ли этого сам Депардьё для поддержания имиджа? Или его уже трудно было вместить в узкие рамки «одиночного» персонажа? Возможно, справедливо и то и другое. Как заметил один кинокритик, «развитие карьеры актера за океаном можно рассматривать как еще одну попытку расширить свой творческий диапазон».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
