теми, которые кажутся ему потрясающими.
– Понятно… Во сколько вы расстались?
– Примерно в пять.
– В пять пополудни? – уточнил Феликс.
– Ну, да, – протянул толстячок, удивлённый удивлением оперативника. – А что не так?
– Вы сказали, что встретились позавтракать.
– У творческих людей утро начинается часа в два дня, – объяснил Марк Анатольевич. И снова потёр руки. – Таков их удел – творить, невзирая на время.
– Теперь понятно. С тех пор вы больше не виделись?
– Нет.
– И не созванивались?
– Нет.
– Вас это не насторожило?
– Во время встречи Тоша предупредил, что собирается отдохнуть.
– Что это значит?
– Небольшой загул.
– В понедельник вечером? – изумился Колыванов. – Выходные же только что были.
– К творческим людям подобные желания приходят непредсказуемо, – вздохнул Марк Анатольевич. – К тому же Тоша очень плотно работал три предыдущие недели…
«Создавал задел на следующие две, – понял Феликс. – Прагматично».
– Не выбился из графика, а даже опередил его, поэтому я не стал возражать. А даже если бы и стал – это ничего бы не изменило. Когда Тоша собирается «отдыхать» – его никто и ничто не способно остановить.
– У Платона Викторовича есть шофёр?
– Водитель Тоши сейчас в отпуске.
«Так совпало!»
– Как долго обычно продолжается «отдых»?
– По-разному, от пяти дней до двух недель. В этот раз Тоша написал, что уезжает на две недели. У меня сохранилась переписка в мессенджере, можно уточнить…
– Обязательно уточним, но чуть позже, – сказал Вербин, чем помешал разговорившемуся толстяку достать телефон.
– Он всегда во время «отдыха» отключает связь? – чуть резче, чем следовало, спросил Колыванов.
– Часто. – Марк Анатольевич выразительно посмотрел на Гену, но замечания делать не стал. – Но бывает, что иногда Тоша проверяет сообщения, даже отвечает на них, если есть настроение и желание, иногда просто проверяет, не отвечая даже на самые важные, иногда на связи постоянно. Но последнее – очень редко. Тоша едет на «отдых» не для того, чтобы работать.
– Спасибо. – Вербин повернулся к домработнице: – Маша, скажите, когда вы видели Платона Викторовича в последний раз?
– В прошлый понедельник, одиннадцатого июля. – Всхлипывать домработница давно перестала и на вопрос ответила настолько чётко, что Феликс слегка оторопел. – Я убираюсь по понедельникам и четвергам и пришла в квартиру к двум часам дня – Платон Викторович как раз собирался на встречу с Марком Анатольевичем.
– Больше вы не виделись?
– Нет. Когда я уходила, он ещё не вернулся.
– У вас свои ключи?
– Конечно.
– Платон Викторович говорил, что собирается уехать на «отдых»?
– Платон Викторович никогда не ставит меня в известность заранее. Или пишет потом в мессенджере, или мне рассказывает Марк Анатольевич. На этот раз он написал.
Домработница заранее приготовила телефон и показала Феликсу экран: «Меня не будет недели две».
– Но в четверг вы приходили?
– Конечно – это моя работа. – Маша помолчала. – В четверг я не стала готовить, но убрала квартиру. И в этот понедельник – тоже. И сегодня собиралась, но мне позвонил Марк Анатольевич и сообщил, что предстоит встреча с вами.
– Когда мы поднимемся в квартиру, пожалуйста, осмотритесь очень внимательно и скажите, не изменилось ли что-либо после вашей последней уборки, хорошо? И самое главное, нас интересует, какие вещи Платон Викторович взял с собой.
– Никакие, – тут же ответила домработница. – Я ещё в четверг обратила внимание, что Платон Викторович уехал на «отдых» в том, что было на нём надето.
– И вы никому об этом не сказали?
– Такое уже случалось.
«Ах, да – творческая личность!»
– Тогда просто проверьте изменения.
– Хорошо.
Вербин вновь повернулся к толстячку:
– У Платона Викторовича есть другие квартиры? Загородный дом?
– Тоша владеет ещё тремя квартирами, но их он сдаёт. Есть дом на Рублёвском шоссе. Это его вторая резиденция, в которой он проводит примерно столько же времени, сколько здесь.
– Не подходит, – очень-очень тихо, только для Вербина, произнёс Колыванов. – Вся Рублёвка плотно контролируется. Не подходит.
– И ещё один дом ему достался от родителей, но он очень далеко от Москвы, на Оке, – продолжил Марк Анатольевич. – Его Тоша тоже сдаёт.
– А где именно на Оке? – мгновенно среагировал Феликс.
– Я там ни разу не был, – развёл руками толстячок. – Надо у бухгалтера спросить, она ведёт дела Тоши и всё знает о его недвижимости.
– В кабинете Платона Викторовича есть шкатулка с ключами, – сообщила домработница. – Они подписаны.
Оперативники переглянулись.
– Тогда давайте поднимемся в квартиру.
* * *
В своей новой жизни Криденс никогда не позволяла себе лениться. Оставаться в кровати не потому, что сильно устала, а потому, что не было желания подниматься. То есть желание подниматься периодически отсутствовало, но Криденс всегда заставляла себя собраться и встать. Но не сегодня. Сегодня девушку хватило только на важное: она покормила Феликса завтраком, хотя он и сказал, что справится сам, и действительно мог бы справиться, проводила и вернулась в постель. Будильник ставить не стала, решив поспать столько, сколько захочется, и проснулась в час дня, на час позже, чем должна была оказаться в «Небесах». Но и сейчас торопиться в бар не стала. Приняла душ, сделала кофе – есть совсем не хотелось – и вышла на балкон в лёгком халатике и с чашкой в руке. Балкон выходил на северную сторону, подул лёгкий ветерок, и Криденс с наслаждением вдыхала пусть и городской, но настоящий, не кондиционированный воздух.
В целом было хорошо: она отлично выспалась, отдохнула, чувствовала себя свежей и совершенно спокойной. На удивление спокойной, как будто неожиданная встреча с чёрной собакой сначала вывела её на пик переживаний, а затем стёрла их, как сильный дождь смывает с лобового стекла дорожную пыль. Криденс крепко и спокойно спала, причём уснула без таблеток или алкоголя, и сейчас не испытывала никакого волнения.
«Может, привыкла и перестала ощущать давление? В конце концов, невозможно вечно жить в стрессе».
Напряжение последних дней вырвалось наружу короткой истерической вспышкой: вбежав в «Небеса», девушка тут же оказалась в объятиях Вербина, попыталась вырваться, но когда поняла, что держит её Феликс, замерла и разрыдалась. В голос. В крик. Не отвечая на вопросы «Что случилось?». Ничего не говоря – только крича. А потом – похныкивая, затихая. А потом – прижавшись к Вербину всем телом, чувствуя его силу и успокаиваясь.
Теперь, возможно, напряжение снова начнёт накапливаться, и через какое-то время случится новая вспышка, но пока можно наслаждаться долгожданным спокойствием.
«Но почему так получилось? Почему появление большой чёрной собаки взорвало накопленное?»
А через мгновение Криденс догадалась почему. И едва не выронила чашку. Чертыхнулась, расплескав горячий и чёрный кофе, но улыбнулась, поняв, что пальцы ослабели не от страха или ужаса, а от неожиданности. От того, что догадка поразила до глубины души.
«Я успокоилась, потому что собака была настоящей. Она мне не почудилась, она была настоящей, и это очень-очень хорошо…»
///
Вербин спросил, что её так напугало. Спросил сразу же, ещё в «Небесах», прижимая к себе и чувствуя, как девушка медленно затихает в его объятиях. Спросил, когда понял, что она точно услышит. Кри ответила после долгой паузы, во время которой Феликс терпеливо ждал. Поцеловала мужчину в шею и сказала, что расскажет дома. И сдержала слово, но, опять же, после паузы. Полежала в ванне, окончательно расслабившись в тёплой воде, когда вышла – Феликс сделал чай с мятой, причём сделал так, чтобы он успел немного остыть, и устроившаяся в кровати девушка негромко рассказала:
– Когда мне было восемь, мы с родителями поехали к деду Егору – нашему дальнему родственнику, который жил на хуторе, на самом краю Смоленской области. В большом лесу, совсем рядом с белорусской границей. Мы поехали в две семьи, на двух машинах: папа позвал с собой друга – дядю Колю, а дед Егор не был против – и нам спокойнее в дороге, и ему веселее. – Кри улыбнулась. – Поездка получилась замечательной: жаркое лето, прохладный лес, в котором как раз полезли грибы, речка неподалёку, каждое утро парное молоко – у деда Егора было несколько коров… Когда я вспоминаю те дни, я улыбаюсь, но в последний из них, точнее, в последний вечер… – Девушка сделала большой глоток чая, некоторое время смотрела на кружку, словно раздумывая, не допить ли её залпом, после чего продолжила: – У деда Егора был здоровенный цепной пёс – чёрная немецкая овчарка по кличке Принц. Очень злой. Не агрессивный, а злой. Дед сразу сказал, что пёс спокойный, но подходить к нему ни в коем случае нельзя – нападёт без предупреждения. Его даже жена деда Егора побаивалась, хотя она его кормила, – Принц признавал только одного хозяина, остальных или терпел, или атаковал. Нас ему было велено терпеть, и он старался: не лаял, не рычал, обходился без злобных взглядов… нас для него не существовало.
– И ты решила с ним подружиться? – спросил Вербин.
И ошибся.
– Я его очень боялась, – ответила Криденс. – Старалась не показывать виду, но боялась. И все дети боялись – у дяди Коли их было
