– Напротив, Элли, любовь моя, – весело возразил он. – Я журналист, и моя работа – быть там, где происходит что-то важное. А сейчас больше всего событий происходит в Центральной Америке.
Она в отчаянии смотрела на него, прекрасно сознавая, что невозможно заставить Митча переменить решение.
– Ты хочешь; чтобы тебя убили.
– Ничего не случится. – Улыбка его исчезла, он взял обе ее руки в свои и посмотрел прямо в глаза. – Знаешь, по-моему, я с самого начала понимал, что у нас с тобой ничего не выйдет, – признался он. – Но я так любил тебя и так чертовски хотел тебя, что просто отметал все несходство между нами.
– Я тоже, – ласково проговорила Эланна.
– Знаешь, что больше всего меня печалит?
– Что? – Глаза ее вдруг заволокло влагой. Слезы, которые так долго удавалось сдерживать, покатились по щекам, словно сверкающие алмазы.
Митч нежно смахнул их большим пальцем и почувствовал, как и его глаза подозрительно повлажнели.
– У нас не будет возможности вместе стареть.
– Ты никогда не начнешь стареть. – Потрясенная Эланна почти улыбнулась сквозь слезы, возражая ему. Теперь она точно знала, что испытывала Венди из сказки о Питере Пене, отправляя его в страну вечного детства, а сама оставаясь на Земле. – Потому что ты не хочешь взрослеть.
Митч не собирался отрицать то, о чем часто думал сам.
– Наверно, ты права. – Ему так хотелось поцеловать ее, взять на руки и никогда не выпускать, что он отступил на шаг. – Поскольку мне завтра уезжать, то, по-моему, лучше, если я проведу ночь у мамы.
– Я сложила твои вещи, – кивнула она. Так, значит, они оба знали. Митч не удивился. Удивляло другое. Почему же они ждали три бесконечных, мучительных недели, если все было очевидно с первого дня?
– Спасибо. Я поднимусь наверх и заберу их. Наверху Митч оглядел уютную комнату, понимая, что видит ее последний раз. Если бы все было по-другому, если бы он был другим человеком, то просто заплатил бы Джонасу Харту за работу и выставил его за дверь. Но на то он и прожженный журналист, чтобы не обманывать себя. Факты всегда остаются фактами. И сейчас самое время посмотреть на те, что ждут его впереди. Вздохнув, он поднял чемодан, который она оставила возле кровати.
Эланна ждала его у входной двери. Поскольку и сама она заранее все предугадала настолько, что собрала и сложила его вещи, ее не особенно удивило, что Митч не отпустил машину. Лимузин ждал его возле дома.
– Будь осторожен, – сказала она, проглатывая новый поток слез. Ей надо было видеть, как Митч уходит из ее жизни.
Он усмехнулся, хотя в груди вместо сердца дребезжали осколки.
– Не беспокойся. Я неуязвим. Забавно, подумала Эланна, но он действительно верит в это.
– Будь счастлива, Элли.
– Ты тоже, – прошептала она. – Я хоть смогу видеть тебя в программе новостей.
– Мне будет приятно знать, что ты смотришь на меня. – Он наклонил голову и коснулся губами ее лба. И ушел.
Наступили сумерки. Солнце садилось, украшая золотыми лентами темные воды залива Сан-Франциско. Чайки ныряли и взмывали на скалы, суда мягко покачивались на якорях.
Эланна с облегчением обнаружила, что яхта Джонаса стоит на обычном месте. К счастью, он передумал уходить в море. Или догадался, что вечером она будет здесь.
Джонас сидел на палубе и ждал ее. Он видел, как Эланна припарковалась в конце пирса и достала из багажника чемодан, и теперь смотрел, как она направляется к яхте. Чем ближе она подходила, тем сильней ему хотелось вскочить со стула, броситься навстречу, схватить ее на руки, отнести в каюту и запереть, чтобы, упаси Бог, не передумала. Но он не шелохнулся, оставляя ей сделать первый шаг.
– Разрешите подняться на борт, капитан? – Хотя голос звучал бодро, но Джонас видел, что она нервничает.
– Разрешаю. – Он встал и протянул руку, помогая ей взойти по трапу. Странно, но, только нога ее ступила на палубу, Эланна почувствовала себя как дома.
Если бы только она знала, что сказать. Поправка: она знала, что сказать, но не знала, как сказать. Все умные и убедительные речи, которые она придумала, пока ехала в Сосалито, вылетели из головы, едва она увидела Джонаса. Теперь оставалось только сказать то, что лежало на сердце.
– Митч сегодня вернулся. Он получил новое назначение. Фактически завтра он уезжает в Центральную Америку.
Нахмурив брови, он внимательно наблюдал за ней.
– И что ты об этом думаешь? Его хладнокровный тон ни капельки не успокоил натянутые нервы. Она провела рукой по волосам.
– Я думаю, что это детский идиотизм и легкомыслие. Я также думаю, что, если он хочет это делать, если иначе не может, тогда пусть уезжает.
– Один.
– Да. – Начало положено. Эланна глубоко вздохнула, прежде чем нырнуть в более опасные воды. – Ты все еще хочешь жениться на мне, Джонас? Или я все разрушила?
Он подошел к ней, заглянул в глаза и увидел, как она уязвима в своем смирении и как напряжена. Ее запах моментально вызвал волнение, но Джонас вспомнил, что за ним серьезный должок.
– Я должен был тебе сказать одну важную вещь, когда все началось.
– Что?
– Я знаю, что ты любила Митча. И я принимаю это. Потому что твое чувство к нему, твое юношеское увлечение, твой брак, борьба за его освобождение, твое желание сохранить о нем живую память сделали тебя такой, какая ты есть. – Он положил ей руки на плечи. – Женщиной, которую я люблю. И я не хочу тебя никакой другой.
Все в ней возликовало от облегчения, долгожданного и сладостного. Эланна упала в его объятия.
– И я люблю тебя.
– Скажи мне еще раз.
– Я люблю тебя. – Эланна засмеялась и обхватила его лицо. – Я люблю тебя. – Она припала к нему губами. – Люблю тебя, – повторяла она, задыхаясь. – И хочу провести оставшуюся жизнь, занимаясь с тобой любовью, хочу носить твоих детей и...
– Эй, постой минутку. – Джонас чуть отодвинул ее. – Ты можешь обвинить меня в старомодности, но, если мы собираемся иметь детей, не следует ли сначала устроить свадьбу?
– И как можно скорее, – согласилась Эланна. – Но сейчас... – Ее рот снова нашел его губы.
Со стоном, отчасти облегчения, отчасти наслаждения, Джонас подхватил ее на руки и понес в каюту, где они раздевали друг друга дрожавшими руками. И потом не было ничего, кроме упоения любовью и радостью оттого, что они снова вместе.
Стемнело. Они лежали со сплетенными руками и ногами, наконец удовлетворенные, наконец умиротворенные. Вздохнув, Эланна уткнулась Джонасу в грудь и почувствовала себя надежно, навеки защищенной.
– Ты что-то совсем притихла, – пробормотал Джонас.