Ну и пришлось же нам побегать! «Нам», то есть мне и мистеру Кронину, потому что кузен Сол суетился с ножницами на заднем плане и подбадривал нас криками. Оба преступника, несомненно, знали, что охотятся за ними: они с таким проворством ныряли под кормушки и перелетали через клетки, что вскоре нам уже казалось, будто во дворе мечется целая дюжина хохлаток и бентамских петухов. Остальных кур все происходящее интересовало мало, и только любимая супруга бентамского петуха, взобравшись на крышу курятника, без устали обливала нас презрением. Больше всех осложняли дело утки; к причине переполоха они не имели никакого отношения, но очень сочувствовали беглецам и ковыляли вслед за ними со всей быстротой, на которую были способны, и поэтому все время путались под ногами у преследователей.
– Все, попалась! – крикнула я, когда хохлатку загнали в угол. – Хватайте ее, мистер Кронин! Ах, да вы упустили ее! Упустили! Загороди ей, Сол, дорогу! Боже мой, она бежит ко мне!
– Ловко, мисс Монтегю! – воскликнул мистер Кронин, когда я ухватила пролетавшую мимо курицу за лапу и зажала ее под мышкой, чтобы она не вырвалась. – Позвольте, я отнесу ее.
– Нет, нет. Вы должны поймать петуха. Вон он, за кормушкой. Забегайте с того края, а я с этого.
– Он убегает через калитку! – крикнул Сол.
– Кыш! Кыш! – закричала я. – Убежал! – И оба мы кинулись за петухом в парк, выскочили на аллею, свернули, и я нос к носу столкнулась с загорелым молодым человеком в костюме из твида, который неторопливо шел к дому.
Я сразу узнала эти смеющиеся серые глаза – ошибиться было невозможно, – хотя, мне кажется, если б я даже и не посмотрела на него, инстинкт подсказал бы мне, что передо мной Джек. Как могла я сохранить достоинство с хохлаткой под мышкой? Я попыталась выпрямиться, но злосчастной курице показалось, что она обрела защитника, и она закудахтала громче прежнего. Я махнула на все рукой и засмеялась, и Джек вместе со мной.
– Как поживаете, Нелл? – спросил он, протягивая мне руку, и тут же удивленно добавил: – Да вы же стали совсем другой!
– Ну да, прежде у меня под мышкой не было хохлатки, – ответила я.
– Ну кто бы мог подумать, что маленькая Нелл может превратиться в женщину? – Джек никак не мог прийти в себя.
– Не ожидали же вы, что я превращусь в мужчину? – с возмущением спросила я. Но тут же оставила церемонный тон. – Мы ужасно рады, Джек, вашему приезду. В дом попасть вы еще успеете, а сейчас помогите нам изловить бентамского петуха.
– С удовольствием, – весело, как встарь, ответил Джек, все еще не сводя глаз с моего лица. – Вперед! – И мы все трое стремглав бросились в парк, а бедняга Сол в тылу поощрял нас криками, с ножницами и пленницей в руках. Когда Джек явился поздороваться с моей матушкой, вид у него был весьма помятый, а мое намерение вести себя с ним сдержанно и с достоинством развеялось, как дым.
В тот май в Хазерли-хаус собралось большое общество. Боб, Сол, Джек Хоторн и мистер Николас Кронин; а кроме них, мисс Маберли, и Элси, и мама, и я. В случае необходимости, когда играли в шарады или ставили любительский спектакль, мы всегда могли раздобыть зрителей, пригласив пять-шесть соседей. Мистер Кронин, веселый, атлетического сложения оксфордский студент, оказался замечательным приобретением, просто удивительно, как он умел придумывать и устраивать всяческие затеи. Джек в значительной мере утратил былую живость, и все мы дружно объявили, что он, разумеется, влюблен. Выглядел он при этом не менее глупо, чем выглядит в таких случаях любой молодой человек, но даже не пытался отпираться.
– Что будем делать сегодня? – спросил как-то утром Боб. – Кто что может предложить?
– Ловить рыбу в пруду, – сказал мистер Кронин.
– Мало мужчин, – ответил Боб. – Что еще?
– Мы должны сделать ставки на дерби, – заметил Джек.
– Ну, для этого времени хватит. Скачки состоятся лишь через две недели. Что еще?
– Теннис? – неуверенно предложил Сол.
– Надоело.
– Вы можете устроить пикник в хазерлейском аббатстве, – предложила я.
– Отлично! – воскликнул мистер Кронин. – Лучше не придумаешь.
– Как твое мнение, Боб?
– Первоклассно, – ответил брат, ухватившись за подсказанную мысль. Пикники необычайно привлекают тех, чьим сердцем еще только овладевает нежная страсть.
– А как мы туда доберемся, Нелл? – спросила Элси.
– Я-то совсем не пойду, – ответила я. – Мне бы очень хотелось, только надо посадить папоротники, которые раздобыл для меня Сол. Добираться туда лучше пешком. Тут всего три мили, а юного Бейлиса с корзиной провизии можно послать вперед.
– Ты пойдешь, Джек? – спросил Боб.
Новая помеха: накануне лейтенант вывихнул себе лодыжку. Тогда он об этом никому не сказал. Но теперь лодыжка начала болеть.
– Слишком далеко для меня, – сказал Джек. – Три мили туда да три обратно!
– Пойдем. Не ленись же, – бросил Боб.
– Дорогой мой, – ответил лейтенант, – я уже столько отшагал, что с меня хватит до самой могилы. Видели бы вы, как наш бравый генерал заставил меня пройтись от Кабула до Кандахара, – вы бы мне посочувствовали.
– Оставьте ветерана в покое, – сказал мистер Кронин.
– Сжальтесь над измученным войной солдатом, – заметил Боб.
– Ну, довольно смеяться, – сказал Джек и, просияв, добавил: – Вот что. Я возьму, Боб, если разрешишь, твою двуколку, и, как только Нелл посадит свои папоротники, мы к вам приедем. И корзинку можем взять с собой. Вы поедете, Нелл, правда?
– Хорошо, – ответила я. Боб согласился с таким оборотом дела, и так как все остались довольны, за исключением мистера Соломона Баркера, который весьма злобно посмотрел на лейтенанта, то сразу начались сборы, и вскоре веселое общество пустилось в путь.
Просто удивительно, до чего быстро прошла больная лодыжка после того, как последний из участников пикника скрылся за поворотом аллеи. А к тому моменту, когда папоротники были посажены и двуколка готова, Джек уже был весел и, как никогда, полон энергии.
– Что-то уж очень внезапно вы поправились, – заметила ему я, когда мы ехали по узкой, извилистой проселочной дороге.
– Да, – ответил Джек, – но дело в том, Нелл, что со мной ничего и не было. Просто мне надо поговорить с вами.
– Неужели вы способны прибегнуть ко лжи, лишь бы поговорить со мной? – сказала я с упреком.
– Хоть сорок раз, – твердо ответил Джек.
Я попыталась измерить всю глубину коварства, таившегося в Джеке, и ничего не ответила. Меня занимал вопрос: была бы Элси польщена или рассердилась, если бы кто-нибудь солгал ради нее столько раз?
– Когда мы были детьми, мы очень дружили, Нелл, – заметил мой спутник.
– Да. – Я глядела на полсть, закрывавшую мне колени. Как видите, к этому времени я уже приобрела кое-какой опыт и научилась различать интонации мужского голоса, что невозможно без некоторой практики.
– Кажется, теперь я вам совсем безразличен, не то что тогда, – продолжал Джек.
Шкура леопарда на моих коленях по-прежнему поглощала все мое внимание.
– А знаете, Нелл, – продолжал Джек, – когда я мерз в палатке на перевалах среди гималайских снегов, когда я видел перед собой вражеские войска, да и вообще, – голос Джека внезапно стал жалостным, – все время, пока я был в этой гнусной дыре, в Афганистане, я не переставал думать о маленькой девочке, которую оставил в Англии…
– Неужели? – пробормотала я.
– Да, я хранил память о вас в сердце, а когда я вернулся, вы уже перестали быть маленькой девочкой. Вы, Нелли, превратились в прелестную женщину и, наверное, забыли те далекие дни.
От волнения Джек заговорил очень поэтично. Он предоставил старенькому гнедому полную свободу, и тот, остановившись, мог вволю любоваться окрестностями.
– Послушайте, Нелли, – сказал Джек, вздохнув, как человек, который готов дернуть шнур и открыть душ, – походная жизнь учит, в частности, сразу брать то хорошее, что тебе встречается. Раздумывать и колебаться нельзя: пока ты размышляешь, другой может тебя опередить.
