даже по ту сторону границы. И ничего не сказал.
В тот злополучный вечер этот браконьер приготовил себе убитую Косулю. По правде говоря, я никогда не понимала разницы между словами «браконьер» и «охотник». И тот и другой убивают. Первый – тайком и незаконно; второй – открыто и в полном соответствии с законом. Большая Ступня просто подавился костью. Его постигла заслуженная Кара. Я не могла об этом не думать – что это Кара. Его наказали Косули – за то, что он безжалостно убивал их. Вот он и подавился их телом. Их кости застряли у него в горле. Почему охотники позволяли Большой Ступне браконьерствовать? Не знаю. Думаю, он слишком много знал о том, что творилось после охоты, когда охотники, как заверял нас ксендз Шелест, предавались дискуссиям на этические темы.
Итак, пока ты, Святополк, искал сеть, чтобы позвонить по мобильному, я наткнулась на это фото. И забрала голову Косули, чтобы похоронить на кладбище.
Вернувшись домой на рассвете после этой ужасной Ночи, когда мы переодевали Большую Ступню, я уже знала, чтó сделаю. Мне поведали об этом Косули, которых мы видели возле дома. Они избрали меня – может, потому что я не употребляю мяса, и они это чувствуют – чтобы я действовала от их Имени. Они возникли передо мной, подобно Оленю Губерта – чтобы я втайне от всех обратилась в карающую десницу правосудия. Защитницу не только Косуль, но и других Животных. Ведь их депутаты не сидят в парламентах. Они даже Орудием меня снабдили, весьма хитроумным. Никто не догадался.
Я выслеживала Коменданта несколько дней, и это доставляло мне удовольствие. Я наблюдала за его жизнью. Интересного в ней было мало. Например, я выяснила, что он посещает подпольный бордель Нутряка. И пьет исключительно «Абсолют».
В тот день я, как обычно, ждала его на дороге – он должен был возвращаться с работы. Поехала следом на машине, Комендант – тоже как обычно – меня не заметил. Никто не обращает внимания на старых женщин с кошелками.
Пришлось долго ждать возле дома Нутряка, пока он выйдет, лил дождь, дул ветер, в конце концов я замерзла и вернулась домой. Но я знала, что Комендант поедет через Перевал, окольными путями, поскольку наверняка выпил. Я представления не имела, чтó сделаю. Хотела с ним поговорить, посмотреть в глаза – теперь я буду ставить условия, а не он, как тогда, в отделении, где я была обычной просительницей, надоедливой и взбалмошной, ни на что не годной, жалкой и смешной.
Может, я хотела его напугать. На мне был желтый дождевик. Я напоминала огромного гнома. Возле дома я заметила, что полиэтиленовый пакет, в котором я принесла голову Косули и который потом повесила на сливу, наполнился водой и замерз. Я сняла его с ветки и взяла с собой. Не знаю, собиралась ли я им воспользоваться. О таких вещах не думаешь в тот момент, когда они происходят. Я знала, что вечером должен приехать Дэн, поэтому не могла ждать Коменданта слишком долго. Но как раз в тот момент, когда я добралась до Перевала, подъехал его автомобиль, и я подумала, что это Знак. Вышла на дорогу и замахала руками. Конечно, он испугался. Я сняла капюшон, чтобы открыть лицо. Комендант был в ярости.
– Чего вам еще? – крикнул он мне, выглянув в окошко.
– Хочу вам кое-что показать, – ответила я.
Я и сама не знала, чтó сделаю. Комендант немного поколебался, но, поскольку был изрядно навеселе, ему захотелось приключений. Он вышел из машины и, покачиваясь, пошел за мной.
– Что ты хочешь мне показать? – поинтересовался он, переходя на «ты».
– Кое-что связанное со смертью Большой Ступни, – ответила я первое, что пришло в голову.
– Большой Ступни? – подозрительно спросил Комендант, потом сообразил и саркастически засмеялся. – А, ну да, ступни у него и в самом деле были огромные.
Заинтригованный, он пошел за мной, сделал несколько шагов в сторону кустов и колодца.
– Почему ты не сказал мне, что застрелил моих Собак? – спросила я, внезапно поворачиваясь к нему.
– Что ты хочешь мне показать? – разозлился Комендант, стараясь говорить свысока. Это он задает здесь вопросы.
Я прицелилась в него указательным пальцем, словно это было дуло пистолета, и толкнула в живот.
– Это ты застрелил моих Собак?
Комендант засмеялся и сразу расслабился.
– В чем дело? Ты знаешь что-то, чего я не знаю?
– Да, – сказала я. – Ответь на мой вопрос.
– Стрелял не я. Может, Нутряк, может, ксендз.
– Ксендз? Ксендз охотится? – Я потеряла дар речи.
– А чего ему не охотиться? Он же капеллан. Еще как охотится.
У него было опухшее лицо, и он все поправлял ремень брюк. Мне и в голову не пришло, что у него там деньги.
– Отвернись, мать, отлить хочется, – сказал он вдруг.
Мы стояли у самого колодца, Комендант начал расстегивать ширинку. Ни о чем не думая, я взяла наполненный льдом пакет так, словно собиралась метнуть молот. Мелькнуло в голове: ну конечно, вот он – «ледяной чертов кулак», откуда это? Разве я вам не говорила, что вид спорта, за который у меня медали, – это метание молота? В 1971 году я была вице-чемпионкой Польши. Так что тело легко вспомнило нужное положение и сконцентрировало всю свою силу. До чего же наше тело умное. Можно сказать, это оно приняло решение, размахнулось и нанесло удар.
Раздался хруст. Комендант мгновение постоял, раскачиваясь, по лицу сразу потекла кровь. Ледяной кулак ударил его по голове. Сердце колотилось, в ушах шумело, я ничего не слышала. Ни о чем не думала. Видела, как он падает, медленно, плавно, едва ли не грациозно, а его живот накрывает отверстие колодца. Нетрудно было пропихнуть тело внутрь. Честное слово.
Вот и всё. Больше я об этом не думала. Была уверена, что убила его, и мне стало хорошо. Никаких угрызений совести я не испытывала. Чувствовала лишь огромное облегчение.
Теперь последнее, что надо сделать. Я вытащила из кармана Перст Божий, копытце Косули, одно из тех, которые обнаружила в доме Большой Ступни. Я закопала на кладбище голову и три копытца; одно сохранила для себя. Не знаю зачем. При помощи него я оставила следы на снегу, многочисленные и беспорядочные. Я думала, они продержатся до утра и будут свидетельствовать о присутствии здесь Косуль. Но их увидел только ты, Дэн. С неба лились потоки воды и размывали следы. Это тоже был Знак.
Я вернулась домой и принялась готовить нам ужин.
Знаю, что мне повезло, и именно это везение придало мне смелости. Разве это не значит, что
