Я нашёл его в номере гостиницы New Yorker. Он лежал на кровати: бледный, худой, с красными, как у кролика, глазами. Он не спал и сразу же включился в разговор, словно только тем и занимался в последнее время, что ждал меня. Единственно спросил, как моё имя, и, получив удовлетворивший его ответ, пустился в рассуждения. Он долго и нудно говорил о сверхвысоких напряжениях, о токах высокой частоты, об электромагнитном резонансе, о радиоуправляемых машинах, о механическом осцилляторе. Я потерял нить его логических построений, но он и слова не давал мне вставить. А когда, прервавшись на минуту для того, чтобы сделать себе укол в руку, он спросил меня о количестве ступенек, которые я преодолел, чтобы подняться к нему на пятый этаж, я понял, что с головой у него не всё в порядке. Он спросил меня, кратно ли количество пройденных мной ступенек трём. И добавил, что он всегда селился в гостиничных номерах с цифрами, делившимися без остатка на три. Это якобы приносило ему удачу.
Я подумал, что совершенно зря я сюда приехал, что ребята Шелленберга дали маху, что никакого супероружия я здесь не найду. Вспомнив высказывание Теслы: «Придёт время, когда какой-нибудь научный гений придумает машину, способную одним действием уничтожить одну или несколько армий», брезгливо оглядел небритого, неухоженного, покрытого бесчисленными родинками идиота-серба и собрался уходить. Мне тут нечего было делать. А Тесла, явно оживившись после инъекции, продолжал что-то бубнить о беспроводной передаче энергии, о башне на Лонг-Айленде, о телепортации объектов, о получении всего из всего.
Напоследок я спросил его, почему он в записке указал именно моё имя. Больше меня ничего уже не интересовало. И не особенно рассчитывая получить ответ, услышал, как старик прокаркал по-английски. Мол, он умеет заглядывать в недалёкое будущее, и в этом самом будущем я якобы сыграю определённую роль. Этот древний девственник, кряхтя, встал с кровати и вытащил из-под неё огромных размеров чемодан. Коричневый, из толстой телячьей кожи, с ремнями, с металлическими треугольными наклёпками на углах. Он сказал, что я должен взять с собой этот ящик, должен вывезти его из страны, и вставил загадочную фразу — «это моё второе я». Я не стал уточнять, что сие означает, но за ручку чемодана всё-таки ухватился. Чемодан оказался жутко тяжёлым. А ещё Тесла сказал, что со дня на день он умрёт, но смерти он не боится, потому что будет жить вечно.
Через два дня Никола Тесла действительно умер, но горничная нашла его окоченевшее тело только на следующий день после смерти, так как днём ранее парни Вальтера сверху донизу перетрусили весь его заваленный мусором гадюшник и вынесли оттуда шесть коробок научных бумаг.
4
— Вон оно как! А я ведь всех перебрал и только вас упустил из виду. Совершенно забыл, что тоже писал вам. Хотел получить компакт с редкой записью Роджера Вотерса. Альбом выходил на вашей фирме.
— Да, «Когда дует ветер»… Скажи мне, Артём, ты убил друга, подругу, Гитлера. Почему пожалел Вотерса — только пачками денег его завалил? Бедняга, кстати, два концерта отменил, лечился после твоей бомбардировки.
— Несмотря ни на что Роджер является единственным музыкантом в мире, устраивающим такие умопомрачительные шоу, как новая версия «Стены». Он не просто развлекает толпу — хотя и развлекает тоже, — он заставляет людей задуматься о мире, в котором мы живём. Ведь большинству знаменитых рок-звёзд сказать нечего. Его часто сравнивают с Джоном Ленноном. Но, на мой взгляд, его не надо ни с кем сравнивать. Роджер Вотерс уникален сам по себе. Это явление мирового масштаба. Ну, скажите, кому ещё придёт в голову проецировать на небоскрёбы Нью-Йорка цитату Дуайта Эйзенхауэра?
— Что за цитату?
— Сейчас вспомню… Ага. «Каждая изготовленная пушка, каждый спущенный на воду военный корабль, каждая выпущенная ракета — в конечном счёте это обворовывание тех людей, которые голодают и которые недоедают, тех людей, которые замерзают и которые не имеют одежды. Этот мир военщины не тратит только лишь деньги. Он тратит пот своих рабочих, талант своих учёных, надежды своих детей. Это вообще неправильный образ жизни. Под облаком угрозы войны человечество распято на железном кресте». Вот.
— Понятно.
— Да, Вотерс человек противоречивый. Человек, порой говорящий одно, а делающий совершенно другое. Именно он стал первым публично поливать грязью своих бывших товарищей по группе. Те, правда, тоже в долгу не остались, и измазали Роджера дерьмом с головы до ног. Да, он любит деньги. Но так всегда было. Зато Роджер Вотерс сочиняет такие замечательные пластинки, как «Animals», «The Wall», «The Final Cut», «Amused To Death». Поэтому он должен жить на этой земле и будоражить спящее сознание человечества.
— Ясно.
— Жаль, что эксперимент завершился. У меня были планы вместе с Вотерсом поучаствовать в представлении «Стена», сделав концерт более интерактивным. По сути, действие происходит в основном на сцене, а я хотел бы задействовать и зрительный зал. Что-то вроде 5В-виртуалки, с запахами, со взрывами, с настоящими самолётами, с актёрами в зрительном зале и со всякими прочими чудесами.
— Чудеса временно прекращаются. Но эксперимент ещё не окончен. Мы отправляемся на Неккер, где тесты продолжатся.
5
Сильвестр вместе с Арнольдом прилетели на вертолёте, Алена доставил «Lear»-джет, а Жан-Поль приплыл на собственной яхте — он отдыхал неподалёку, на соседнем острове. Артём отметил про себя, какие они все на вид замечательные: Арни, естественно, был самый колоритный — огромный, мускулистый, сильный; Ален хоть и с заметным брюшком, но по-прежнему красивый; Жан-Поль — само обаяние: обворожительная улыбка, белые зубы, правда, такого же цвета и волосы; Сильвестр был тоже большой и крепкий, как Арни, несмотря на свой возраст, эдакий Рокки на пенсии. Артём поделил их на качков и красавчиков.
Все четверо были одеты простенько, без официоза, по-домашнему; можно сказать, по-пляжному. Шварценеггер со Сталлоне, словно два брата, были в ярких бермудах и кожаных сандалиях на босу ногу, без футболок, на головах у обоих — соломенные шляпы. Бельмондо — в узких плавках и полиуретановых шлёпанцах, на шее — толстая золотая цепочка. На Делоне была надета белая футболка с лицом какой-то дамы (возможно, его последней жены) и довольно злобной надписью под ним — «Everybody Lies» («Все лгут»).
Четверо гостей, плюс Брэнсон и Артём сидели за круглым столом, неподалёку от бассейна, пили сухое вино с кубиками льда и беседовали. В центре внимания был Шварценеггер. Разговор шёл о президентстве.
— Если бы приняли поправку к конституции, то я бы баллотировался. И, сто процентов, победил бы. Этого грёбаного Обаму надо менять. Премию мира ему дали, а он знай себе воюет, — сказал Арнольд жёстко.
