Собрались мальчишки Микишка Саврасов, Петька Неелов, Симка Непитов. Вышли на луг за околицу. В игры решили свои играть.
Из мальчишек Микишка самый в селе лобастый. В играх он - первый. В выдумках - первый. Вот и сегодня - небывалое что-то придумал Микишка. Посмотрел на ребят:
- Давайте так: Перегудова больше нет. Петьке земля досталась.
И дальше - приятелю в лоб вопрос: что бы он, Петька, с землёю сделал?
Вылупил Петька глаза на друга. "Что бы он сделал?"
- Пахал! - важно ответил Петька.
Рассмеялся Микишка:
- Разве один прорву такую вспашешь! Жизни твоей не хватит.
Повернулся Микишка к Симке. И к этому с тем же вопросом.
Был Симка не умнее Петьки.
- Я бы её продал. - Потом добавил: - Свистульку себе купил. А деду медовых пряников.
- "Свистульку"! - передразнил Микишка. - Это ж земля!
Смутился Симка. Виновато глаза потупил. Притихли ребята. Ждут, что же Микишка скажет? Что бы сам он с землёю сделал?
Посмотрел на друзей Микишка:
- Что? Я бы её мужикам раздал.
Раскрыли Симка и Петька рты.
- Бесплатно?
- Бесплатно.
- Всем без обид?
- Без обид.
- Вот это да! - не сдержался Петька Неелов.
- Верно, верно! - кричал Симка Непитов.
Умно порешил Микишка. Уселись друзья на лугу, делят господскую землю. Называют крестьян по дворам - не забыть бы кого случайно.
Всем досталась по разделу земля. Нет в Копытовке ни бедных теперь, ни богатых. Все равны. Хорошо!
Кончили мальчишки игру.
- Э-эх, - вздохнул Симка.
- Э-эх, - вздохнул Петька.
- Если б такое на самом деле.
И вдруг...
- Революция! Революция! Революция! Скинули в Питере власть богатеев...
- Рабоче-крестьянская, новая власть!
- Декрет о земле!
Всколыхнулась деревня Копытовка. Гудит что улей в час медоноса. Словно в похмелье мужицкие души. От светлой радости бабы ревут навзрыд:
- Земелька, землица...
- Земелька, землица...
- Неужто декрет?..
Приехал в село агитатор.
- Товарищи! Граждане! - поднял в руке бумагу. - Вот он, земельный декрет. Принят на съезде солдат и рабочих. По докладу Ульянова-Ленина. В два часа ночи, двадцать шестого сего октября. Землю - крестьянам, громыхает оратор. - Конец Перегудовым. Да здравствует наша Советская власть!
- Ура! - кричат мужики, веря не веря в свершённое чудо.
Выйди на холм. Посмотри налево, направо. Повернись на все на четыре стороны. Лежит вековая кормилица. Смотрит вздыбленной зябью. Дышит привольным паром.
Чья же это земля?
Это - Саврасовых, это - Нееловых, это - Непитовых. А это Оглоблиных, Кожиных, Вяловых. А там, за бугром, - Горевых, Стоновых, Сажиных, Зоревых... По всей необъятной России стала в народных руках земля.
КАК ВАСЯТКА ОТЦА УВИДЕЛ
Заждался отца Васятка. Далеко у Васятки отец - на войне, на германском фронте.
- Мам, а мам, - пристаёт мальчик к матери. - А что он там делает?
- Воюет, Васятка, - ответит мать.
Что же ответить сыну? Мал, глуп ведь ещё Васятка.
Разве поймёт, что это капиталисты и помещики погнали отца на войну. Хотят захватить они новые земли. Вот и воюет для них отец.
Ждёт не дождётся отца Васятка.
И тот всё время о сыне думает. О доме своём, о жене, о далёкой родной Ракитовке.
Четвёртый год, как идёт война. Большая война. Мировой называется. Сражаются русские, немцы, французы. Другие народы бьются. Льётся потоком солдатская кровь.
Капиталисты и помещики русские гонят русских солдат на немцев. Богатеи немецкие гонят немецких солдат на русских. Идут друг на друга англичане, австрийцы, венгры, французы.
Солнце палит, грязь, непогода.
- В атаку! В атаку! В атаку!
Нет надежды на мир солдату.
Окопы, окопы, окопы. Горы убитых. Всё больше и больше на свете сирот.
Герасим Ракитов, отец Васятки, четырежды ранен, дважды контужен, шрам от штыка на лице. Нелёгкая участь солдата. Вздыхают в окопах солдаты:
- Увидим ли дом родной?!
"Доживу ли, увижу ль Васятку?" - думает с болью отец.
И вдруг как вспых среди ночи:
- В Питере власть у рабочих!
- Штурмом захвачен Зимний дворец!
- Мир. Мир. Мир. Всем народам и землям мир!
Это принят Советской властью знаменитый Декрет о мире.
Катит, катит, бежит эшелон. Паровоз то гуднёт, то утихнет, то сажей задышит, то паром отплюнется. Колёса на рельсах стук-перестук. Вагоны гуськом, вперевалку.
Едет, едет солдат Ракитов с фронта домой, едет в деревню свою, в Ракитовку.
Вот и родимый край. Вышел солдат из вагона.
Идёт он от станции к дому. Дорога то вверх, то вниз, то балкой, то кручей, то ровным полем.
Поклонился солдат земле:
- Здравствуй, родимое поле!
Вот лес вековой на пути. Застыли сосны и ели. В богатырский обхват дубы.
- Здравствуй, батюшка лес!
Вот речка бежит Песчанка. Гладит берег прозрачной водой.
- Здравствуй, поилица-речка!
А вот и деревня сама Ракитовка.
- Здравствуй, Ракитовка! - скинул шапку свою солдат.
Пас Васятка козу у крайних домов за околицей. Видит - идёт человек. "Кто бы такой?" - подумал.
- Васятка! Васятка! - кричит солдат.
Всмотрелся мальчонка зорчее.
- Тятька, тятенька!.. - заголосил.
Помчался Васятка к отцу навстречу.
- Признал, признал... - Слёз не сдержал Ракитов.
Идёт он по отчему краю. По родимой своей Ракитовке. На руках Васятку несёт.
И солнце светит ему. И небо ему улыбается. Всё для него: и мир, и земля, и Советская власть.
- Здравствуй, здравствуй, родимый край!
- Здравствуй, солдат Ракитов!
ШКУРИН И ХАПУРИН
Жили-были Шкурин и Хапурин. У каждого по заводу. У Шкурина гвоздильный. У Хапурина - мыловаренный. Друзьями они считались. Оба богатые. Оба жадные. Оба на чужое добро завидущие.
Вот и казалось всё время Шкурину, что доход у Хапурина с мыла куда больше, чем у него, у Шкурина, с гвоздей. А Хапурину казалось, что доход больше у Шкурина.
- Эх, кабы мне да шкуринские гвозди... - вздыхал Хапурин.
- Эх, если бы мне да хапуринское мыло... - мечтал Шкурин.
Встретятся они, заведут разговор.
- К тебе, Сил Силыч, - начнёт Шкурин, - денежки с мыла золотым дождём сыплются.
- Не говори, не говори, - ответит Хапурин. - Это у тебя, Тит Титыч, от гвоздей мошна раздувается.
Разъедает их зависть друг к другу - хоть бери и меняйся заводами. Начнут они говорить про обмен. На словах - да, на деле - пугаются!
А вдруг прогадаешь!
Пока они думали и решали, наступил 1917 год.
Стали земля, фабрики и заводы переходить в руки трудового народа.
Забегали Шкурин и Хапурин:
- Ох, ох!
- Ах, ах!
Чувствуют, что скоро очередь и до них дойдёт. Только вот не знают, какой завод будут раньше национализировать. Хапурину кажется, что его мыловаренный. Шкурину, что его - гвоздильный.
Сидят они, мучаются, гадают. И снова мысль об обмене приходит в голову и одному и другому. И снова боязно, страшно.
- Ой, обманет меня Хапурин!
- Перехитрит, разорит меня Шкурин.
Прошло какое-то время, и вот приносят Шкурину пакет из губернского Совета рабочих и крестьянских депутатов. Распечатал Шкурин пакет, вынул бумагу - в глазах потемнело. Так и есть: чёрным по белому значится национализировать гвоздильный завод.
- Матушка, царица небесная, пресвятая богородица! - взмолился Шкурин. - За что? За какие грехи?! За что же меня? Почему не Хапурина?!
Бьёт он перед образами земные поклоны, а сам думает: "А что, если немедля бежать к Хапурину и, пока тот ничего не знает, уговорить на обмен".
Однако и Хапурин в этот день получил точь-в-точь такую бумагу. И он стал отбивать земные поклоны царице небесной. Отбивает, а сам думает: "А что, если скорее к Шкурину..."
Помчались они друг к другу. Повстречались на полпути. Второпях чуть не сбили один другого. Остановились, тяжело дышат.
- А я к тебе, милейший Сил Силыч, - наконец произнёс Шкурин.
- А я к тебе, дорогой Тит Титыч, - проговорил Хапурин.
- Давай меняться заводами.
- Давай.
Поменялись они заводами. Довольны.
"Здорово я его, - рассуждает Шкурин. - Хе-хе".
Идут они важно по городу. Каждый умным себя считает. Вошли в заводские конторы. А там уже новый, законный хозяин - рабочий класс.
- Привет вам, Шкурин. Привет вам, Хапурин! Приехали - слазьте. Кончилась ваша власть!
ПЕРЕЦ-ИЗЮМОВ
Вот так фамилия - Перец-Изюмов! Перец-Изюмов - чиновник царский. Не простой он чиновник, не мелкий, а очень важный.
Стол у него в кабинете дубовый. Мягкие кресла. Чернильный большой прибор. Выбрит чиновник, напомажен, напудрен. Утро. Начинает Перец-Изюмов служебный приём. Приходят к нему посетители.
Приехал помещик.
- Прошу вас, садитесь.
Сладкие речи ведёт с ним Изюмов: как, мол, живёте, как, мол, доехали, как, мол, детишки. Возможно, вам помощь моя нужна?
Излагает помещик просьбу.
- Конечно, конечно, - кивает Изюмов. - Будьте уверены. Считайте, исполнено. Тотчас отдам приказ.
Но вот в кабинете - простой рабочий. И тут-то Изюмов совсем не Изюмов. И даже не Перец-Изюмов, а просто без всякого - Перец. Насупился грозно: зачем, мол, явились, вас же не звали. В чём ваша просьба? Подайте бумагу. Принял бумагу. Даже не глянул. Сунул куда-то в стол.
