В XVII в. число учительных произведений пополнилось «Прениями с греками о вере» троицкого монаха Арсения Суханова, написанными в связи с богословским диспутом в резиденции Иерусалимского патриарха в 1649 г. В этом сочинении не только доказывается независимость русской церкви, но и провозглашается то, что московский царь – глава православия.
Несомненно, самой яркой страницей истории учительной литературы XVII в. стал комплекс произведений, связанных с расколом. Прежде всего это послания и слова идейных лидеров борющихся сторон – патриарха Никона (1652–1667) и протопопа Аввакума. Только из-под пера знаменитого расколоучителя (в основном в последние 15 лет его жизни) вышло не менее 90 произведений. Собственно учительный характер имеют «Книга бесед» и «Книга толкований», а также статья «Списание и собрание о божестве и о твари, и како созда Бог человека». В «Книгу бесед» вошли, в частности, толкования «Послания к римлянам» и Евангелия от Иоанна. «Книга толкований» объясняет смысл псалмов, книги Притчей и Премудрости Соломона, книги пророка Исайи и др. Важное место в полемике отводится вопросам нравственности духовенства и паствы, отношений между светской и духовной властью, о пределах самовластья личности и др.
Раскол, ожидание скорого рождения Антихриста и конца света стали доминирующими темами во всей учительной литературе второй половины XVII в.
Житийная литература
Самое раннее оригинальное древнерусское житие – «Служба святым мученикам Борису и Глебу», атрибутируемая митрополиту Иоанну (около 1021 г.; списки XII в.). Основные положения этого жития были развиты в «Сказании о святых мучениках Борисе и Глебе» (вторая половина XI в.), известном во множестве списков. Несколько позже монахом Иаковом было написано уже упоминавшееся «Житие князя Владимира» («Память и похвала князю русскому Владимиру»).
Младшим современником Иакова был Нестор, перу которого принадлежат житийные повести о Борисе и Глебе («Чтение о житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба»), а также о Феодосии Печерском. Нестор хорошо знаком с иноязычными образцами житийной литературы (в частности, с чешским житием св. Вацлава, с памятниками греческой агиографии). Житие Феодосия, видимо, опиралось на утраченное житие Антония Печерского. Оно сохранило множество живых черт быта киевских монахов и горожан конца XI в. Описывая поведение Феодосия во время конфликта Ярославичей из-за киевского престола, Нестор фактически легитимировал неподчинение деятелей церкви светской власти князя. Житие Феодосия стало образцом для последующих древнерусских житийных произведений.
К концу XI – началу XII в. относится анонимное описание жизни и чудес Николая Мирликийского. Автор, в частности, ссылается на чудеса в Царьграде и Киеве, свидетелем которых был сам.
Упоминавшиеся уже послания инока Поликарпа и адресованные ему послания Владимирского епископа Симона (1215–1226) содержали ряд рассказов о печерских подвижниках (девять – у Симона, 11 – у Поликарпа). Их объединение создало основу «Киево-Печерского патерика». Туда вошел также фрагмент Повести временных лет («Слово о первых черноризцах печерских»). Первоначальная редакция «Киево-Печерского патерика» не сохранилась. Его самый ранний датированный текст – редакция 1406 г., составленная по инициативе тверского епископа Арсения. Независимо от Арсениевской редакции в самом Киево-Печерском монастыре в 1460 и 1462 гг. были созданы так называемые I и II Кассиановские редакции «Киево-Печерского патерика». В них первоначальный текст был расширен несколькими новыми статьями, восходящими ко времени до XIII в. II Кассиановская редакция легла в основу всех последующих переработок Патерика.
В XIII в. русская агиография пополнились «Житием преподобного Антония Римлянина», написанным его учеником и преемником Андреем, а также «Житием Авраамия Смоленского», созданным его учеником Ефремом. К последней половине XIII в. относятся житийное сказание о мученической кончине князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора, жития Александра Невского и ростовского епископа Исайи. Эти агиографические повести отличаются рядом конкретных черт, позволяющих восстановить многие детали описываемых в них событий. Точность описаний поддается проверке при сличении их с современными летописными источниками и записками иностранных путешественников.
XIV в. пополнил список отечественных агиографических повестей житиями Кирилла Туровского и митрополита Петра, а также близкими к житиям сказаниями о благочестивых князьях Довмонте Псковском, Михаиле Тверском и Дмитрии Донском. Последние имеют светский характер и вошли в состав летописей.
В первой половине XV в. появляются жития, оказавшие влияние на все последующие агиографические сочинения, писавшиеся на Руси. Это жития Стефана Пермского, Сергия Радонежского, Дмитрия Прилуцкого и митрополита Алексия. Первые два написаны Епифанием Премудрым, лично знавшим Стефана и Сергия. Это позволило ему создать повести, которые отразили множество живых подробностей жизни и быта подвижников и их окружения. В то же время в агиографических произведениях появляются витиеватость и многословность, затрудняющие выявление достоверной информации. Около 1440 г. Пахомием Сербом (Логофетом) было написано еще одно житие Сергия Радонежского, а несколько позже – жития митрополита Алексия, Кирилла Белозерского, Варлаама Хутынского, Троице-Сергиева игумена Никона и новгородских владык Моисея и Иоанна. Кроме того, он написал несколько житий местночтимых святых. Во второй половине 60‑х – начале 70‑х годов иеромонах ярославского Спасо-Преображенского монастыря Антоний написал житие князя Феодора Ростиславича. Вскоре после смерти митрополита Ионы какой-то новгородец составил по воспоминаниям его житие. В 1495 г. под пером глушицкого инока Иринарха появилось житие преподобного Дионисия Глушицкого, основанное на устных рассказах-воспоминаниях и монастырских заметках.
Всего к XVI в. набралось около 40 жизнеописаний князей, митрополитов, епископов, настоятелей монастырей, живших в XI – первой половине XV в., почитавшихся святыми, но официально не канонизированных, а также несколько десятков рассказов о печерских подвижниках XI–XIII вв., составивших патерик Киево-Печерского монастыря.
В 1547 г. в Москве был созван поместный собор, на котором был придан общерусский статус 11 святым, а еще девять были объявлены местночтимыми. Основанием, в частности, служило наличие житийной повести о святом, соответствующей канону. В 1549 г. состоялся еще один собор, на который были представлены вновь разысканные материалы о святых. Все они были освидетельствованы собором, после чего было принято решение об их канонизации.
За четверть века до этих соборов председательствующий на них митрополит Макарий сам вел колоссальную работу по кодификации «всех святых книг, которые в Русской земле обретаются». Итогом этой работы стали «Великие четии минеи» (т. е. месячные чтения). Они составили 12 больших книг – по числу месяцев. В каждой из них были собраны жития святых, сказания об открытии их мощей, об установлении дней их памяти, поучения, похвальные «слова», назидательные повести и изречения подвижников и т. д. В конце каждого тома были помещены наиболее авторитетные христианские произведения (Синайский и Египетский патерики, «Хожение игумена Даниила», «Шестоднев» экзарха Иоанна, «Пчела», «Космография» Козьмы Индикоплова, сочинения Григория Цамблака и др.), которые по тем или иным причинам не могли быть отнесены к определенным календарным датам. В 1541 г. все 12 книг были внесены Макарием в новгородский Софийский собор на помин души своих родителей. В 1552 г. Макарий пожертвовал еще один список «Великих четьих миней» московскому Успенскому собору, а другой подарил Ивану Грозному.
После соборов подготовка житий принимает организованный характер и ведется под контролем митрополита (с 1589 г. – патриарха). С этого времени жития становятся более формальными, а конкретно-историческая информация в них сводится к минимуму. Поэтому поздние житийные произведения представляют для историка ограниченный интерес.
Исключение составляет «Повесть о Петре и Февронии» (середина XVI в.) Ермолая-Еразма, сохранившаяся в автографе. Нарушая канон, она перекликается с западноевропейским рыцарским романом и русским фольклором. Повесть не была включена в состав поздних «Великих четьих миней».
Особняком стоит «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное», которое формально следует отнести к житийной литературе. Первая русская автобиография (если не считать поучения Владимира Мономаха) была создана во время пустозерского заключения, по «понуждению» духовника и соузника «огнепального» протопопа, старца Епифания. В «Житии…» присутствуют полемические и учительные черты. Оно известно в двух автографах и множестве (не менее 45) списков. Списки «Жития…» делятся на три редакции: первая написана в 1672–1673 гг., третья – не позже 1676 г. Аввакумово житие представляет собой уникальный памятник саморефлексии русского человека XVII в. Оно сохранило не имеющую аналогов информацию не только об обстоятельствах жизни автора и о расколе, но также о повседневной жизни, быте, поведении людей. В целом житие Аввакума далеко отстоит от прочих произведений жанра, из которого оно выросло.
