ЭХ, И ЗАЙЦЕВА Ж ТЫ ГОРА
Трусливость зайца вошла в поговорку, — так еще в XIX веке сообщал в своем известнейшем словаре знаток русской жизни Владимир Даль.
На карте нашей страны есть множество мест, в силу странной насмешки судьбы словно бы закодированных рано или поздно оправдать свое название. Сакральный аспект топонимики наиболее ярко проявляет себя в эпоху войн. Старые, вековечные названия начинают звучать как-то зловеще актуально. Особенно много подобных примеров нам преподносит, конечно, опыт Великой Отечественной на нашей территории. Погостье, что на киришской железнодорожной линии от Ленинграда (Санкт-Петербурга), в военные годы множит в своих окрестностях массу братских могил, оправдывая свое кладбищенски-погостное название. Новгородская деревушка Мясной Бор странным образом в битве 1942 г. становится с прилегающим к ней бором действительно «воротами в ад» для войск аж трех советских армий, долины речек Полисть и Глушица западнее этой деревни месяц за месяцем устилаются сотнями и тысячами погибших, и тем самым надолго становятся мясным бором буквально. Городишко Ржев своим именем вызывает ассоциацию бесчисленной военной ржавчины, оставшейся на десятилетия по всей дуге окружавшего его в 1942-м фронта. Долина реки Бойня в 6—7 км восточнее этого города совершенно случайно в августе 1942-го становится главным направлением взламывания вражеской обороны советскими частями на пути к Волге. В Вязьме генералы враждующих государств пытаются и в 1941-м, и в 1942-м вязать узлы на мешках окружений, — кому удается, а кому и нет. Ручей Рубежный на юге Смоленщины, о котором ныне очень мало кто знает, становится рубежом-Рубиконом в судьбах многих тысяч беловцев и десантников. А сколько таких рубежей и погостов по всей старой Руси-матушке перепахано этой главной войной XX века?
В Барятинском районе Смоленщины, а с 1944 г. это Калужская область, «мистически звучащее» место — Зайцева Гора. 173-я СД и 108-я ТБР вечером 13 апреля 1942 г. овладели поселком Зайцева Гора. Ударили, совершенно не увязывая начала своего наступления с действующим севернее 4-м ВДК, не говоря уже о кавалеристах П.А. Белова и партизанах. Вот и сам генерал Белов в своих мемуарах говорит о несогласованности:
«14 апреля из штаба Западного фронта было получено совершенно неожиданное сообщение: 50-я армия перешла в наступление и даже овладела Зайцевой Горой, в шести километрах от Милятина. Это сообщение показалось мне странным. Три дня назад армия еще не была готова к активным действиям, и вдруг самостоятельно, без согласования с нами, начинает прорывать оборону противника. Чем это объяснить?»{94}
Обратим внимание: «…без согласования с нами…», «… совершенно неожиданное сообщение». О действиях 4-го ВДК 13—14 апреля 1942 г. П.А. Белов здесь же сообщает как о частных операциях по инициативе вовсе не фронтового командования. Либо генерал в мемуарах лукавит с целью приуменьшить или снять с себя ответственность за неудачу удара навстречу 50-й армии, либо между ним и командиром 4-го ВДК А.Ф. Казанкиным отношений субординации после 11 апреля (момента подчинения командования ВДК Белову) не возникло, и Казанкин 12—14 апреля так и не уведомил Белова о наступлении десанта на юг. И «хозяин» (Жуков) не уведомил? Поразительно, но высока вероятность того, что Белов с его штакором не знал к моменту взятия Зайцевой Горы не только об ударе 50-й армии, но и о приказе командующего 4-м ВДК Казанкина (о том ниже) десантникам от 12 апреля 1942 г. Да ведь формально-то за успехи и неуспехи Казанкина с 11 апреля 1942 г. был «назначен крайним» именно Белов.
А о чем невольно может свидетельствовать беловская фраза «… и далее овладела Зайцевой Горой…»? — Белову почти не верится в официальное уведомление от командования фронта. Констатируем: у Белова к середине апреля давно сформирована крайне низкая собственная оценка наступательных способностей и боеспособности в целом частей 50-й армии.
Подробно апрельские бои 1942-го в районе Зайцевой Горы и западнее ее описаны М. Севериным и А. Ильюшечкиным в уже упоминавшейся нами работе{95}, специально посвященной истории зимне-весенней кампании 1942 г. в этой местности. Патриотичность авторов, нашедшая воплощение в деле сохранения памяти о прошлом «Малой Родины», редкая нынче, безусловно достойна уважения. Но факты дать мало, важна их объективная интерпретация. В ряде мест упомянутой работы, по нашему мнению (и мы можем ошибиться), описываемое интерпретировано сугубо субъективно. В частности, результаты провального для 173-й СД боя 14 апреля за Зайцеву Гору преподнесены чуть ли не советской победой: «…На этот раз наши части лишь немного откатились назад, ожесточенно обороняясь и не позволив тем самым противнику осуществить прорыв, перехватив инициативу и полностью нивелировав успехи наших войск за предыдущий день»{96}. «Лишь немного» немцам-то и было нужно — территориальная подконтрольность шоссе! «… Откатились …обороняясь и не позволив …осуществить прорыв…» Какие «прорывы» могли быть в головах у командования обороняющихся германских 43-го АК и 40-го ТК?! Единственная задача — контроль над рокадой.
14 апреля 1942 г. частями 173-й СД 50-й армии район Зайцевой Горы оставлен противнику. Разумеется, «под давлением пехоты и танков противника». А в те годы и не могло быть иначе, особенно в отчетах и рапортах об очередной неудаче.
Зайцева гора… Заячье, что ни говори, название, небоевое, невоенное. Именно здесь весной 1942 г. Красной армии выпал реальный шанс создать огромные проблемы отошедшей от Москвы германской группировке. Это название в связанных с ним боевых событиях оправдало себя не очень-то по-военному. Так что же, мистика виновата? Ведь Зайцева же, — со всеми вытекающими характеристиками. Однако, по народной пословице, заяц не трус, просто себя бережет! Вот так и с дивизиями да танковыми бригадами Запфронта. Кстати, патронов-снарядов не хватило, да мало ли чего. Оправдания всегда найдутся. Найдутся и примеры, когда одни героизмом платят за массовое малодушие и бестолковость остальных. И Зайцева Гора постепенно оказывается вовсе не «трусовой горой» — со всеми вытекающими из этого мемориалами.
Погибшим — честь и бессмертие, а бежавшим назад, в кусты и в Шатано болото — ни дна и ни покрышки этим геройским ребятам, ведь за каждым их заячьим скоком — в 20—40 раз большее расстояние по апрельским хлябям тех, что шли им на поддержку с севера. И не только это. Отход советских частей с шоссе — скромный вклад в фундамент летней 1942-го расправы врага над Дорогобужским партизанским краем, над народом сотен деревень центральной Смоленщины.
САМЫЙ БЕЗУМНЫЙ ЗАПЛЫВ
И апреля 1942 года по распоряжению Военного совета Западного фронта 4-й воздушно-десантный корпус оперативно был подчинен генерал-лейтенанту П.А. Белову. Датировка этого события весьма недвусмысленно показывает — командованию Запфронта именно теперь потребовалось консолидировать все силы к северу от Варшавского шоссе под единой командой. Приближались главные для всех этих войск события. Ответственность, — а для комфронта Г.К. Жукова весной 1942-го приоритетна была именно формально-закрепляемая им на ком-нибудь ответственность, — на Белове.
12 апреля 1942 г. командующий войсками Запфронта направляет в 4-й ВДК (вероятно, и в 1-й Гв. КК) боевое распоряжение о переходе этих войск в наступление на милятинском направлении. В этот же день командующий 4-м ВДК принял решение на наступление{97}.[19] Согласно принятому решению, корпус, удерживая занимаемый район, оставив в обороне левофланговую 214-ю ВДБР и выдвигая часть ее сил на рубеж Бараки Плотки — Акулово, наносил основной удар в южном направлении частью сил двух бригад (8-й и 9-й ВДБР) на узком участке к востоку от железнодорожной линии Вязьма — Занозная. В районе Нов. Аскерово и Стар. Аскерово предполагалось выйти на соединение с войсками 50-й армии Западного фронта и в дальнейшем действовать с нею совместно для закрепления пробитых в обороне врага «ворот».
И вот началась операция. П.А. Белов действовал в свойственной ему в этих краях манере: кавалерия с краешку. Знал или не знал Павел Алексеевич о планах 50-й армии и 4-го ВДК, но кавалеристы самого-то Белова уже 14 апреля очень сдержанно приступили к некоему подобию операции. Южнее смоленской деревушки Бутово есть в лесах болотце.
Подразделения 2-й Гв. КД на этом участке в вечерне-ночное время выдвинулись к фанерн. (фанерному заводу, ныне Новомилятино). Не отличаясь громкими успехами по разгрому вражеских гарнизонов в поселках и деревнях, кавалеристы в последующие несколько дней продолжали продвигаться на юго-восток. По оперативной сводке №110 Генерального штаба Красной армии беловцы к исходу 18 апреля подошли к разъезду Завальный. К Милятино немцы Белова не пустили. Основную же роль в наступлении, — восточнее кавалерии Белова, на главном направлении прорыва навстречу главным силам Западного фронта, — предстояло сыграть десантникам Казанкина. Официально в советской историографии моментом начала наступления 4-м ВДК указана ночь на 14 апреля 1942 г. Напрашивается вопрос: приказ десантникам отдан уже 12 апреля, а почему же целые сутки 13-го бригады бездействуют? Примечательный, крайне важный в судьбе всей операции день! День взятия Зайцевой Горы советской 173-й СД. А десант действует крайне вяло, словно чего-то ждет… Станция Вертехово в оперативной сводке № 104 Генерального штаба Красной армии указана среди освобожденных к исходу суток 13 апреля. Приказы в планшетках, цели определены, враг отходит… Вперед, что тут топтаться. Но далее почему-то следуют крайне робкие «победы». В течение дня 14 апреля расположенная с нею рядом д. Тереховка, и даже Бол. Мышенка, что 2-х км южнее, были десантниками заняты. Казалось бы, неплохое начало наступления? Однако по документам противника еще за сутки 13 апреля узнаем, что «…Сила охранения (обозы корпуса и части 34 ПД) севернее Баскаково отошли на линию М. Мышинки — Баскаково»{98}. Получается, десант никак не атаковал, а лишь тихонько преследовал планово отступающего противника в фазе завершения им деблокирующей группу «Хаазе» операции.
