падали.
Сейчас же Валера закрывал глаза и видел перед собой тройку. Золотого цвета цифру три там, где не должно быть ничего, ведь шлема на его голове не было и реальность ничем не могла дополняться.
Эта золотая тройка не была настоящей. Она была только в его памяти. Валера просто помнил её. Помнил, как выглядел «экран» перед тем, как он снял с головы свой шлем. Точнее, ему помогли его снять. У самого бы Валеры сил на это уже не хватило — он все силы потратил на бой.
Три. Три сбитых «космика». Три убитых им человека. Убитых, не раненых. Пилотов космических истребителей не бывает раненых. Пилот космического истребителя может быть только жив или мёртв. Жив, если его машина цела. И мёртв, если нет. Тут не могло быть того, что было в атмосферных воздушных баталиях, когда пилот мог быть подбит, ранен, но при этом мог вернуться раненым, истекающим кровью, но живым на базу. Или катапультироваться и долететь до земли живым.
Здесь так не прокатит. Катапультирование предусмотрено, естественно, было. Вот только воспользоваться им очень сложно — слишком велики скорости. Гасить их чем? Отлетит от разрушающегося истребителя капсула с пилотом, а дальше что? По инерции её так и будет нести дальше по направлению вектора скорости… пока не врежется в остатки другого истребителя, куски космического мусора, либо не попадёт под шальной лазер, либо не вылетит в открытый космос. Вероятность выжить в спас-капсуле во время боя — какие-то там теоретические проценты. То ли два, то ли три.
И это ещё при условии, что удастся отстегнуться до того, как истребитель превратится в шар-цветок раскалённой плазмы посреди черноты космоса.
Так что, для пилотов: сбил — значит убил. Не попали в тебя — жив, попали — мёртв. Такая вот двоичная логика… Из-за этой «логики», кстати, КДВ-шники их «бинарными» дразнят. Правда, пилоты в долгу не остаются, презрительно величая их «мясом» или «грузом»…
Три истребителя. Три человека. Три жизни. Три «фрага» на «счету»…
Три… План, намеченный перед боем выполнен. Смогли ли так же с этим планом справиться остальные? Валера не знал.
Зато знал другое: из его звена выжили двое. Он, и Данила Стариков. Остальные… стали «двоичными нулями». Остальных разнесли на атомы. А может и не на атомы. Возможно, это только красивое выражение, а на самом деле тела погибших пилотов замороженными изуродованными кусками мяса остаются плавать в холодной и равнодушной пустоте среди другого космического мусора… Приятнее было думать, что «на атомы». Всё равно ведь доставать и опознавать эти куски не станут. Слишком сложно. Слишком затратно. Слишком бесполезно. Хоронить так и так закрытый гроб будут. А есть в нём что-то или он пустой — да какая, в принципе, разница? Шансов на выживание всё одно нет.
Спасательно-поисковые команды, конечно, будут. Как без них? Но они пройдутся только по сигналам аварийных маяков спас-капсул… если такие будут. Всё же, пусть и три процента, а всё ж таки шанс от нуля отличный — можно оправдать трату времени и энергии реакторов поисковых машин.
Хотя, Валера, наверное, слишком предвзято и мрачно смотрел на эти вещи. На самом деле, это всё было не более, чем домыслы и россказни-страшилки инструкторов. Сам он в крупных космических боях до этого не участвовал. Лично не видел, достают ли тела из космоса…
Три сбил, три потерял. Такая вот «ничья»… Которая не радовала ни правой частью «равенства», ни левой.
Валера лежал в темноте, пялясь в потолок. Но, когда пришли медики и включили свет, глаза закрыл, делая вид, что спит. Ему не хотелось сейчас общения. Не тянуло «на поговорить».
Это помогло. Еги действительно сочли спящим. Ну или решили не трогать, раз сам он инициативы не проявляет. Вопросов не задаёт. Прошли мимо, лишь проверив показания приборов.
А чуть позже выяснилось, что через одну капсулу от него, справа, лежит не кто-нибудь, а сам Император Иван, познавший на себе все прелести и романтику космических асов. И он тоже не спал.
Валера слышал весь разговор Ивана с их начмедом Мусоровым, хорошим, в принципе, мужиком, не вредным. Пилоты его хорошо знали — чай, не раз и не два, вот так вот у него в вотчине «отсыпались», слишком заигравшись на своих тренировках.
Весь разговор. И последовавшие за ним доклады генералов, адмиралов, командующего. От того и узнал обо всей нынешней ситуации не меньше самого Императора.
Настька… Живая осталась. От этого известия на душе потеплело. Хотя, оно это и так, сразу было понятно: если Император жив, то и Настька жива — они же к одной машине «прибинарились». Не могло тут быть варианта, когда один — «ноль», а другой — «единичка». Тут уж либо оба «единицы», либо оба «нули».
А вот то, что она двенадцать «космиков» сбила, да ещё и пять штурмовиков… тут Валере и сказать было нечего. Он знал, что Настька крута, но что б настолько?
Услышал и про странную маскировочную систему нестандартного «Стилета», на котором она летала, и про взрыв этого «Стилета» за спинами эвакуируемых пилотов. И о составе прибывших подкреплений. И о количестве потерь… о тридцати двух сбитых Универсалах.
В этот момент, когда прозвучала такая цифра, Анатольину хотелось застонать. Или завыть в голос. Но он сдержался. Лишь губу прокусил до крови. Не хотел к себе внимание генералов привлекать.
Одного не было произнесено: откуда взялся этот «Стилет»? Куда же всё-таки улетал Император? Что он вообще делал в том скоплении космического мусора.
Император проводил «совещание» почти два часа. Потом вырубился. Сморил его сон. Генералы выдохнули с облегчением и разошлись тихо-тихо перешёптываясь между собой. Вновь погасили свет. А Валера ещё долго лежал, пялясь в темный потолок. В голове его, как привязанные, крутились цифры и числа: 3, 3, 32, 58, 9… 12, 5…
Потом сон сморил и Валеру.
***
Утром Император Иван Александрович покинул капсулу. Как и положено — первым. Пусть ему всё равно было ещё очень плохо, но врач позволил, не найдя серьёзных противопоказаний к этому.
Император должен бы, просто обязан показаться на мостике. Причем сделать это не в больничной пижаме, а в сверкающем, безупречном парадном мундире. С прямой спиной и расправленными плечами, всем видом своим показывая несокрушимость и победоносность Империи. Символизируя её.
Появиться, показаться. А так же провести множество телемостов и переговоров, которые невозможно было бы провести из медблока. Заснять заявление по поводу случившегося для