Фрейя резко отодвинула чашку и, пряча внезапно нахлынувшие слезы, быстро вышла в холл. Орвар догнал ее уже на лестнице, обнял и усадил прямо на свеженатертую воском ступеньку. Некоторое время они сидели молча. Первым заговорил брат:
— Я примирился с ярлом, и теперь мы все можем жить здесь.
Девушка глубоко вздохнула и прислонилась головой к его плечу. Через некоторое время к ней вернулась способность говорить:
— Не пытайся меня утешить, Орвар. Мы с тобой знаем, что это только до альтинга. А потом…
А потом ее брат и ее мужчина с мечами в руках войдут в огороженный рубеж, чтобы сразиться друг с другом. И выйдет оттуда только один из них.
— Ты же знаешь, ни я ни он не сможем отказаться. — Тихо произнес брат. — меня будут считать нидингом, если я не отомщу за отца, а Фенрира, если он нарушит данную ярлу клятву.
Она все прекрасно знала. Ни трусу ни клятвопреступнику не было места в Стае. В книге судеб были страницы, которые можно было написать только кровью — своей или чужой. Вот единственный выбор, который боги предоставляли своим детям. И любой исход грозил необратимой утратой как для всей Стаи, так и для одной маленькой девушки, что сидела, скорчившись, на верхней ступени лестницы.
— Ничего, Фрейя, ничего. — Теплая ладонь брата легла между лопаток. — Я говорил с мамой. Гримхильд, старая вёльва, умеет варить мед забвения[61]. Ты сможешь уехать или останешься в Стае и будешь жить долго и счастливо.
— Нет, Орвар. После альтинга не будет уже счастья никoму из нас.
Он лишь вздохнул в ответ:
— Сейчас мне тоже так кажется. Фенрир достойный муж, и лучшего ярла для Стаи я бы и не желал. Но если победит он, ярлом останется Бьярн.
— Надолго ли? — Пробормотала девушка.
Брат только хмыкнул.
— Думаю, до следующего дня, потому что каждый из хевдингов воткнет в землю свое копье и пошлет зов собственой стае.
— А Фенрир? Он мог бы собрать свою стаю?
— Не знаю. Он рожден быть вождем, это ясно даже младенцу, но…
Да, было одно «но», перешагнуть через кoторое не мог ни один меняющий шкуру. Не доверяй мужчине, который не знает имени своего отца и отца его отца. Какими бы достоинствами ни обладал берcерк, для эйги он так и останется безродным приемышем Бьярна Лунда. И как бы не притягивала оборотней сила Фенрира, ни один не согласится принести клятву ему.
— А если победишь ты?
Орвар нахмурился так, словно его самого не радовал подобный исход:
— Будет то же самое, только сначала Стая затравит Бьярна. А потом мы сможем похоронить отца в нашем родовом кургане.
— А потом?
— А потом я останусь со своим свейтингом, может быть, ещё кто-то захочет присоединиться ко мне. Думаю, мы уедем, как это и планировалось с самого начала.
— Ты не сможешь занять место ярла?
— Сомневаюсь. Я могу обмануть охранную систему банка, взломать секретные архивы, придумать хитрую махинацию, но и все на этом. В организме Стаи я ее рука. Моҗет быть, даже мозг. Но сердце у нее одно — Фенрир.
Девушка ткнулась лицом в твердое плечо брата с такой силой, чтo даже нос заболел:
— Что же нам делать, Орвар?
— Помнишь, как мы с родителями ездили на рыбалку в Норейг?
— Уууу, — прогудела Фрейя, не отрывая лица от майки брата.
— Помнишь, нам показывали место, где должна стоять лодка во время прилива? Чтобы вода сама вынесла ее на пляж, и нам не пришлось работать веслами?
— Уууу, — подтвердила она.
— Я думаю, если мы будем поступать правильно, как велит долг и честь, боги выведут нас к безопасному месту. Понимаешь, — он легко коснулся губами ее пушистой макушки, — поступать по совести и чести — судьба эйги. И если не пытаться обмануть судьбу, все закончится так, как и должно было.
Итак, Орвар в душе своей уже готов был принять любой исход. Почему же Φрейе казалось, что воды прилива несут ее лодку прямо на скалы?
Потолок родного дома давил, словно свод погребальнo камеры.
— Мне надо на воздух.
Девушка обтерла краем рубашки лицо, поправила затянутые в короткй хвост волосы и спустилась в холл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Пойду подышу, — повторила она на этот раз уже Фенриру.
Тот не стал задавать лишних вопросов, только коротко свиснул Гарму и кивнул в сторону Фрейи, мол, иди, неси свою службу.
Фрейя допоздна бродила по саду, затем вдоль стены. Οна слышала, как приезжают и уезжают машины, время от времени замечала в окне то брата, то берсерка, махала им варежкой и уходила дальше от дома.
Ей не давал покоя, гнал по сугробам из конца в конец сада один единственный вопрос: в чем заключается ее собственная судьба? И наскoлько свободной она может быть в рамках уготованной ей богами участи?
Брюнхильд знала, что Сигурд забудет свою любовь к ней и погибнет молодым, но не перестала любить его[62]. Сигурд умер, так и не узнав о ее предательстве. А еще он так и не узнал, что раньше уже сам предал ее. И кого предавала сама Фрейя, полюбив врага своего отца?
То, что сильно замерзла, она поняла лишь когда болезненно заныли пальцы на ногах и руках. И Γарм начал тыкаться носом в колени, напоминая, что пора возвращаться домой, в тепло.
Дом встретил запахами жареного мяса с кухни и приглушенным светом в холле. Дверь в гостиную была приоткрыта, но оттуда не доносилось ни звука. Возможно, все уехали.
Присутствие Фенрира девушка почувствовала, еще не успев открыть дверь спальни. Так и есть, берсерк сидел на краю кровати, уперев локти в колени и низко опустив голову. Он не повернулся, когда Φрейя подползла по кровати ближе и обхватила руками его талию.
— Ты сегодня останешься со мной? — Тихо спросила она.
— Да, любовь моя.
Он не знал, какая их ночь станет последней, поэтому больше не хотел пропустить ни одну. Его тихо поцеловали между лопаток:
— Ложись. Я скоро приду.
В душе она несколько минут стояла, подставив лицо теплым струйкам. Казалось, вода смывает с нее не только слезы, но и сомнения, и страхи. Потерла большим пальцем побелевшие шрамы ниже локтя. Руна казалась лишь на один тон темнее кожи. После стычки с Бьярном в его доме, она больше ни разу не кровоточила. Видимо, боги один раз дали понять, что услышали ее призыв, и впредь собирались действовать без ее участия.
Возможно, в следующий раз они придут лишь затем, чтобы взять свою плату, потому что боги никогда не помогают просто так. Фрейя вырезала договор с ними на своей коже и окрасила своей кровью. Получив желаемое, она должна будет заплатить по счетам.
Ну, что ж, тогда она готова заплатить двойную цену. Брюнхильд стала причиной смерти Сигурда[62], но затем она умерла рядом со своим возлюбленным на его костре. «И так закончился их век», говорит сага. Пусть и ее век закончится рядом с Фенриром. А случится ли это в огороженном рубеже на альтинге или где-то еще, не ей решать.
Теперь, когда на душе стало легко, она выключила воду, быстро вытерлась полотенцем и, как была, голая и с влажными волосами, вышла в спальню. Произвести впечатление не удалось — Фенрир спал, уткнувшись носом в ее подушку, и чуть слышно посапывал во сне. Любопытная луна выглядывала из-за шторы и щекотала лучом его лицо. Берсерк морщился, отворачивался, но не просыпался.
Фрейя подошла к окну, но вместо того, чтобы задернуть шторы, некоторое время стояла, глядя на летящие с неба крупные хлопья. Видимо, снегопад пришел с теплым ветром с Восточного моря. К завтрашнему утру он укроет сад толстым покрывалом, под которым уже не будет видно ничьих следов.
— Спокойной ночи, — пожалала она луне и отпустила печаль из сердца, как ночную птицу.
Пусть летит и не возвращается.
Фрейя скользнула под одеяло и прижалась к большому телу Фенрира. Берсерк грел лучше любого радиатора. Она осторожно переложила его голову к себе на грудь, оплела его руками и ногами, словно корнями дерева и до рассвета, не смыкая глаз, cмотрела в узкую щель между шторами.
