а в Севастополе. А если точнее — то на военном аэродроме Бельбек, где базировались перехватчики восьмой отдельной армии ПВО Киевского военного округа, которой до семьдесят второго года командовал знаменитый лётчик-истребитель, трижды Герой Советского Союза Покрышкин.
Эти подробности сообщил Димке борттехник большого военно-транспортного самолёта, на котором он добирался из подмосковного Жуковского в Крым. События вокруг этой поездки вообще разворачивались со стремительностью, недоступной для неторопливого турбовинтового «Антонова». Всего за три дня до вылета Димку с утра пораньше поймала в коридоре симпатичная секретарь комсомольской организации отдела и осведомилась, справившись с блокнотом: верно ли, что он, Дмитрий Олегович Ветров, в бытность свою студентомво время летних каникул ездил в качестве вожатого в пионерские и детские спортивные лагеря? Димка подтвердил и добавил, что является квалифицированным инструктором по горному и водному туризму и имеет право водить детские и подростковые группы по маршрутам второй категории сложности, что и проделывал там-то и там-то, о чём имеется запись в его личной инструкторской книжке. Комсомольская барышня удовлетворённо кивнула — видимо, полученная информация совпадала с записями в её блокноте, — и сообщила, что руководство отдела решило откомандировать его, Дмитрия Олеговича Ветрова, в качестве пионервожатого во всесоюзный лагерь «Артек» на вторую летнюю смену, которая будет проходить в июле месяце. Возражения не принимаются, вопросы потом — а сейчас бегом в комитет комсомола за направлением, а оттуда — в отдел кадров, оформлять командировку. Да, напоследок припомнила секретарь, как закончишь с бумагами — зайди к Георгию Борисычу, он хотел что-то тебе сказать перед отъездом…
И упорхнула, оставив Димку наедине с его удивлением. Ну ладно, вожатым в пионерлагерь — дело житейское, туда всегда посылают новичков, чьё отсутствие не сильно повредит работе, тем более, что опыт у него имеется. Но вот напутственное слово руководства — это к чему? Нет, Геннадий Борисович Монахов, которого привлечённые им в новый космический Проект (именно так, с заглавной буквы «П»!) студенты-дипломники и молодые специалисты с восхищением называли «Командор», не раз осведомлялся, как его «крестник» осваивается в коллективе, — но чтобы лично инструктировать насчёт работы пионервожатым?..
Но, как выяснилось, дело было вовсе не в инструктаже. Решение о поездке в «Артек» было принято всего пару часов назад, на место следовало прибыть спустя двое суток — а поезда крымского направления, отправляются набитыми битком, и добыть для Димки хотя бы плацкартный билет сейчас немыслимо, даже если воспользоваться ведомственной бронью. Командор же, подписывая приказ о командировке (это тоже был сюрприз — лично выбрал его и распорядился!) учёл, оказывается, и это обстоятельство. Димке дано было пять часов на то, чтобы заехать в общежитие для молодых специалистов, собрать вещи — и к пятнадцати ноль-ноль как штык, ждать перед проходной Лётно-испытательного института в городе Жуковском. С их аэродрома, сообщил Командор, в восемнадцать-десять уходит в Крым грузовой борт — и если вы, Ветров, опоздаете хоть на минуту, то добираться будете на перекладных, собственными силами — а потом ещё и объясняться с несговорчивыми кадровиками по поводу неизбежного опоздания к месту командировки. А если успеешь вовремя — то будешь в Севастополе уже сегодня вечером, а оттуда до Артека всего километров сто по прибрежному шоссе, доберёшься, не маленький…
На фоне этих грозных предупреждений совет присмотреться там, в Артеке, к ребячьим «фантастическим проектам» (а вдруг чего толкового удастся выудить?) прозвучал не слишком убедительно, и Димка попросту пропустил его мимо ушей. Разумеется, ни о каком опоздании и речи быть не могло: он явился на место на полчаса раньше, толстяк-майор с «крылышками» авиатехника в петлицах помог оформить бумаги в отделе пропусков и самолично отвёл его к огромному, похожему на крылатого тюленя, Ан-12, на корме которого, в основании высоченного киля, поблёскивала стёклами кабина бортстрелка, да торчали угрожающе стволы двух авиапушек — и там сдал "пассажира" на попечение одного из членов экипажа. А всего через пять с половиной часов, в которые вместились и ожидание в Жуковском, и перелёт, показавшийся Димке бесконечным, он шёл на ватных ногах по бетонке аэродрома Бельбек. Шёл, наслаждаясь ощущением твёрдой земли под ногами, мимо ангаров из листов ребристого дюраля, мимо катающихся вдоль шеренги серебристых остроносых Су-15 цистерн автозаправщиков — а со стремительно темнеющего крымского, глубокого цвета индиго, неба ему подмигивали крупные южные звёзды.
Дружина «Лазурная» (вернее сказать, лагерь, носящий это название) располагался на правом краю береговой дуги от горы Аю-Даг до скалистого, поросшего сосновым лесом утёса, перед которым возвышались в море две скалы под названием Адалары — одно из самых приметных естественных украшений южного берега Крыма. Из-за столь примечательного расположения отсюда открывался великолепный вид как на заметно выше других лагерей — отсюда открывался великолепный вид и на бухту, и на всю панораму Артека.
Сейчас Димка вместе с тремя другими вожатыми-новичками (остальные сейчас были в Симферополе, на артековской «перевалочной базе», принимая прибывающих со всей страны ребят и девчонок), наслаждался этими красотами со смотровой площадки, разбитой возле другой местной достопримечательности, «Пушкинского грота». Строго говоря, это название носила не эта вот декоративная башня, сложенная из дикого камня ещё в середине восемнадцатого века, при Султан-Крым-Гирее, а просторный грот в основании утёса, куда можно было попасть либо на лодке (два-три раза в смену проводились такие экскурсии), либо пройдя немного по пояс в воде от пляжа «Лазурного». Старший вожатый, проводивший для них эту экскурсию, особо подчеркнул, что проделывать подобные штучки пионерам категорически, под страхом немедленного отчисления из лагеря, запрещено, о чём им и сообщают в первый же день новой смены. Тем не менее, всякий раз находится два-три юных авантюриста, решившего нарушить строгий запрет, распространяющийся, кстати, и на вожатых — и тогда виновникам (вернее сказать, имевшим неосторожность попасться) не стоит рассчитывать на снисхождение.
До Артека Димка добрался уже за полночь, на попутках. Постучался в ворота, предъявил заспанному и очень сердитому старичку-вахтёру бумажку с направлением и паспорт, и был препровождён в административный корпус. По случаю пересменка народу в лагере почти не было, корпуса стояли со слепыми, тёмными окнами (впрочем, какими им ещё быть в половину второго ночи!) и Димку уложили спать на диване-банкетке прямо в холле. С утра же его и ещё двоих таких же «ранних пташек», по разным причинам прибывших раньше остальных, накормили, обрядили в артековскую униформу с обязательными комсомольскими значками и красными галстуками, и отправили на обзорную экскурсию — каковая и продолжалась вот уже третий час кряду.
А старший вожатый продолжал распространяться, пересказывая новичкам историю Артека
