П.Д. Грищенко наградили орденом Ленина, а подводной лодке Л-3 1 марта 1943 года присвоили звание гвардейской.
П.Д. Грищенко был переведен на береговую службу, а в командование кораблем вступил В.К. Коновалов, который с 1940 года был бессменным помощником командира Л-3 и участвовал во всех походах лодки.
Владимир Константинович по-гвардейски продолжал наращивать успехи подводной лодки. Осенью [266] 1944 года, зимой и весной 1945 года он выставил три минных заграждения на путях фашистских судов. Все его пять торпедных атак увенчались успехом. Особенно следует отметить торпедную атаку 17 апреля 1945 года. Двухторпедным залпом он утопил военный транспорт «Гойя», на борту которого находилось около 7 тысяч гитлеровцев (западногерманский историкг. Штейнвег считает, что было принято свыше 10 тысяч человек), в том числе 1300 подводников всех рангов. Спаслось около 200 человек.
Ночью 19 апреля Коновалов атаковал небольшой транспорт, шедший под сильным охранением. Колоссальной силы взрыв раздался над морем. Было очевидным, что транспорт загружен боезапасом. Впоследствии установили, что это был военный транспорт «Роберт Мюллер», шедший с грузом военной техники.
Эти меткие залпы завершили боевую службу гвардейской подводной лодки Л-3. Весь личный состав ее вторично наградили орденами, а командиру лодки Владимиру Константиновичу Коновалову было присвоено звание Героя Советского Союза. Боевую рубку Л-3 установили как мемориал в городе Лиепае.
В.К. Коновалов после войны еще двадцать два года жизни отдал Военно-Морскому Флоту. Будучи заместителем начальника Высшего военно-морского училища подводного плавания имени Ленинского комсомола, он скоропостижно скончался от инфаркта 28 ноября 1967 года.
Почти сорок лет прошло после победного салюта. Сыновья Владимира Константиновича Марк и Евгений, которые во время войны были подростками, стали командирами новых подводных лодок и избороздили многие моря и океаны. А теперь уже и внук основателя «подводной» династии Володя Коновалов — курсант подводного факультета. [267]
День Победы
1 и 2 мая улицы Хельсинки были запружены народом. Слух об окончании войны распространился по городу, нас — советских офицеров — многие финны поздравляли с победой, дарили цветы. Мы пытались объяснить, что еще не все завершено, что на отдельных участках в Германии продолжаются бои и, как только будут подписаны соответствующие документы, Советское правительство тотчас передаст об этом по радио. Но финны упорно заявляли: Гитлера больше нет, войне — конец, а составление документов лишь формальность.
3 мая мне пришлось выехать в Ленинград по делам службы. В поезде финские железнодорожники поздравляли «майора» (я имел в то время звание капитана 3 ранга) с победным окончанием войны.
В Ленинграде 8 мая я был в Театре оперы и балета После второго действия кто-то передал, что будет сообщение об окончании войны и полной капитуляции гитлеровской Германии. Возбуждение всех присутствующих достигло необыкновенного накала, зал гудел... Спектакль окончился, а ожидаемого сообщения так и не по ступило. Мысленно я был со своими боевыми товарищами, оставшимися на лодке. Под тиканье метронома заснул тревожным сном.
В 6 часов утра я проснулся, когда по радио начали передавать сообщение об окончании войны. В эти минуты голос Левитана, столь знакомый всем нам по сводкам Совинформбюро за долгие годы войны, звучал необычайно сильно и торжественно. С волнением и радостью, охватившими меня, трудно было справиться. Через сорок минут я вошел в вестибюль базы бригады подводных лодок. Обычная команда «Смирно», и тотчас из дежурной комнаты выбежали старший лейтенант двое главстаршин и несколько матросов. Они подхвати ли меня на руки и с криками «ура» начали качать. Я пытался сопротивляться, кричал: «Спокойнее, братцы хватит!» — а они старались [268] подбросить меня все выше и выше. Наконец эти «полеты» закончились, и я со всеми расцеловался.
В маленьком салоне командира базы был уже на крыт стол. Через несколько минут собралось более десятка штабных офицеров и командиров лодок, при встрече все обнимались, целовались. Первый тост был поднят за Победу, за славу советского оружия, за весь наш советский народ.
На другой день я вернулся в Свеаборг. Здесь, на подводной лодке, попал в объятия боевых друзей, с которыми вместе прошел через всю войну. Не верилось что война позади, что мы прошли через все преграды сохранили лодку и дожили до Дня великой Победы.
В тот день на рубке лодки в центре пятиконечной звезды стояла цифра 8 — число потопленных нами судов противника. Сколько судов погибло от нашего минного оружия — мы могли только предполагать. Позже было установлено, что на четырех минных заграждениях, выставленных лодкой на коммуникациях противника в Южной Балтике, и на одном заграждении в Финском заливе подорвалось еще 16 судов противника разных классов, а подводная лодка U-479 погибла от удара форштевня и киля «Лембита».
Следует также учесть, что каждая наша минная постановка нарушала режим движения, вынуждала противника изыскивать новые пути и требовала большого количества тральщиков для очистки фарватера.
Думаю, что экипаж Краснознаменной подводной лодки «Лембит» может гордиться своим боевым вкладом в дело Победы над фашистской Германией.
Все горели желанием как можно лучше выполнить любое боевое задание и нанести врагу максимальный урон. Только такой слаженный и дружный коллектив мог выйти победителем из, казалось бы, безвыходных положений, в каких не раз оказывалась лодка в боевых походах. [269]
Последний боевой поход
В конце мая, сверкая свежей краской, «Лембит» вышел из свеаборгского дока. Нас направили к новому месту базирования — в порт Турку.
Хотя война с фашистской Германией закончилась, оставалось еще много укрывавшихся гитлеровцев, которые, улучив удобный момент, спасались бегством морским путем — на катерах, шлюпках, рыбацких лодках. Поэтому штаб КБФ организовал специальную дозорную службу из небольших надводных кораблей. Для подкрепления дозора решили послать подводную лодку. Выбор пал на «Лембит», и нам пришлось снова выйти в море на боевое задание.
13 июня «Лембит» вышел в дозор в район маяк Рик-схефт — банка Штольпе — восточный берег острова Борнхольм. На этом датском острове во время войны был немецко-фашистский гарнизон. 11 мая 1945 года десанту морской пехоты Краснознаменного Балтийского флота сдалось в плен 12 тысяч гитлеровских оккупантов. В конце мая на остров прибыли представители датского правительства, созданного сразу же после окончания войны, чтобы выразить советским войскам признательность за освобождение острова. Однако никто не мог гарантировать, что в плен сдались все гитлеровцы и нет таких, которые могут попытаться бежать.
Ночью мы несли дозорную службу в крейсерском положении лодки, а днем ходили галсами на перископной глубине, периодически осматривая горизонт. Акустическую вахту несли непрерывно. В поле нашего зрения попадались лишь небольшие суда, занимавшиеся ловлей рыбы, и советские дозорные катера. Погода стояла хорошая, плавание проходило спокойно. Но один день сильно потрепал нам нервы и крепко врезался в память.
Мы шли на перископной глубине в нескольких милях от острова. Вдруг по правому борту услышали [270] шуршание, подобное скольжению минрепа, и вслед сильный удар по корпусу лодки.
— Стоп правый мотор! Руль пять градусов право!
Последовало еще два удара, и все стихло. Решили, что подцепили какую-то шальную мину. Как только легли на прежний курс, удары повторились. Описали полную циркуляцию влево. На циркуляции удары прекращались, но на прямом курсе были прежней силы. Объявили боевую готовность. Неужели мы буксируем мину и она при очередном ударе о корпус лодки рванет? Решили всплыть. Людей расставили по отсекам у входных и спасательных люков и у аварийного инструмента. Застопорили ход. День был ясный, и море спокойное. Стали давать воздух малыми порциями в среднюю цистерну, чтобы всплывать возможно медленнее, спокойнее и на ровном киле. Как только вода скатилась с рубки, я отдраил люк и вышел на мостик. От форштевня до половины правого борта корпус лодки опутывала тонкая, но крепкая рыболовная сеть, а большой деревянный ромбообразный буй, окрашенный белыми и красными полосами, мирно плыл рядом с бортом. Его длинный трос зацепился за носовой руль. Все стало ясно. Когда лодка начинала поворот, буй либо отходил от корпуса, либо прижимался к нему, а на прямом курсе, волочась на буксире, временами ударял по корпусу.
Вслед за мной на мостик вышел штурман Митрофанов. Он быстро спустился на палубу и втащил буй на були. Ему на помощь подоспели рулевые Корешков и Белоглазов. Буй отцепили от сети и перенесли в рубку. Кусок сети с пробковым поплавком я отрезал на память, и он до сих пор хранится у меня.
