Время шло. Обычно мы обедали утром, уйдя под воду после ночного плавания. Было уже 12 часов. Пора и пообедать. Отменить боевую готовность? Но может, тут какой-то подвох? Кока Пантелеева, по боевой готовности — санитара, я приказал послать готовить обед. Через час обед был разогрет. Обедали все на боевых постах. Общее напряжение несколько спало. Отпустить людей на отдых, оставив только ходовую вахту? Нет. На это я не мог решиться. Рулевых и людей на посту у электромоторов сменили, оставив на отдых тут же, у боевых постов.
Так мы шли весь день. Очень хотелось подвсплыть под перископ, получше рассмотреть своего «сопровождающего» и выпустить по нему торпеду. Но для торпедного залпа это была слишком малая цель. Вступать в артиллерийский бой? Однако, увидев рубку лодки с красной звездой, сторожевик успеет открыть огонь раньше нас. Наступило время сумерек. И вдруг наш провожающий передал по звукоподводной связи какую-то краткую фразу и пошел полным ходом на удаление. Мы тут же начали всплывать на перископную глубину. Шум винтов сторожевика был уже едва слышен, когда я осматривал горизонт в перископ.
Было почти совсем темно и, кроме белых гребней волн, ничего не видно. Акустик Гипп еще и еще раз внимательно прослушал горизонт, никаких посторонних шумов не было слышно.
— По местам, стоять к всплытию!
Свежий юго-западный ветер срывал с гребней брызги, сквозь густые облака проглядывали звезды. Когда запустили дизели, мы услышали какое-то дребезжание в ограждении рубки. Штурмана Митрофанова я послал осмотреть надстройку. Оказалось, что тонкие листы палубы носовой части лодки и обшивки ограждения рубки вмяты внутрь и в нескольких местах разорваны. Вот что значит торпедный залп с предельно малой дистанции. [247]
После войны по иностранным источникам установили, что потопленный нами транспорт водоизмещение около 5 тысяч тонн назывался «Диршау». На миннозаграждении подорвались и затонули транспорты «Эберхард», «Лютьехорн» и тральщик М-421. Подорвались и получили большие повреждения транспорты «Элие» и «Эйхеберг».
Включили винт-зарядку и полным ходом пошли курсом в базу.
— Товарищ командир, шифровальщик Толочко просит разрешения подняться на мостик, — передали с центрального поста.
— Добро.
Незаметна роль шифровальщика на подводной лодке. Одна-две короткие шифровки в сутки, а то и ни одной несколько дней. И значимость их для боевых действий лодки неодинакова. Редко были шифровки, наводившие на цель. Но некоторые предупреждающие были неоценимы. Старшина 1-й статьи Н.М. Толочко принес шифровку о том, что в районе встречи с нашими катерами обнаружена подводная лодка противника. Мы сообщили о времени подхода к точке встречи. Из предосторожности курс проложили западнее обычного, рассчитывая подойти к опушке шхер, а затем лечь на курс 90 и следовать до фарватера, ведущего в шхеры. Когда перископ была отчетливо видна линия прибоя и до момента поворота на курс 90° оставалось 2–3 минуты, эхолот показывал большую глубину под килем, внезапно лодка стукнулась о какой-то подводный предмет. Было такое ощущение, что она на мгновение остановилась, образовался дифферент на корму, под килем заскрежетало, эхолот показал «0», затем дифферент стремительно пошел на нос, и лодка как будто отцепилась от какого-то податливого предмета. Эхолот продолжал непрерывно работать и показывал 30–32 метра под килем.
— Стоп моторы! Продуть среднюю!
Как только рубка показалась из воды, я моментально отдраил рубочный люк и выскочил на мостик. [248]
Вслед за мной вышли на мостик штурман Митрофанов и сигнальщик Корниенко. По корме лодки мы увидели большое масляное пятно и невдалеке две короткие ломаные доски. На курсовом угле 90° правого борта в нескольких кабельтовых лежал в дрейфе военный катер, а вдали, почти на траверзе маяка Утэ, виден был второй такой же катер. Заметив лодку, катера двинулись к нам. Мы дали ход и легли на сближение. Как впоследствии мне говорили сигнальщик и штурман, лицо мое было белым, как бумага. А мне в то время думалось, что, может быть, мы ударили свою подводную лодку, которую катера выводили в море. Сблизившись с первым катером, увидели на нем нашего переводчика лейтенанта Палкина. Митрофанов прокричал:
— Кого выводили?
— Никого не выводили, вас встречаем, — ответил Палкин.
Тут кровь прилила к лицу, и я обрел дар речи. Значит, то была фашистская лодка. Катер послали прослушать и осмотреть место, где произошло столкновение. Вскоре он вернулся. На поверхности воды, кроме масляного пятна, покрывавшего большое пространство и сгладившего гребни волн, и двух обломков досок, похожих на палубный обрешетник немецких подводных лодок, ничего не обнаружили. Акустика на катерах была далека от совершенства, крупная волна, идущая с моря к опушке шхер, создавала такой шум, что никакие посторонние звуки не прослушивались. Вслед за катерами мы пошли на базу. О случае столкновения записали в вахтенный и в навигационный журналы. На мостике собрались лейтенант Можеренко, старпом Михайлов, Ошерович, Митрофанов, все высказывали свое мнение о случившемся.
Мы не сомневались, что столкновение произошло с неприятельской подводной лодкой, о которой получили предупреждение.
Она, по-видимому, ходила вдоль шхер, и наши курсы пересеклись. [249]
Много лет спустя, анализируя опубликование списки потерь гитлеровского подводного флота и сопоставив время, место и указание о причине гибели, установили, что мы потопили подводную лодку U-479. У нашей лодки был крепкий стальной форштевень и литой чугунный киль. Удара столь мощной массы оказалось достаточно, чтобы подводная лодка противника не смогла больше всплыть. У «Лембита» в то время никаких видимых повреждений мы не обнаружили, для этого требовался доковый осмотр.
16 декабря у причала в Хельсинки нас встретил недавно вступивший в должность начальника политотдела капитан 2 ранга Степан Степанович Жамкочьян. До этого он был начальником политотдела ОВРа (охрана водного района) Кронштадта, корабли которого постоянно участвовали в эскортировании подводных лодок. Новый начпо встречал каждую подводную лодку, приходившую с моря.
В то время на лодках было много командиров и личного состава, справивших свое боевое крещение. Командир С-4 капитан-лейтенант А.А. Клюшкин, командир Щ-309 капитан 3 ранга П.П. Ветчинкин, командир Щ-407 капитан 3 ранга П.И. Бочаров прибыли с других флотов. На первых порах им были непривычны условия плавания на Балтике, да и в боевых походах они были новичками, однако к Новому году все вернулись с моря с хорошими боевыми успехами.
Командиры Щ-318 капитан 3 ранга Л.А. Лошкарев, Щ-307 капитан 3 ранга М.С. Калинин, Л-3 гвардии капитан 3 ранга В.К. Коновалов и Щ-310 капитан 3 ранга С.Н. Богорад, в недавнем прошлом помощники командиров лодок нашей бригады, в первых же самостоятельных боевых походах добились отличных результатов, каждый потопил по нескольку судов противника. Экипажи всех подводных лодок бригады были хорошо технически подготовлены, проникнуты боевым духом и желанием нанести фашистскому флоту наибольший урон, чтобы помочь нашим войскам на сухопутном фронте в Прибалтике. [250]
Итог боевых действий к Новому году был неплохим: за 1944 год около 30 разных судов противника потоплено торпедным оружием и артиллерией. Кроме того, на минах, выставленных подводными лодками «Лембит» (40 мин), Л-3 (20 мин), как было установлено после войны, подорвались и затонули девять разных судов, а три транспорта получили повреждения и были выведены из строя[7].
Есть основания считать, что фактические потери врага от минного оружия лодок были значительно большими. Хорошим подтверждением боевых успехов наших лодок является признание гросс-адмирала немецко-фашистского флота К. Деница: «...появление русских на Балтике и особенно вблизи восточного побережья Швеции, вдоль которого шли транспорты с рудой для Германии, привело к тому, что 26 сентября 1944 года Швеция прекратила поставки железной руды»[8].
Успех подводников Балтики в 1944 году был несомненен. Правда, некоторые лодки получили повреждения в боях с противником, но все вернулись в базы — Турку и Хельсинки.
После возвращения с моря личному составу давали несколько дней отдыха, проводили необходимый ремонт лодок, принимали новый боезапас и снова в поход. Боевая служба была организована так, что на коммуникациях противника постоянно находились наши лодки. Когда одна покидала свой район действий, ей на смену уже подходила другая. Многим подводникам пришлось встречать Новый год в море... [251]
В доке Свеаборга
...Уже две недели лембитовцы провели в базе, немного познакомились с достопримечательностями столицы Финляндии и хорошо отдохнули. Все, что было в возможностях личного состава, отремонтировали и подготовили лодку к выходу в море. Только с одним дефектом не могли справиться. В последнем походе, во время штормового плавания, в трюм пятого отсека через дейдвудные трубы гребных валов стала поступать вода. После погружения течь увеличивалась. Через два-три часа плавания под водой дифферент лодки на корму возрастал так, что удерживать лодку на заданной глубине, пользуясь только горизонтальными рулями, было невозможно. Приходилось откачивать воду из трюма за борт и поддифферентовывать лодку. Выходить на позицию с таким дефектом недопустимо. Попытки устранить течь своими силами ничего не дали. Оказалось, что и финские мастера не могут выполнить ремонт лодки на плаву.
