«Линк!»
«Замнем. Это было необходимо».
«Но…»
«Я, может быть, еще останусь в живых. Да, чуть не забыл. Лаборатории желательно произвести вскрытие мозга сразу же после моей смерти… если я умру. Я подписал все, что нужно, но если возникнут какие-либо затруднения, помоги им. Они хотели бы получить тело еще до того, как оно окоченеет. Если труп не сохранится полностью, то хотя бы голову. Проследи за этим, ладно?»
«Линк!»
«Прости. Ну а теперь сложи-ка вещи и отвези нашу малютку в Кингстонский госпиталь. Для нее небезопасно оставаться тут».
«Она уже не малютка. Она…»
Мэри повернулась и побежала вверх по лестнице, оставляя за собой знакомый сенсорный импульс: снег/мята/тюльпаны/тафта, смешанный сейчас с ужасом и со слезами. Пауэл вздохнул, но тут же улыбнулся: наверху, на лестничной площадке появилась девочка-подросток и с восхитительно небрежным и в то же время величественным видом начала спускаться вниз. Она была одета в платье, на лице — отрепетированное изумление. На полдороге она остановилась, чтобы дать ему возможность оценить и туалет и позу.
— О! Мистер Пауэл, не так ли?
— Он самый. Доброе утро, Барбара.
— Что привело вас сегодня к нашему скромному очагу? — легонько прикасаясь кончинами пальцев к перилам, Барбара снова двинулась вниз, но на последней ступеньке споткнулась. — О-ой! — взвизгнула она. — Пим!
Пауэл подхватил ее.
— Пам, — сказал он.
— Бим.
— Бам.
Она подняла на него глаза.
— Стойте здесь, не двигайтесь. Я сейчас спущусь снова. Спорим, на этот раз все будет в порядке.
— Спорим, что нет.
Барбара повернулась, взбежала наверх и опять остановилась в важной позе на верхней ступеньке.
— Дорогой мистер Пауэл, вы, наверно, считаете меня ужасно ветреной. — Барбара начала торжественно спускаться по ступенькам. — Вам придется переглядеть свое мнение обо мне. Я уже не такая маленькая, как вчера. Я очень повзрослела. Теперь вы должны обращаться со мной как со взрослой. — Она благополучно преодолела последнюю ступеньку и вопросительно посмотрела на Пауэла. — Переглядеть? Я правильно говорю?
— Я бы сказал, пересмотреть.
— Я думала, что смотреть, что глядеть — все равно.
Она вдруг засмеялась, толкнула его в кресло и плюхнулась ему на колени. Пауэл застонал.
— Ой, Барбара! Что ты делаешь? Ты ведь теперь не такая уж маленькая и не такая уж легонькая.
— Слушай, — сказала она. — Что это я вдруг придумала, будто ты мне отец?
— Чем тебе плох такой отец?
— Нет, ты скажи честно. Совсем-совсем честно.
— А как же еще?
— Как ты ко мне относишься — как отец? Ведь я к тебе отношусь совсем не как дочка.
— Да ну? Как же ты ко мне относишься?
— Раньше ты ответь. Я первая спросила.
— Я отношусь к тебе как любящий и покорный сын.
— Да нет, по правде.
— Я решил быть почтительным сыном для каждой женщины до тех пор, пока Вулкан не займет надлежащего места в содружестве планет.
Она покраснела от досады и спрыгнула с колен.
— Я хотела, чтобы ты серьезно со мной поговорил, потому что мне нужен совет. А ты…
— Ну ладно, прости, Барбара. Что же такое у тебя случилось?
Она опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку.
— Я и сама не понимаю. Все у меня перепуталось.
— Что перепуталось?
С пугающей прямотой юности она посмотрела ему в глаза.
— Ты знаешь что.
Помолчав, он кивнул.
— Да, знаю.
— И у тебя все так же путано. Я знаю.
— Да, Барбара. И у меня.
— Это нехорошо?
Он поднялся с кресла и, расстроенный, начал ходить по комнате.
— Нет, Барбара, не то чтобы нехорошо, а… преждевременно.
— Расскажи мне об этом.
— Рассказать? Ну что же, пожалуй… Я бы это так определил. Мы с тобой — целых четыре человека. Два человека — ты, два — я.
— Как это?
— Ты заболела, милая. Чтобы вылечить тебя, нам пришлось превратить тебя в ребенка и ждать, когда ты снова вырастешь. Вот так и получились две Барбары. Взрослая — где-то внутри, а снаружи — ребенок.
— Ну а ты?
— Я — двое взрослых. Один из них Пауэл, то есть я сам. Второй же — член Совета Эспер Лиги.
— А что это такое?
— Ну, это неважно. Важно то, что из-за этой моей половины все у нас и спуталось. Бог знает, может быть, из двух моих «я» это меньше всего взрослое. Я не знаю.
Она обдумала его снова и медленно произнесла:
— А вот скажи, когда я отношусь к тебе не так, как дочь, это… какая половина?
— Не знаю, Барбара.
— Нет, нет, ты знаешь. Почему же ты не хочешь мне сказать? — Она подошла к нему и обняла за шею — взрослая женщина и в то же время ребенок.
— Если в этом нет плохого, то почему же ты не скажешь мне? Если я люблю тебя…
— Новое дело, теперь мы вдруг заговорили о любви.
— Да ведь мы о ней и говорили. Все время. Разве нет? Я люблю тебя, а ты меня. Ведь правда?
«Ну вот, дождался!» — в отчаянии подумал Пауэл. — «Что же теперь делать? Признать правду?»
— Да. — Ответ донесся с лестницы. Сверху спускалась Мэри с саквояжем в руке. — «Да, признать правду, Линк».
«Но она же не щупачка!»
«Забудь об этом! Она женщина и любит тебя. А ты любишь ее. Линк, ты будешь горько каяться, если упустишь…»
«Что я упущу? Возможность завести роман, если останусь жив? Ведь другое невозможно. Ты знаешь, что Лига не разрешает нам вступать в брак с нетелепатами».
«Она пойдет на это. Она с радостью пойдет на это. Уж кто-кто, а я-то могу это предсказать».
«Ну а если я умру? Что ей останется? Полувоспоминание полулюбви?»
— Нет, Барбара, — сказал он. — Ты ошиблась. Это совсем не то.
— Нет, — твердо ответила она. — Я не ошиблась. Нет.
— Ошиблась, Барбара. В тебе говорит твоя ребяческая половина. Это ребенок вообразил себя влюбленным, ребенок, а не женщина.
— Ребенок вырастет и станет женщиной.
— И к тому времени меня забудет.
— Ты не позволишь ей забыть.
— Почему?
— Потому что ты чувствуешь то же, что я. Я это знаю.
Пауэл рассмеялся.
— Ох, дитя, дитя! Отчего ты вообразила себе, будто я люблю именно тебя? Да вовсе нет. Нет этого и не было.
— Есть!
— Открой же глаза, Барбара. Посмотри повнимательней на меня. На Мэри. Ты ведь так повзрослела. Как же ты не поймешь? Неужели я должен объяснять тебе то, что и так очевидно?
«Линк, господь с тобой!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
