Я говорил вам, никто не говорит плохо о своей профессии, но я просто эксцентричен. Я не против папы, я просто за правду, за факт. Если это направлено против кого-либо, меня это не очень волнует.
Вы спрашиваете меня, разве папа не безгрешен? Одно ясно: за исключением этого папы, ни один другой папа не был безгрешным; на протяжении многих столетий все папы были грешными. Но, может быть, этот папа мог бы быть безгрешным, так как идея о безгрешности возможна только для ума идиота. Только идиот может заявить: «Я безгрешен », так что об этом папе я не могу ничего сказать. Он, должно быть, на самом деле думает, что он безгрешен — он принадлежит к такой категории людей. Теперь вы будете думать, что я против него. Я не против, я даже поддерживаю его. Я говорю, что он может быть безгрешным, потому что и идиоты бывают безгрешными.
Вы спрашиваете меня: «Почему я продолжаю называть его снова и снова « папа-поляк ». Чего вы хотите? Я должен называть его «папа-орегонец?» Это слишком. Я благородный человек, но не так благороден. Он - поляк - что я могу с этим сделать? Фактически, все поляки безгрешны, так что ничего особого относительно этого папы нет — все поляки. В Польше полно безгрешных людей.
Это напоминает мне одну историю... Я ее очень люблю. В небольшой школе на уроке по изучению Библии учитель, который был также священником, рассказывал детям о великой догме христианства — о догме троицы: о Боге-отце, о Святом Духе и о Иисусе Христе - сыне божьем. И вот он сказал своим ученикам: «Вы поняли идею, а теперь нарисуйте картину согласно своему воображению - как вы их представляете».
Итак, все студенты начали рисовать картины. Все картины были странными, они должны были быть странными, потому что как можно нарисовать Святого Духа? Да, они слыхали о Боге-отце, о том, что у него длинная борода, поэтому они изобразили его просто как голову с бородой. Святого Духа кто-то нарисовал, как зигзаг, другие - как смерч. А об Иисусе Христе они знали, что он был хорошим парнем, поэтому они пытались нарисовать красивую картину.
Только с одним маленьким мальчиком возникла проблема. Учитель взглянул на его картину — он действительно нарисовал прекрасную картину. Он нарисовал самолет с четырьмя окнами. Из одного окна выглядывал Бог-отец, из другого окна - Святой Дух, из третьего - Иисус Христос. Учитель сказал: «Это хорошо, но кто же четвертый? » - так как в четвертом окне тоже было чье-то лицо.
Маленький мальчик ответил: «Понтий, пилот... Иначе, те трое разобьются».
Мне нравится это. Не Понтий Пилат, а Понтий-пилот -подходит намного лучше. И у мальчика действительно было богатое воображение.
У вас нет даже такого воображения, когда я говорю «Папа-поляк»... Я настаиваю на том, чтобы называть его так, потому что я хочу, чтобы вы постоянно помнили, что это впервые настоящий человек стал папой. До сих пор этот пост получали только не те люди. Впервые за всю историю правильный человек получил этот пост. Вот почему он не собирается умереть так скоро. Он не умирает - он уже прошел средний предел. Пусть все эти идиоты во всем мире молятся за его смерть - он не собирается умирать, ведь он поляк. Он становится Здоровее, чем был раньше, он делает большую работу.
Нет, я не против него. Я вообще не против кого-либо. Я не могу быть против. Даже если я захочу быть против кого-нибудь, я не смогу. Когда я впервые прочитал завет Иисуса «возлюби врага своего», я был потрясен, потому что, если бы Иисус был действительно просветленным, он не мог бы иметь врагов, так кого вы собираетесь возлюбить? А чтобы любить своих врагов, главное требование - сначала надо создать себе врагов, а уж потом возлюбить их. Вот такое ненужное беспокойство. Зачем же создавать врагов?
Сначала создание ужасного беспокойства, а потом любовь - это еще более ужасно. Так трудно любить даже друзей. Любовь - это такое грязное и непристойное дело, что, вероятно, только итальянцы могут это делать, больше никто. «Возлюби врага своего»... Я поразился, сначала мне надо было бы создать врагов, а потом полюбить их.
Затем я прочитал другой завет: «Возлюби соседа своего». Это тоже очень трудно, так как у меня нет соседей. Люди могут сидеть рядом со мной, даже касаться меня, но никто из них не будет моим соседом. Только такой же просветленный может стать моим соседом, потому что между нами не будет стены, забора, нас ничто не будет разделять. Мне очень трудно найти соседа, и даже если мне удастся найти его, нужды любить его у меня не будет. Он будет переполнен любовью, он не будет нуждаться в любви.
Два просветленных человека встречаются очень редко. За всю историю сообщалось только об одном случае, и это была встреча Кабира и Фарида. Других примеров я не встречал, а если я не встречал их, то и никто, конечно, не сможет их встретить, так как я тщательно исследовал все возможные углы и закоулки.
Кабир был старым. Он приехал в Магахар из Варанаси. Фарид был в паломничестве, и ашрам Кабира находился как раз на его пути. Ученики Фарида спросили его: «Для нас было бы большой радостью, если бы вы встретились, сели бы вместе и поговорили о чем-нибудь. Для нас было бы огромным удовольствием слушать вас, двух просветленных людей».
Ученики Кабира сказали: «Мы слыхали, что Фарид будет в наших краях со своими учениками. Мы должны пригласить его сюда. Плохо, если он будет идти мимо нас по дороге, а мы не пригласим его. Для нас, бедных людей, это будет хорошей возможностью увидеть вас вместе - два пламени. И даже если вы поговорите совсем немного, для нас это будет огромной радостью».
Кабир сказал: «Если вы так говорите - то пригласите его».
Фарид сказал: «Если вы так говорите, то мы пойдем».
Фарид отправился к ашраму, но Кабир вышел ему навстречу, и они встретились на дороге. Они обнялись и громко засмеялись. Ученики были немного шокированы: они не ожидали, что Кабир и Фарид будут так громко смеяться. Они никогда раньше не слыхали, чтобы Кабир смеялся так громко, они никогда не слыхали, чтобы Фарид смеялся так громко - почти как сумасшедшие. Ученики Кабира и Фарида переглядывались в изумлении. Что происходит?
Держась за руки, Кабир и Фарид вошли в ашрам. Они сели рядом, и два дня они оставались там. Не было произнесено ни одного слова. Да, время от времени они посмеивались. А спустя два дня Кабир прошел полдороги, чтобы проводить Фарида. Они вновь обняли друг друга, громко рассмеялись и расстались, не произнеся ни единого слова, даже «до свидания».
В течение двух дней ученики просто кипели, ожидая, когда эти дни закончатся, потому что начинать спорить с собственным Учителем, перед другим Учителем, спрашивать его: «Что ты делаешь?» - казалось не очень хорошо. Поэтому они ждали. Но когда Кабир и Фарид расстались, ученики вцепились в своих Учителей и стали задавать им вопросы: «Что случилось? Почему вы ничего не говорили?» Ученик Фарида сказал: «Когда Кабира не было, вы не переставали выливать на наши головы странные слова, странные мысли. Мы могли понимать, могли не понимать, вас это не волновало, вы шли дальше. Большая часть времени, когда вы с нами говорили, пролетает над нашими головами. Когда появился человек, равный вам, почему вы молчали».
Они оба ответили одно и то же своим ученикам: «Кто бы ни говорил, он доказал бы, что он еще не просветленный, потому что, что же еще говорить? Речь возможна в трех случаях. Два невежественных человека могут иметь действительно большой разговор; иначе такой большой разговор не может иметь места. Чем невежественнее оба человека, тем огромнее их разговор, тем содержательнее.
Вторая возможность - это, когда один просветленный, а второй - нет. Тогда может быть какой-то разговор, но в основном это будет монолог.
Просветленный человек будет говорить, а непросветленный в большинстве случаев может задавать вопросы. Но это не разговор в истинном смысле этого слова. Что может привнести в разговор непросветленный человек? Все, что он может сделать, это задать вопрос - вот его вклад. Ответ предполагается получить от просветленного человека.
Третий случай таков - два просветленных человека. Они не могут разговаривать. Они знают, но они знают, что все, что они знают, нельзя выразить словами.
Ученики спросили: «Тогда, почему вы смеялись?» Кабир и Фарид сказали: «Мы смеялись над вами!» Кабир сказал: «Я обычно думал, что только у меня есть все эти идиоты - я увидел, что у Фарида есть тоже. Я смеялся, и он смеялся, потому что он, вероятно, думал, что все эти идиоты терзают не только его, но что они терзают и меня. Вот почему мы оба смеялись».
Этот ответ был еще более шокирующим, чем была причина, заставившая их так громко расхохотаться. Потом ученики спросили: «Ну, а почему вы время от времени посмеивались?»
Фарид ответил: «Я смотрел на то, как вы кипели! Вы были готовы убить меня сразу же, как только прошли эти два дня. Вот почему я посмеивался, и я думаю, что и Кабир посмеивался по этой причине, потому что его ученики тоже кипели».
