Самую большую часть этнических русских в Белоруссии составляют отставные военнослужащие и их семьи. С помощью военно-научного общества при Центральном доме офицеров в Минске изучалось социальное самочувствие 200 вышедших в отставку офицеров. Все опрошенные (100 процентов) подтвердили, что не ощущают ни малейшего ущемления своих прав, 7 процентов считали, что в республике нагнетается русофобия, и только 5 процентов опасались дискриминации своих детей по национальному признаку в будущем. Отставники с удовлетворением отметили, что в Белоруссии, в отличие от других бывших союзных республик, с должным уважением относятся к военным, не разрушают памятники боевой славы, по-прежнему присматривают за воинскими кладбищами, не перепрофилировали ни Дом-музей I съезда РСДРП, ни музей Великой Отечественной войны. Власти зорко следят за тем, чтобы борьба с коммунистической символикой, вспыхнувшая после обретения самостоятельности, не превратилась в беспамятство.
Кстати, о советской символике. Она бросилась в глаза американскому президенту во время его визита в Белоруссию в январе 1994 года. В беседе с молодежью Билл Клинтон высказал замечание, что Белоруссия самая консервативная страна из всего бывшего СССР в сохранении коммунистической атрибутики. Президент США признался, что ни в Москве, ни в Киеве он не видел столько памятников Ленину, как в Минске. Везде гербы СССР, улицы Маркса, Энгельса, Ленина, на домах мемориальные доски с именами российских большевиков-революционеров. В Академии наук пришлось срочно завешивать куском белой материи стену, на которой висело огромное панно с изображением Ленина. Пожалуй, это была единственная реакция властей на критическое замечание гостя, других действий по демонтажу не последовало.
С приходом на пост президента А. Лукашенко советской символики в Белоруссии прибавилось. Он вернул прежнюю государственную атрибутику, которая была в Советском Союзе: герб, флаг, гимн – правда, с некоторыми изменениями. Например, на красно-зеленом флаге, сменившем бело-красно-белый, нет серпа с молотом. Гимн исполняют без слов, звучит только мелодия, но та, прежняя. А. Лукашенко возвратил в школы учебники с программами, которые были до 1991 года.
Помнит ли Белорусское государство о русских на своей территории, о том, что у этих людей тоже есть свои национальные чувства и интересы? Да, помнит. В Белоруссии не игнорируются их запросы – ни культурные, ни, естественно, религиозные, ни информационные. В любом населенном пункте можно выписать любое российское печатное издание. Правда, стоить это будет недешево, да и в день выхода, как прежде, газета уже не поступит. Но это другой вопрос.
Белоруссия – одна из немногих стран Содружества, которая никогда не предпринимала попыток отключить у себя российское телевидение, несмотря на то, что это стоит больших денег. Согласно мировой практике, право трансляции передач из другого государства и ее техническое обеспечение на своей территории оплачивает принимающая сторона. Белоруссия взяла расходы на себя. Для сравнения: другие государства ближнего зарубежья ставят российские телекомпании в известность, что распространение российских телерадиопрограмм оплачивать не могут. Не в состоянии больше делать это и сами российские телерадиокомпании, которым не хватает средств уже и для вещания на собственную страну.
Белоруссия принимает те каналы российского телевидения, что и во время вхождения в СССР. Так что этнические русские не оказались в информационной изоляции, они имеют возможность смотреть те же программы, что и их соотечественники в России. Жест со стороны Белорусского государства поистине благородный, если учесть, что преемники бывшего союзного ТВ и радио – российские федеральные телерадиокомпании – полностью переориентировались на освещение жизни в России, и только на нее. А в России, между прочим, проживает 1,2 миллиона этнических белорусов, которые лишены возможности смотреть программы Белорусского телевидения и слушать минское радио. Паритета, как видим, нет. Раньше по Центральному телевидению шли программы, подготовленные в Белоруссии и в других союзных республиках, устраивались телемосты, теледекады искусств и т. д. Сейчас этого нет. Получается, что 1,2 миллиона русских в Белоруссии и 1,2 миллиона белорусов в России (идеальное соотношение!) имеют разные информационные возможности.
Глава 8
БОЛЬШОЙ «ХАПУН»
«Хапун» или по-русски «хапок» – так в белорусском народе называли кампанию Москвы по истреблению национальной интеллигенции в 1937-1938 годах. Слово «хапок» происходит от слова «хапаць», то есть «хватать».
Об этой чудовищной операции вслух заговорили только при дарованной Горбачевым гласности. До 1985 года любые публикации на эту тему были запрещены. Правда, имел место один-единственный непродолжительный период в истории республики, когда Москва разрешила огласить кое-какую информацию, да и то слишком дозированную.
Этот период связан с хрущевским правлением. Притом с той его частью, когда над головой Никиты Сергеевича собиралась гроза и ему лично грозило смещение. Тогда он в срочном порядке вызывал в Москву белорусских руководителей и разрешал им обнародовать факты, дискредитировавшие его противников.
То есть он не сожалел о случившемся, не раскаивался в жестокой политике центра, а использовал руководителей Белоруссии в качестве средства борьбы с оппонентами, выпуская их на трибуну для обличения своих врагов.
Карт-бланш для белорусов
В июне 1957 года соратники Никиты Сергеевича – Молотов, Маленков, Каганович и другие влиятельные члены Президиума ЦК КПСС решили сместить его с поста Первого секретаря ЦК и вообще ликвидировать эту должность. Семеро высказались «за», трое были против. И тогда Хрущев нашел спасительный выход – с помощью поддержавших его военных и аппарата ЦК срочно созвал Пленум.
В пятницу 21 июня белорусские руководители, являвшиеся членами и кандидатами в члены ЦК КПСС, а также членами Ревизионной комиссии КПСС, были неожиданно вызваны в Москву. Им велели прибыть немедленно, самолетом. Днем раньше туда был вызван первый секретарь ЦК Компартии республики К. Т. Мазуров. Вечером 21 июня Председатель Совета Министров республики Н. Е. Авхимович и другие руководители Белоруссии прибыли в столицу. Их сразу же с ранее приехавшим Мазуровым привели к Хрущеву. Он поставил задачу: надо выступить на Пленуме и вывести на чистую воду Молотова, Маленкова и Кагановича.
– «Сябры», Маленков – ваш любимый друг, – съехидничал Никита Сергеевич. – Вы, наверное, еще до сих пор помните его приезд в Минск.
Хрущев имел в виду карательную миссию Маленкова, с которой он побывал в Белоруссии в тридцатые годы. Никита Сергеевич сыпал соль на не прошедшую за два десятилетия рану. Но он не знал белорусов.
Давая карт-бланш Мазурову, Хрущев рассчитывал, что белорусский руководитель расквитается с виновником полного разгрома кадров в республике по полной программе. Но осторожный Кирилл Трофимович, не работавший в центральном аппарате в Москве, инстинктивно сторонившийся кремлевских интриг, не оправдал надежд Никиты Сергеевича, хотя и встал на его сторону.
Мазурову предоставили слово лишь на пятый день работы Пленума, на вечернем заседании 26 июня. Он разделал «антипартийную группу» под орех, расточал похвалы Никите Сергеевичу, требовал сурового наказания для оппозиционеров. Но о злодеяниях Маленкова в Белоруссии не сказал ни слова, ограничившись двумя абстрактными фразами: «При решении вопроса о Молотове, Кагановиче и Маленкове должна быть принята во внимание их антипартийная, по существу, преступная деятельность по организации массового террора против военных, хозяйственных и партийных кадров в 1937-1938 годах. Эти люди безосновательно спрятались за фигурой Сталина, они сами нанесли непоправимый вред нашей партии и должны за это дело ответить».
Ох, уж эти покладистые белорусы! Они не воспользовались предоставленной им возможностью публично заклеймить позором убийц лучших сыновей своего народа, разработав, по их разумению, хитроумную комбинацию. Мазуров сказал, что он, как политический руководитель, выступит с политической речью, а подробно о репрессиях пускай расскажет Председатель Совмина – ему тоже сказали выступать, он член ЦК КПСС.
Предсовмина Николай Ефремович Авхимович, бесстрашный человек, один из организаторов партийного подполья и партизанского движения в годы Отечественной войны, не был в восторге от отведенной ему роли. Он никогда не лез в большую политику, старался быть подальше от московских дворцовых игр, которые всегда плохо кончались. В этом убеждала горькая судьба его многочисленных предшественников на посту Предсовмина республики, которые один за другим исчезали в подвалах Лубянки.
Увидев, что Авхимович сник, Мазуров, когда они остались наедине, включил на полную громкость радио в гостиничном номере и сказал:
