позволил лошадям напиться. Бричку со всех сторон омывала вода, она журчала, сверкала на солнце, и казалось, что бричка летит куда-то к небу.
***
(Глава 12 из романа «Солнце слепых»)
Где ты там, Фелиция?
Чего там, тяжело, конечно, и бросать живые души, и терять их. Особенно когда теряешь, воистину становишься безумен. Когда находишься в эпицентре безумств, кажется, что все плохо, и нет доли несчастней твоей. И лишь когда безумства уходят, понимаешь, что по-настоящему счастлив и был в те минуты. Потому что истинное счастье в безумии. Ум и счастье – из разных миров. Хорошо, что он понял это еще в Воронеже.
Казалось бы, абитуриенту – до безумств ли? Когда безумие – уже само желание деревенского парня поступить в вуз. Как только Федор приехал в Воронеж, он прежде всего купил две карты – города и пригорода. Обе были достаточно подробные, со всеми улицами и маршрутами городского транспорта. Повесив карты над своей кроватью, он в перерыве между экзаменами изучал их, а параллельно просматривал газеты в красном уголке. Таким образом он намечал будущие маршруты поисков Фелицаты. «Сдам экзамены и начну искать», – решил он. Как только Федора зачислили в институт, он подменил дворника, за что его оставили на пару дней (а потом и вообще) в общежитии, и кинулся искать свою незабвенную Фелицату.
Сорок дней Федор искал Фелицату по всем учреждениям, заводам, организациям, наводил справки в милиции и загсах, побывал в больницах и стационарах, в моргах и на кладбищах. Ее не было нигде! Он нашел сто тридцать пять Вороновых, восемь Фелицат – но это все были не они!
– Фелицата Воронова! Не может быть, чтобы вы не знали, где она! Ей нет еще и тридцати! Ей только двадцать девять! – восклицал он везде, и везде ему отвечали, что не знают, где находится Фелицата Воронова, и ему следует перестать искать ее и наводить о ней справки. Видимо, слух о сумасшедшем, который ищет какую-то Фелицату Воронову, бежал уже впереди него. В милиции Федора подробно расспросили, но не о Фелицате, а о нем самом и его родителях. Правда, отпустили без лишних проволочек.
Федор исхудал, осунулся, глаза его лихорадочно блестели. Переживания, пот и пыль делали его лицо серым. Спать он приходил в общежитие в любые часы, падал, не раздеваясь, на койку и тут же отрубался на несколько часов. После тяжелого сна отмечал на картах крестиком места, в которых побывал, и опять устремлялся на поиски Фелицаты. Через три недели он ориентировался в Воронеже не хуже старожила. Он не запоминал названий улиц, он их помнил по аромату, как стихи. Вступаешь на улочку – пахнет липой, а здесь сиренью, а здесь отчаянием неразделенной любви.
Как-то ему показалось, что на одной из таких улочек Фелицата идет по другой стороне.
– Фелицата! – истошно заорал он, растолкал пассажиров и выпрыгнул на ходу из трамвая. Приземлился он неудачно и подвернул ногу. Прыгая на одной ноге, он доскакал до угла, за которым скрылась Фелицата, но за углом ее не было.
– Где? Где она? Вы не видели здесь девушку? Черненькую? Красивую? – приставал он к прохожим, но те только пожимали плечами.
– Красивые перевелись, молодой человек, в девятнадцатом столетии, – сухо заметила ему старушка с кожаной сумкой.
Однажды две женщины в отделе кадров сказали ему:
– Фелицата Воронова? Лет тридцати? Есть такая! – и ухмыльнулись.
У Федора едва не разорвалось сердце от счастья. Почему, почему они ухмыльнулись?! Ухмыльнись мужчина, Федор убил бы его на месте! Немедленно, как он хотел, к Фелицате его не пустили.
– Ждите конца смены, – сказали ему. – Остался какой-то час.
Более долгого часа Федор в своей жизни не знал. Все часы в мире остановились, все приостановило свой ход, а каждый миг отдавался у него в висках. Ветер стих, замер воздух, люди застыли в своих вечных заботах. Солнце расплавилось и залило землю вязким сиропом. Заводская проходная стала размером с египетскую пирамиду.
Федор изучил каждую щелку в деревянном заборе, он уже хотел перемахнуть через него, но вовремя увидел, что за ним наблюдают из окошка отдела кадров. Федор чувствовал себя трансформатором, который минуту превращает в год. От напряжения его стало всего трясти. Через полвека ожиданий за забором началось движение. Федор не находил себе места.
Когда смена серой массой вывалила из проходной, Федор, дрожа всем телом, жадно выглядывал свою Фелицату. Прошло уже сотни две мужчин и женщин, но ее среди них не было! Поток рабочих стал истекать. У Федора бешено колотилось сердце. Он беспомощно оглядывался по сторонам.
– Вы ищете меня? – услышал он женский голос, взглянул на полную блондинку и ничего не ответил ей.
– Вы ищете Фелицату Воронову? – повторила блондинка. – Это я.
С ужасом Федор взглянул на подошедшую женщину, будто на его глазах та убила его Фелицату. Чужая Фелицата Воронова, сужая и расширяя, как кошка, глаза, с любопытством смотрела на молодого человека. Грудь ее разрывала белое полотно. Он тогда еще подумал: как паруса.
– Вы что, не узнаете меня? – она взяла Федора за руку. Федор выдернул ее.
– Вы Фелицата? Воронова?.. Не может быть! – воскликнул Федор и в отчаянии бросился бежать от проклятой проходной, где его жизнь остановилась на час, а пропала навсегда!
– Заполошный какой-то! – услышал он. – Точно не от мира сего.
Он вспомнил об этих словах через сорок лет и подумал: «Все мы живем в двух мирах, внешнем и внутреннем. Это банально. Эти два мира – два сообщающихся сосуда, и мы убегаем из одного в другой, когда нам надоедают другие люди или мы сами себе».
А тогда ему было не до мыслей, тогда, сорок лет назад, он до вечера в отчаянии бродил вдоль реки, бормоча одну только фразу: «Что же делать? Что же делать? Что же делать?..» Пришел в себя он, проснувшись на рассвете в незнакомом месте. «Я проснулся на мглистом рассвете Неизвестно которого дня», – раз сто повторил он, пока не рассвело. Он замерз и, чтобы согреться, побежал в общежитие.
На следующий день он продолжил поиски, но в них появилась уже обреченность. Так ищут пропавших без вести. Когда Федор в очередной раз слышал, что «означенной вами гражданки у нас не водится», он, ни слова не говоря, тут же устремлялся в другое место.
«Еще неделя – и я загремлю в психушку», – как-то подумал Дерейкин. И тут ему ударило в голову, что Фелицата должна быть на тихой улочке, в доме под громадными кленами, непременно двухэтажном и деревянном, на
