минимум через час.
– А по глотку?
– Ну, разве что по глотку.
Оксана открыла холодильник.
– Закусить-то будет чем?
– Ты шутишь, Оксана. Кто же зерна закусывает?
– Я читала у Брэгга, у Поля Брэгга, – вспомнила Оксана фамилию натуропата, о котором вчера прочитала в газете, – что зерна надо запивать обязательно коньяком. И именно утренние порции.
– А где ты читала об этом? Я не встречал.
– Новый перевод последней книги Брэгга «Сто лет с зерном на коньяке».
– Да? Не слышал. Так что, коньяк нужен?
– Обязательно.
– У меня стоит еще с советских времен бутылка армянского. По чайной ложке?
– Там горка: пять зерен – чайная ложка коньяка, потом десять зерен – две ложки, и так до двадцати пять зерен и пяти чайных ложек, а потом так же вниз. Это все в один день.
– Давай попробуем, – нерешительно сказал Селиверстов. Получалось многовато: так, одна, да две, да… Двадцать пять ложек!
На пике горки, после пятнадцати ложечек коньяка, Селиверстов стал смеяться: ему показалось, что Оксана сидит напротив него голая. Оксана действительно сидела напротив него голая, так как успела скинуть с себя все, что ей мешало для проведения оздоровительного сеанса, и тут же начала его. Не успел Селиверстов и глазом моргнуть, как был раздет и вовлечен в процесс. Сеанс закончился рассыпанными по полу проросшими зернами и крупными, «на допивание», глотками коньяка, по очереди, прямо из горлышка. Селиверстов в этот день начисто забыл про работу. Первый раз в жизни.
На следующий день Селиверстов с Оксаной взяли еще по два дня за свой счет, а к ним по бутылке молдавского коньяка «Белый аист». Эти дни пролетели у них быстрей, чем два аиста над головой. А через неделю они, совершенно обалдевшие от счастья, подали заявление в ЗАГС. На свадьбе первый тост был за Поля Брэгга, и одиннадцать конструкторских глоток дружно рявкнули:
– Зерна на коньяке! Горько! Зерна на коньяке! Горько! Сто лет зернам на коньяке!
И весь отдел поддержал их. Пили и ели страшно много – за здоровый образ жизни и новую ячейку общества.
***
– Прошло больше года, – сказал Дерюгин. – Селиверстов поправился на семь килограммов, а Оксана родила прелестное дитя, глазенками и попкой «в папочку». И после этого Селиверстова назначили руководителем группы. Вот так-то. А вы говорите: нравы портятся!
***
(Отрывок из романа «Сердце бройлера»)
Что написано на груди гурии
Тем временем мы осилили подъем, миновали довольно милый зеленый перевал и снова стали спускаться по узенькой тропке к воде. Справа далеко вверх уходила серая стена скалы, там и сям из нее торчали пучки травы и прутья карликовых деревьев. Апофеоз последних судорог жизни. А может, гимн жизнестойкости. Слева тропка обрывалась, как жизнь. Прямо под нами громоздились валуны, острые скалы, летали над водой чайки.
– А вон и моя хибара! – указал Борода-2 на небольшое плато, до которого оставалось минут сорок умеренной ходьбы. На ровной квадратной площадке располагались два домика и какие-то сараюшки. С дальнего края под скалой росли деревца, а с ближнего – площадка переламывалась прямым углом и серым отвесом падала в воду, и так же отвесно уходила дальше в пучину, мимо острых скал, торчащих из воды, как зубы хищной рыбы.
Два домика вблизи оказались двумя большими домами из кругляка, а сараюшки – кухней, курятником, баней и уборной. Грядок не было, но цветов хватало, а под скалой росли абрикосы.
– Не скучно тут одному? – спросил Боб.
– А почему «скучно»? – ответил вопросом на вопрос Борода-2.
– Ну как почему? Не обязательно бабу заводить, не хочешь – не заводи, ну а собаку, кошку, ту же лошадь… Куры твои не в счет.
– Была собака. Издохла.
– Отчего?
– Отчего? От злости. Собаки от злости дохнут. А люди – от доброты. Каждый от разного дохнет. Это только рождаются от одного. А вот это цветочки. Георгины, астры, гладиолусы, ромашки всякие, васильки, анютины и прочие глазки. Они все лето цветут, сменяя друг друга, вот они никогда не умирают, и когда я возвращаюсь из обхода, те, что цветут, передают мне привет от тех, что уже отцвели. И мне приятно.
На одном доме был номер 36. Другой был без номера. Где-то вдали шла невидимая электричка.
– Там железная дорога?
– Где? Там? Нет. Там горы. Это отдается эхо.
– А где электричка?
– А нигде. Куда тут ехать?
Болтовня болтовней, но хозяин угостил нас на славу таким обилием фруктов, овощей, ягод, грибов, редких морских и рыбных продуктов, что будь среди нас кто-нибудь страдающий пищевой аллергией, это был бы смертник.
– Грибка на ногах ни у кого нет? – спросил хозяин. – А то есть хорошее средство: толченые голотурии.
Отдохнув после трапезы, погуляв, повалявшись на травке, с закатом солнца мы решили пойти искупаться. Солнце уже клонилось к западному краю серебряной чаши гор. Минута – и само солнце, и западный край чаши, и лысая гора напротив сразу за озером, и вода в озере, и облачка, и даже самый воздух окрасились в золотисто-красный сияющий цвет. Казалось, все золото мира расплавилось и вылилось сверху, и заполнило все видимое пространство. Серебрился только распадок с водным потоком, да чернел провал к центру земли, а под скалами внизу лежала малахитовая глыба залива.
– Словно Мидас прошел, – пробормотал, щурясь от света, Рассказчик, – за все хватаясь руками.
– Внизу вода теплая, – пояснял Борода-2. – А вон туда, к лысой горе, под скалами, они высотой метров триста будут, там вода ледяной становится. Градуса четыре на поверхности, и до дна – почти без градиента. Аномальная зона, говорят. Там Несси на той неделе видели. Из Лох-Несса. Наше озеро с тем сообщается.
– Все понятно, – Боб незаметно покрутил возле виска пальцем и выразительно посмотрел на нас всех по очереди. Борода покраснел.
Вода за день нагрелась и мы барахтались в ней, как дети.
– Пей, ее можно пить, ее все пьют, – сказал Борода-2. – Она как живая.
– Знакомо, – усмехнулся Боб и выпил из ладони. Вода на самом деле была вкусная. Во всяком случае, без запаха хлора.
– Этой весной, – продолжал Борода-2, – как раз под теми скалами смерч накрыл моторку. В ней ехали двое. Один – племянник главного прокурора. Смерч не разбирался, кто там племянник, кто не племянник, накрыл обоих, и привет. Дядя потом сюда большую бригаду спасателей пригнал. Да где там! И следов не нашли.
– А там что, глубоко?
– Там-то? Да порядочно. Опускали колокол с прожекторами, в нем два водолаза (вообще-то три положено), по телефону с ними постоянную связь поддерживали. Тут же и
