– Кем бы он ни был, а судьба приведет его к нам. Доверьтесь ее течению, – успокоил спутников жрец.
Таинственный разговор пробудил в Зорке интерес. Такой сильный, что ее собственные беды ненадолго отступили на второй ряд. Хорошо бы узнать побольше. Из хором все равно пока не уйти. Придется ждать, когда киевские отправятся на покой, а стража успокоится и перестанет носиться словно стая заполошных гусей. Только бы не чихнуть… От пыли свербело в носу, а паутинная бахрома щекотала кожу при каждом вдохе.
Вновь скрипнули дверные петли. При звуке мелодичного голоса травницу скрутило от злости. Добромила! С мужем княжна, может, и вела себя мило. Зато в народе прослыла вздорной и памятливой на обиды бабой. Покуда князь водил дружину в поход, Добромила держала город в маленьком, но на диво крепком кулачке. И к возвращению супружника разжимать его не собиралась.
– Гости дорогие, хоть и незваные, объясните мне, непонятливой: это у вас в Киеве так заведено – в чужом доме свои порядки наводить? Моим людям велено обыскать терем. Весь.
– Твои дела, княжна, нас не касаются. Инда и ты нам не мешай. Сама видишь – нет здесь никого. Али я глазами ослаб? – ответил гридень, чем заслужил особую Зоркину благодарность.
Однако лучше было подстраховаться. Зорка ме-е-едленно опустила руку в суму, дотянулась до деревянного ларчика, поддела защелку. В мягком углублении хранилось яйцо. Непростое – внутри вместо желтка бултыхалась вытяжка из ягод волчьего корня, смешанная с соком смертоцвета. Стоит его разбить – и люди в хоромине умрут. Все, кроме самой травницы, принявшей противоядие перед походом в детинец.
Но желательно обойтись без крови. Одно дело – стать врагом изборской княжны. И совсем другое – разом насолить Киеву, Семарглу и всей христианской братии. Этак всю жизнь придется спину беречь.
– Я забочусь и о вашем покое. – Добромила попробовала зайти с другого бока. – Зорка Остромысловна опасна. Умеет драться на ножах, владеет тайнами трав и дерев. Она решила отравить нашего князя, а когда я велела ее схватить, убила воя ядовитым шипом.
«Вот гадина! Как все перевернула!» – мысленно возмутилась Зорка.
Но показаться на свет и изложить свою правду не осмелилась: тогда ей точно конец. Вместо этого вытянула руку с яйцом вдоль тела. Как ни осторожничала, а все же хрустнул сухой мышиный помет. Сапоги замерли возле лавки. Так близко, что можно было разглядеть каждую царапину на круглом, загнутом кверху мыске. Травница задержала дыхание и крепче стиснула скорлупу, готовясь сделать бросок. Пронесло.
– Мы и сами не лыком шиты, как-нибудь разберемся. – Гридень не сумел скрыть недовольства, сапоги продолжили движение.
– Я достаточно шла вам навстречу. Выслушала байки про Бояна, позволила провести отбор…
– Не смей называть святое слово байкой! – Посох жреца бухнул оземь, нарисованное пламя блеснуло живым огнем.
– Други мои, не гневайтесь, ибо сказано: «Всякое раздражение и ярость да будут удалены от вас». Давайте сядем и всё обговорим. – Слова монаха лились успокоительно и плавно, чисто елей. Он первым подал пример, устроившись на лавке. Черная ряса загородила обзор. Что хуже, с досок посыпалась пыль травнице на лицо.
Зорка надула щеки и изо всех сил стиснула челюсть. Терпи! Сияние амулета усилилось.
– Лепо-то как! – восхитился монах. – Ни разу такого не видал. Неужто это ты, княжна? Верно говорят, пути Господни неисповедимы. Никто не знает, когда и откуда появится предсказанный Бояном избранник…
Зорка чихнула. На миг застыла тишина. После чего ее в четыре руки выволокли из-под лавки, так быстро, что монах едва успел отскочить. Рывком поставили напротив княжны, облаченной в парчовый опашень. Драгоценная ткань играла и переливалась под стать амулету. Но Зорка знала, что за ней скрывается тьма.
Голубые, опушенные стрелами-ресницами очи встретились с колкими глазами травницы.
– Добегалась… – Уголки губ Добромилы поползли вверх. – В темницу ее, но перед тем обыщите. А завтра повесьте за воротами и не снимайте, пока не догниет. Да… Коли найдете в суме что от глазного недуга, принесите нашему гостю, в знак моего расположения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Гридень, оказавшийся крепко сбитым, внушительным мужем, шевельнул желваками, но промолчал.
– Стойте! Видите яйцо? Если я разожму ладонь и оно упадет – вы все умрете!
Зорка почувствовала, как дрогнули сцепившие ее вои. Монах опешил, гридень посуровел, а жрец оскалил крепкие, как у зверя, белоснежные зубы.
– Девка, не дури!
– На улице ждет мой сотник и с ним дружина, – добавил гридень. – Неужто ты думаешь, они так просто отпустят убийцу?
– Убийцу? – усмехнулась Зорка. – А убийца здесь останется, никуда не пойдет. Верно, Добромила? Мне терять нечего. Ну!
Повинуясь кивку княжны, стража разжала хватку. Травница принялась отступать к выходу во двор, продолжая рассказ:
– Добромила через чернавку пригласила меня на разговор. Я думала, продам зелье для блуда или какую безделицу для красоты. Но нет. Она велела принести яд. Такой, чтобы человек умер быстро, не приходя в себя. Сказала, весу в нем пять пудов, а сроку дала до Вешнего Макошья.
– Князь Изборска обещал воротиться к середине травня, – задумчиво протянул гридень. – И весу в нем пять пудов. А скорая смерть нужна, чтобы власть кому из родичей не успел передать…
– Останется молодая вдова верховодить, покуда дети не подрастут. – Жрец подхватил крамольную мысль.
– Она лжет! – Голос княжны звенел от ярости. – Клевещет, чтобы избежать петли.
– Дайте мне уйти. И все останутся живы. Хотя за изборского князя не поручусь, с такой-то женой…
Пятясь, травница достигла конца хоромины. Потянулась к двери, но та внезапно распахнулась сама. Кто-то огромный, в блестящей кольчуге, ударил лапищей по запястью, выбивая яйцо. Пронесся дружный вздох, но скорлупа не разбилась – тот же вой ловко перехватил ее свободной рукой.
«Вот и всё», – подумала Зорка.
Гладкое лицо Добромилы расцвело от довольства. Осмелевшие стражники бросились вязать свою жертву. И тут произошло следующее: монах, подняв руку якобы перекреститься, вместо этого метнул амулет по высокой дуге. Травница не растерялась, схватила кругляш. Едва пальцы притронулись к серебру, в ладони словно вспыхнула пойманная зарница. Яркий свет заставил зажмуриться и отвести взгляд.
– Избранная, теперь ты находишься под защитой великого князя Мстислава. – Прежняя сладость исчезла без следа, голос монаха звучал громовым раскатом. – Все грехи, тайные и явные, прощены. Чинить тебе преграды запрещено под страхом княжьего гнева.
Стражники растерянно обернулись на Добромилу. Та словно окаменела, лишь глаза выдавали напряженную мысль.
– У тебя больше людей. – Гридень угадал исход этих дум. – Но лучших твой муж забрал в поход. Каждый из моих воев стоит десятка твоих. А сотник Жихан и поболе.
Зорка покосилась на разоружившего ее здоровяка в кольчужной броне. Подбородок его покрывали шрамы, похожие на ожог. Наверное, поэтому он не носил бороды. Карие глаза не упускали ни одного движения изборян.
– Зорка Остромысловна, ты принимаешь сей знак? Согласна ехать в Киев на Лысую Гору, чтобы исполнить пророчество и сразиться с силами тьмы?
Травница помедлила. Она не любила всяческих обещаний, потому как никогда не нарушала данного слова. Но в случившемся чудилась воля богов. Со своею судьбою спорят только глупцы и гордецы.
– Клянусь сделать всё, что в моих силах, чтобы исполнить пророчество.
– А ты, хозяйка людей и земель, покоришься воле великого князя киевского Мстислава Владимировича? – напирая на каждое слово, спросил монах.
– Разумеется. – Сочный рот Добромилы растянула улыбка. – Волю великого князя приму как свою.
Стража, следуя господскому указанию, покинула хоромину. Княжна вышла последней, помедлив на пороге и бросив на оставшихся пристальный взгляд.
– Ты ей веришь? – тихо спросил жрец.
– Нет, – ответил гридень. – Такая не отступит и будет мстить. Жихан, возьми троих воев на свое усмотрение и моего заводного коня. Выезжайте сейчас же. Вы должны быть в Киеве за три дня до Солнцеворота, не позже. За избранную отвечаешь головой.
