— Не стоит, — удержал его Кос. — Зачем дырявить бумагу? Пива бы выпить.
Лажевский внимательно осмотрелся. Напротив стоял открытый настежь магазин с велосипедами, но на поперечной вымощенной булыжником улице, слегка поднимающейся вверх, находилось как раз то, что они искали.
— Наверное, там.
— Проверим.
«Пивная»было написано на вывеске золотыми буквами. Вниз вели две ступеньки, за которыми была тяжелая дверь с медной ручкой, отполированной за многие годы тысячами рук. Зазвенел колокольчик, когда они толкнули дверь и вошли.
Стены пивной были темные, над коричневыми столами из толстых досок и тяжелыми табуретами нависали готические своды. Сразу после яркого солнечного света пивная показалась вошедшим мрачной, но тут же они увидели на стойке горящую свечу. За прилавком стояла толстая, обрюзгшая женщина в мужском пиджаке. В глубине зала над недопитыми кружками молча сидели несколько посетителей, которые даже головы не повернули в сторону вошедших. Кос и Лажевский сели в углу у двери, спиной к стене, так, чтобы видеть весь зал.
Подошла девушка в фартуке и в короткой, едва доходящей до колен юбке.
— Две кружки и воды, — заказал Кос.
— Сейчас, — вежливо ответила официантка.
Стуча ботинками на толстой деревянной подошве, она подошла к стойке, налила и принесла пиво и воду.
Янек поставил миску с водой на пол, Шарик начал лакать, не спуская глаз с немцев — он чуял чужой запах. Янек и Даниель пили молча, наслаждаясь холодным, с горчинкой пивом. От стойки долетало легкое позвякивание стекла о металл, а со стороны столиков слышался приглушенный разговор.
— Еще... еще две кружки, — сказал Лажевский.
Официантка принесла пиво, с опаской поглядывая на
собаку, собрала пустые кружки и вытерла стол. Кос протянул ей два оккупационных банкнота. Подхорунжий поднял свою кружку и, посмотрев на свет, заметил:
— Скажи ей, чтобы наливала как следует. Половина — пены.
Девушка широко открыла глаза и, подбежав к стойке, шепотом, который был слышен во всем зале, сообщила своей хозяйке:
— Там поляки.
Седой, наверное самый старший из немцев, тут же поднялся и, отчетливо выговаривая слова, заявил:
— Город уже капитулировал.
— Оружие? — спросил Кос.
— У нас нет...
— Проверь, нет ли у них оружия, — приказал Кос Шарику.
Собака, обнюхивая воздух, начала обходить зал. Наступила гнетущая тишина. Все остолбенели. У последнего столика в самом углу овчарка остановилась и угрожающе зарычала. Янек и Даниель мгновенно поднялись со своих мест и перекинули на грудь автоматы. Кос подошел на несколько шагов и повторил:
— Твое оружие.
Высокий мужчина приподнял полу пиджака, вынул из-за пояса пистолет и, держа его за ствол, протянул Косу. Тот забрал оружие.
— Это чужой, — объяснил седой.
— Дай ему в зубы, — посоветовал Лажевский. — Чтобы в следующий раз умнее был.
— Идем, — не отвечая на предложение, сказал Янек.
— Не допьешь? — удивился Магнето, протягивая ему кружку с пивом.
— Нет. Наши уже, наверное, заправились.
Янек придержал двери, чтобы пропустить подхорунжего, который в правой руке нес автомат, а в левой полную кружку пива. Кос отпустил дверь, она с треском захлопнулась. Шарик несколько раз оглянулся назад.
Кос и Лажевский возвращались задумчивые.
— Черт бы их побрал! — сказал вдруг Кос, останавливаясь. — Помнишь, что ты говорил в лагере?
— Передушить их всех, пока не поздно? Глупо.
— А тот, в углу, пистолет прятал. Кому предназначались эти пули?
— Говорил тебе: дай ему в зубы.
Из-за угла, из того самого переулка, где они недавно играли в футбол консервной банкой, выкатился черный кружок и покатился по асфальту улицы. Ударившись о бровку тротуара, он разбился на мелкие части. За ним катились другие. Шарик тявкнул, побежал и, подпрыгивая, пытался хватать кружки зубами — второй, третий, четвертый.
Кос, свернув в переулок, увидел Саакашвили и Еленя, сидящих в дверях магазина патефонов. Рядом с ними на пороге лежали две высокие стопки грампластинок. Они брали их по одной, аккуратно вынимали из конвертов и движением искусных игроков в кегли пускали вниз по асфальту. Танкисты были так увлечены этим занятием, что только в последнюю минуту заметили подходящего командира.
— Зачем бьете?
— Да здесь одни марши, — объяснил застигнутый врасплох Густлик. — А они теперь ни к чему.
— Перестаньте. Нашли забаву!
— Хотите по глоточку? Холодненькое. — Лажевский протянул им кружку пенящегося пива.
— Нет, — категорически отказался Густлик.
— Нет, — повторил Григорий, облизывая губы и проглатывая слюну.
— Мы вот, Янек, навстречу вам вышли, — начал Елень, — сказать хотели, что теперь ни капли в рот не возьмем.
В начищенных сапогах, со сверкающими бляхами на ремнях, они стояли по стойке «смирно».
— Ни капли? Никогда? — Кос прищурил глаза.
— Никогда, — подтвердил грузин.
— Разве уж какой холерный случай подвернется... — внес поправку Елень.
— Кажется, сейчас подвернется такой случай, — сказал Кос, заметив гостей, и быстро зашагал в сторону танка.
К заправочной станции подъехали три грузовика. К последнему был прицеплен фургончик с гордо торчащим французским флагом и надписью на борту «В Париж».
— Привет, союзники! — закричал водитель с льняными волосами, вылезая из кабины первого грузовика. — Заправиться бензинчиком дадите?
— Откуда и куда едете, ребята? — спросил Кос.
— А ты кто такой — вопросы задавать?
— Командир, — объяснил Густлик. — Он имеет право спрашивать.
— Да, командир, — подтвердил Григорий.
— Вашим артиллеристам снаряды возили.
— Стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы?
— Точно.
— Где стоят?
— Как в Шпандау за поперечное шоссе проедешь, так сразу слева...
— А теперь куда?
— На тот берег Одера.
— Через Ритцен?
— Да.
Чтобы не терять времени, русский, не прерывая разговора, вставил конец шланга в горловину бака. Вихура качал насос.
— Заберете с собой девушку?
— Красивая?
— Пусть тебя это не волнует, — вмешался Елень. — Пощупай. — Он согнул руку, напрягая мускулы. — Мою девушку повезешь, понял?
Саакашвили привел Гонорату. Она с любопытством посмотрела на молодого симпатичного шофера с грузовика, а затем отвернулась, делая вид, будто плачет.
— Мало того, что к немцу, — всхлипывая, жаловалась она, — так еще и большевики меня повезут.
— Девушка, что с вами? — растерялся водитель. — Довезем, честное комсомольское, довезем.
— Хватит! — крикнул Янек. Бак был уже полный, красноармеец этого не замечал, а Вихура продолжал качать, и бензин лился через край.
— Что он сказал? — допытывалась Гонората.
— Сказал, что, ей-богу, довезет, — перевел Густлик с русского на польский.
Из фургончика, прицепленного к последнему грузовику, выглянула заспанная физиономия долговязого француза, видимо только что проснувшегося. Он протер глаза, все еще не веря, что это не сон. Наконец соскочил на землю и подошел к стоящему недалеко от грузовика Вихуре.
— Бонжур, это вы?
— Мы, — ответил капрал. — Не в ту сторону вас везут.
— О ля-ля, а нам в Париж!
И он, и его два спутника очень расстроились, узнав, что они случайно перепутали дорогу. Торопясь, они начали отвязывать свой фургончик и наконец откатили его на обочину.
— Попробуйте, — угостил их Лажевский кружкой пива, которую он все это время терпеливо держал в руке.
— Бон, — оценил длинный, жадно выпив половину.
— Бирштубе, пивная, — показал рукой Магнето. — Но возьмите с собой на всякий случай эту игрушку. — И он протянул французу отобранный у немца пистолет.
— Нон. Жамэ. Ну не сом па сольда. Вив ля пэ! — заулыбался длинный, объясняя, что никогда-никогда он не возьмет в руки оружие, что они не солдаты и что да здравствует мир.
— Трогаем! — подал команду Кос.
— Давай! — поддакнул Лажевский.
Двигатели заработали почти одновременно. Экипаж танка и мотоциклисты заняли свои места. И только Густлик стоял еще у советского грузовика и разговаривал о чем-то с уже усевшейся в кабине Гоноратой. Они долго жали друг другу руки, потом неловко поцеловались.
Советские грузовики двинулись на восток, а мотоциклы и танк — в противоположную сторону, свернув затем на юг.
Трое французов все еще стояли около своего фургончика. Они смеялись и громко перешучивались. Затем длинный показал рукой на запад и впрягся в фургончик. Двое его друзей, взявшись за задние колеса, не пускали его.
Еще минуту они стояли, а затем, выяснив окончательное мнение, сделали небольшой крюк и свернули на улицу, сбегающую вниз. Фургончик, как они его ни удерживали, все быстрее катился как раз в ту сторону, где на металлической вывеске виднелась золотистая надпись: «Бирштубе».
