Никита приподнял меня, обняв под грудью и поддерживая между ног, и на мгновение в памяти вспыхнуло воспоминание, как почти вот так же он поднял меня в кафе в туалете и разглядывал жадно мой клитор. И удивилась, что не было больше страха, не было смущения. Я теперь любила свой волшебный отросток и боялась думать, что бы было со мной, не будь его.
О, флаг Америки!
Сама Судьба свила в одну наши дороги, соединила два одиночества.
Мой мужчина отнёс меня к машине и открыл заднюю дверцу, я повернулась к нему и попала в плен крепких объятий. Никита снял с меня майку и прильнул губами к соску, сминая груди пальцами, присел на корточки, целуя живот и расстёгивая мои брюки. Он смотрел мне в глаза, и тёмная пучина его эмоций хлынула на меня, как прибой Гудзона, я откинула голову назад, послушно освобождаясь от брюк вместе с трусиками. И вскрикнула от удовольствия, когда Никита медленно раскрыл языком мою набухшую плоть, вобрал губами в рот клитор и пососал его несильно, но обжигающе волнительно.
— Моя порочная Несси… голенькая посреди города… — я вылижу твои сладочки… и попку… — Никита расстегнул джинсы, выпустив на волю член, повернул меня к себе спиной и раздвинул моя ягодицы. И в следующий миг его язык скользнул по промежности, вылизывая анус и вход в мокрое лоно. — Нагнись, маленькая…
Я послушно нырнула в машину, упёрлась руками в сиденье и расставила ноги пошире… и закрыла глаза, задышав часто от того, как запорхал его язык по складкам, проникая в самую их глубину, возбуждая остро и влажно. Двигалась навстречу его ласке, чувствуя, как в унисон волнам реки захлёстывает предвкушением небывалого наслаждения. Никита мягко облизывал вход в центр моего возбуждения, дразнил губами, чуть пощипывая тончайшую кожу с миллиардом взбудораженных нервных окончаний. Накрыл готовое впустить его лоно поцелуем, проникнув языком сначала неглубоко и неспешно, но быстро углубляя и усиливая напор. Смял во рту мои истомившиеся губки и трахнул твёрдым языком. Меня трясло от дикого возбуждения, я встала на цыпочки и вся дрожала, чувствуя, как неотвратимо катится из глубины лона, пульсируя, предощущение экстаза, как сжались внутри мышцы… и закричала громче чаек, переполошив трескучую стаю, от хлынувшего океана сладкого наслаждения, затопившего с головой, ослепившего и оглушившего сильными ударами собственного сердца.
Никита высосал меня и вылизал, собрал каждую бусинку моего наслаждения, поцеловал трепетавшее лоно нежно, как целовал мои губы, лаская, облизывая и чуть покусывая.
— Хорошо кончила, моя сладкая… Теперь держись… не могу больше терпеть… хочу тебя до слёз… член болит невыносимо…
Никита ворвался в меня резко и до упора, вскрикнул и стремительно забился с нетерпеливыми стонами, выхлёстывая капризное возмущение от долгого ожидания. Он будто пробивал все пределы невозможного, рвал преграды в злом остервенении. Каждый его толчок — выплеск боли и похоти, каждый новый рывок — полное погружение до самого дна, с головой в неудержимую страсть. Он рокотал, как штормовой океан, захлёстывая волнами жара, растекавшегося в паху от бешеного ритма, хрипло рвано выдыхал:
— Господи… моя… счастье моё… хочу… не могу… я тебя… Несси… хочу…
Мокрые яростные шлепки бодрили нервные окончания ягодиц, мне было жарко, как в жерле вулкана, я прижалась грудью к сиденью, прогнулась в пояснице и развела руками ягодицы. Никита взвыл, как зверь и насадил меня на себя мощно, вцепившись пальцами в мои бёдра. Его захлёстывал неутолимый голод, гнал за освобождением, как дикого зверя. Эта сокрушительная жажда швыряла мужчину в меня дико, неконтролируемо и жадно. Никиту крупно колотило от нетерпения, я была близка к пику чувственного Эльдорадо, сжала внутренние мышцы и ощутила каждую налившуюся кровью венку окаменевшего члена. Безумный коктейль эмоций пьянил крепче выдержанного вина.
— Несси… держись… кончу… сейчас…
Я расслабила мышцы, поднялась на вытянутые руки и рванулась навстречу его мощному удару, почувствовав, как болезненно врезалась головка члена в матку, и тут же вскрикнула, разлетевшись обжигавшими искрами оргазма, пульсируя и сжимая член бушевавшего эмоциями мужчины, прижавшегося ко мне невозможно плотно, слившего наши тела в одно целое и залившего горячим семенем мокрую и пылавшую глубину.
Никиту трясло как в лихорадке, он ловил каждую вспышку с глухим хриплым стоном, прижавшись к моей спине мокрым от пота торсом, обхватив меня сильными руками. Он всё ещё двигался во мне, когда прижался к загривку горячим лбом и вытер об меня пот, хрипло рассмеявшись.
Я поставила колено на сиденье, подтянулась вместе с ним глубже и легла на живот, не прерывая тесный контакт. Мы будто сцепились и больше не расцепимся. Казалось, внутри всё так налилось кровью и напиталось влагой возбуждения, что нас заклинило. Никита навалился на меня всей тяжестью своего тела, но мне она была приятна.
— Несь… я никогда не кончал так долго и сильно… и спермы столько не лил… Я с тобой совсем не так все чувствую…
Он прижимался к моей шее и плечу пересохшими губами, покрывая успокаивающими поцелуями, а я вдруг поняла… что ни один хвостатый шустрец не выполз наружу — я приняла в себя всё семя своего мужчины. И если бы у меня с овуляцией всё было в порядке, радовалась бы и надеялась, что сегодня произошло чудо.
— Маленькая, пора ехать… — Никита осторожно отодвигался, вынимая из меня член, — я тебя ещё хочу, но пока кончить не смогу. А если не смогу — потом, боюсь, сорвусь… — Он приподнялся, и я развернулась под ним на спину. Никита поцеловал мои губы. — Я бы всю жи… чёрт…
Он встал и натянул спущенные джинсы. Я села и потянулась к брюкам. Низ живота ныл от напряжения, а в теле растекалась ленивая истома, хотелось понежиться в ванной и поваляться в постели. В этот раз секс был опустошающим и наполняющим одновременно. Я улыбалась, даже не отдавая себе в этом отчёт. Надела майку, потянулась за брюками и трусиками и почувствовала, как из лона вытекла липкая капля. Мазнула рукой, ожидая увидеть сперму, и замерла…
* * *
Никита привёз меня к дому через полчаса. За тампонами в аптеку зашёл сам — брюки быстро намокли. Хоть я и сказала ему, какие покупать, он принёс несколько пачек разных и вскрыл их все.
— Чёрт, они же маленькие… Как они кровь впитают? У меня член в триста раз толще и длиннее. Туда надо запихать штук тридцать таких… — Он крутил в пальцах маленькие цилиндрики и выглядел очень расстроенным.
Мне не хотелось его обижать смехом, но — о, флаг Америки! — сдержаться и не расхохотаться было очень трудно.
— Никита, ну я же не всегда такая… растянутая, — даже не смогла слово подобрать нужное, — один тампон вполне справится.
Никита смотрел на меня исподлобья смущённо, и его лицо немного порозовело.
— Несь… можно я сам его вставлю? — Я не успела ответить, он поспешно объяснил: — Я буду сходить с ума, если не удостоверюсь, что вот этот крохотный комок после меня… не может быть!
Что мне было делать с ним? Он выглядел таким растерянным и потерянным, и в тоже время таким серьёзным и трогательным, что отказать просто нереально.
— Никита… — я вздохнула и всё же сделала попытку его убедить. Взяла его руку с тампоном. — Смотри, он толщиной как твой палец. Ты когда в меня палец засовываешь…
— Понял. Но твои стеночки мокрые, когда я засовываю палец, понимаешь?
Я понимала. Чего уж тут непонятного…
— Ладно, пойдём домой. Мне надо помыться, и ты вставишь мне тампон.
Я вздохнула, а Никита заулыбался, будто его ждало путешествие в страну его фантазий, а не банальный тампон и кровоточащее влагалище. Никита просто нереальный человек.
И доказал это снова — едва я вышла из машины, он щёлкнул сигнализацией и подхватил меня на руки. В лифт нёсся как в приёмный покой неотложки с тяжело больной. Пока поднимались на сто семьдесят девятый этаж, зацеловал меня. Едва вошёл в пентхаус, рванул в ванную в своей комнате, крикнув на ходу Экену, чтобы сделал мне что-нибудь сладкое и очень вкусное, полезное для восстановления крови. Мне стало неудобно от этого — всё же Маури и Экен взрослые мужчины и явно поняли, к чему эта просьба. Но это торнадо с именем Никита, похоже, уже не остановить.
