старый Новый год вместе.
— Прости, чувак, но у меня другие планы.
И скидываю, снова погружаясь в созерцание долбанных снежинок. Но ненадолго, потому что у входной двери звонит трубка. Вяло поднимаюсь с кресла и топаю к ней.
Консьерж.
— Добрый вечер, Роман Андреевич. К вам настойчиво хотят пройти господа Аверин, Громов, Гордеев и Хан.
— Скажи им, что меня нет дома, — бубню я.
— Извините, Роман Андреевич, но молодые люди просили предупредить вас, что, в случае вашего отказа их принять, они будут прорываться с боем, а когда я вызову на них наряд, виноваты в этом будет вы.
— Да, блядь! — взорвался я.
— Полностью с вами солидарен, Роман Андреевич.
— Как они на территорию вообще зашли?
— С соседями.
— Ладно, — вздохнул я и смирился с неизбежным, — пропустите.
Но я, черт возьми, был недоволен. Нет, из бана я друзей вызволил, но общаться с ними как прежде не мог и все тут. Они пытались меня поддержать, но что тут сделаешь, если девушка, которая мне нужна никогда уже со мной не будет?
А охать, ахать и засорять эфир ненужной болтовней я не хотел. Да и, что уж там говорить, хвастаться мне нечем. Я поступил с Соней как с вещью, использовал ее, чтобы досадить брату, а потом вознамерился посадить на цепь возле себя, пока бы не пресытился ею. А после думал уж и пинка под зад прописать.
Да кто я после этого, м-м?
Наверное, мы квиты и мне не за что на нее сердиться, но я сержусь. Скорее на себя, чем на нее, но все же. Потому что нет прежнего Ромы Ветрова, есть только жалкая его тень, тогда как сама Соня очевидно неплохо устроилась в своем новом статусе госпожи Ильясовой.
Я никогда этого не проверял, иначе бы совсем спятил. Но все же…
Звонок в дверь. Открываю и только киваю гостям, а потом молча двигаю обратно в гостиную, смотреть на снежинки и телевизор без звука. Через пару минут в комнате начинает пахнуть пиццей, еще через две мне всучивают в руку пузатый бокал с каким-то пойлом.
Никто не давит. Мы просто смотрим с парнями «День сурка», пока мне не становится так тошно, что я просто срываюсь и выхожу на балкон. Но и тут я не остаюсь один. Стас начинает забивать кальян, Демид хвастается новой татуировкой на лодыжке, Хан и Ян подключаются к этой теме.
Им весело. Мне тошно.
А дальше мы просто вкидываемся алкоголем и смолами, пока меня не перекрывает и я почти не отлетаю в астрал. Мне плохо изнутри и снаружи. И не становится легче, а только с каждым днем все больше ломает.
Без нее.
Соня, ну как так-то меня угораздило, а?
Обреченно выдыхаю, стискивая бокал в руке слишком сильно, а потом тупо смотрю как он трескается и рассыпается в моей руке. Ну вот…
Парни помогают собрать осколки, а после мы замираем в неловкой тишине. Мне им сказать нечего, а они, наверное, переживают из-за меня. Вот только…мне насрать.
— Что с тобой творится, чувак? — все-таки спрашивает Ян.
— Я не знаю, как объяснить. И, если честно, пацаны, то не очень-то и хочу это делать.
— Слушай, Ветров, это уже не смешно, — взрывается обычно спокойный Громов, — ты себя в зеркало видел вообще? Оброс как леший. Тебя не узнать ни изнутри, ни снаружи. Но мы же переживаем за тебя, дружище. Поговори с нами.
— Легче станет, — кивает ему Гордеев.
— Что у тебя стряслось, Ромыч? — протягивает мне новый стакан с горячительным Хан, и я срываюсь в пропасть.
— Девушка… которая…мне нужна…вышла замуж за другого.
И от этих слов, произнесенных вслух, мне сделалось так плохо, как не было еще никогда в жизни. Безысходность. Гребаная черная дыра.
— Делов-то. Найти другую, — не удержался, чтобы подъебнуть меня Аверин, как я обычно делал это с парнями в свое время.
— Мне нужна эта, — залпом осушил я свой бокал.
— Сильно нужна? — изгалялся Ян.
— …сильно…
— Ну так уведи ее мужа, раз нужна, — хмыкнул Стас.
— Я накосячил так, что там без шансов, — признался и опустил глаза в пол.
— Колись, давай, мужик, — хлопнул меня по плечу Марк.
— Ну, кто она? — нетерпеливо постукивал пальцами по бокалу Аверин.
— Сестра Шахова, — сказал я и в упор посмотрел на Хана, который таращился на меня так, будто бы увидел приведение. Я знал, что они друзья с Данилом и не предъявлял за это, мы просто как-то опустили этот момент и все.
— Пиздец! — выдохнул Демид.
— Бля, ты дебил, — прикрыл ладонью рот Ян и покосился на Марка, который продолжал испепелять меня взглядом.
— Что ты ей сделал? — прохрипел Хан.
— Попытался заткнуть рот Шахову через нее. Трахнул, снял компромат, потом закрутилось…
— Это ты из-за отца сделал? — спросил Стас, но Марк тут же его заткнул.
— Вообще не важно, Гордый. Дальше что?
— Ничего, я узнал, что она помолвлена с Ильясовым и слился, но потом…
Договорить я не успел, так как на меня кинулся Хан, жестко всаживая кулак мне в челюсть. А потом еще раз, когда мы оба упали на пол балкона. Я не защищался, опешил. А вот парни пытались нас растащить, пока Марк изо всех сил старался выбить из меня дурь, приговаривая:
— Сука, я знал ее ребенком, маленькой девочкой, которая не имеет никакого отношения к вашей войне! Тварь…гребаное ебливое ничтожество!
А спустя пару секунд нас разняли. Я вытирал кровь с разбитой губы, а Хан высверливал дырку в моей голове, пока не стряхнул с себя руки ребят и не припечатал мне в лоб:
— А, знаешь? Заебись, Рома. Вот прям со смыслом, нахуй. И мне тебя не жалко. Люби ее и мучайся, ты это заслужил.
Люби ее…
— Мне жаль, — отвел я глаза.
— Ну что ты сник? Подумаешь, телка, да? Ведь ты всегда так говорил, м-м? Телка, которая навсегда забыла тебя и твое имя. У нее новый мир, в котором, слава Богу, нет твоей симпатичной рожи! Все, я все сказал и все сделал. Счастливо оставаться.
А потом просто вышел с балкона и из моей квартиры.
— Пацаны, без обид, но вам лучше уйти, — прохрипел я.
— Ром, — сделал шаг ближе Аверин, но я только отрицательно качнул головой.
— Уходите. Я вас очень прошу. Когда очухаюсь, я сам найдусь, а пока…
И они ушли, оставляя меня наедине со своими тухлыми мыслями, которые с новой силой принялись изводить меня.
Люби ее…
И я любил. Рвался весь изнутри, но любил. С каждым днем разрушался все больше и больше, превращаясь в камень или
