— Ты представляешь, что наша дочурка сегодня учудила! У меня же чуть сердце не выпрыгнуло, когда я узнала!
Примечание от автора:
Все имена и герои вымышлены, а совпадения случайны и не предусмотрены замыслом!
Глава 27 — Бесполое оно
— Нда — выдал я, сидя на стуле за место угла, будучи старательно пропесоченным маман.
И за это, и за то. И за школу, и за характер, и за больницу, в которую я не попал, но мог, хоть и в которой уже был. И за то, что себя не берегу, и за то, что их родительские нервы выматываю. И за то, что шкурой своей, яко бы, рискую, и просто — плохой.
— Это же надо… это ж ведь могла!.. — ходит мамка взад и вперед, наматывая километры по коридору в ожидании отца, иногда заходя ко мне, за добавкой.
А времени у нас, на разбор костей, предостаточно. Отец в последнее время ночевать-то домой не всегда приходит, спя на роботе в сидячем положении, судя по стремительно портящейся осанке. А если и приходит домой… то на него ведь страшно смотреть! Совсем заработался бедный. А тут еще и я…
Ну не виноват я! Не виноват! Вот только не докажешь. Вернее могу, но сделаю тем хуже, хоть ничего такого и не сделал. Вот совсем! Даже с чисто человеческой точки зрения! А не взора на мир глазами бессмертной твари, коей я являюсь.
Всего лишь канат! Все всего лишь крюки. Низенький спортзал, метров пять высотой, маты и бетонный потолок. Просто «фи» какое-то! Смех и детский сад, после первенства региона, и полетов птичкой самый потолок почти цирковой арены. Метров двенадцать! Хотя я не мерил. Без сеток, матов, и прочих излишеств, так как меня они отвлекают, а большинство юниоров-конкуренток на такие высоты не прыгают и программы попроще исполняют.
И школьный учителей-то в принципе можно понять! Ну, кроме учителя философии — вот что она там делала? На том празднике жизни до прихода маман, когда меня старательно пескоструйки чужие тети-дяди. Какое она то отношение к физической культуре имеет?! Но… была там самой яркой птицей! С очень богатой… больной! Фантазией.
От неё я узнал, что, оказывается! Пью, курю, ширяюсь чем-то забористым — это она аскорбинки за забористое приняла? Да, я на них подсел! Каюсь! Грешен! Но… зря я наверное белые таблетки без упаковки средь класса глотаю. Ну и естественно — с кем попало спариваюсь!
И это в одиннадцать то лет! На счастье мамке такую ересь в уши лить не стали, а то бы она поверила. Не то побоялись, не то постеснялись, выносить сор из избы так сказать, не то тупо не успели — мама возбудилась опекой о дитятке еще на стадии экскурсии по спортзалу.
И вот это уже смех. Учителей понять я могу! Они, в своей задрипанной прови… да… уе… спальной школе столице, мастеров спорта видели только с экранов телевизора, и не понимают, что я могу с четырех метров спрыгнуть с чашкой чая не пролив. Проверено! Меня так тренер заставляла делать!
И что этот канат для меня до смешного толстый, а крюки… близко расставлены и мертво посажены, в отличие от спортивных колец на верёвочках, что болтаются как попало на сквозняке — лучше быть к нему готовым, чем на соревновании опростоволосится! И по которым все равно надо попадать руками, корректируя курс уже в полете при помощи хвоста — пятой точкой!
Но мама-то… она всё это видела! И не только на соревнованиях! Но и в том числе трюк с кружкой! Я уже скучаю по своим старым тренерам… Она-то чего так разпереживалась, когда ей показали ту злосчастную веревку, и потолок? Она-то чего разнервничалась, когда ей начали рассказывать, что это вот все, может из бетона! Выпасть, и я могу упасть, сломать шею, повредить позвоночник…
— А мы то, что без тебя будем делать?! Ты о нас-то вообще думаешь, а?!
— Ну мам! — взмолился я, понимая, что сейчас будет круг шестой.
Или даже восьмой — не помню, не считал. И вообще — я есть хочу! Уже который час тут сежу, с самого утра не жравший! Совесть то у тебя вообще есть, женщина?! А, ну да — готовить надо, а меня — она не подпустит к плите в текущем состоянии — еще обожгусь! А сама — не в состоянии. На психе, какая там готовка?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что мам? Что мам?! Я уже… десять лет как «мам»!
— Одиннадцать.
— В годовалом возрасти ты «мамкать» не умела!
Я в ответ — скорчил обиженную гримасу. Помогло — мать, возмущаясь и причитая, покинула комнату наказания, уйдя ворчать в коридор, дожидаться отца. Что, не факт что вообще придет сегодня, а у меня уже и попа затекла, и живот ворчит желание поесть сам себя.
О! Пришел! Однако.
— Я дома! Есть что поесть? Умираю с голоду! И в койку. Спать — падаю от усталости.
— Привет! — жизнерадостно проворковала мать, будто и не пилила меня всю рабочие смену как стахановец труда, в очередной раз прогуливая свою работу.
Поцеловала папку в щечку, о чем мне сообщил соответствующий «чмок» и тут же вспохватилась:
— Ты представляешь…
Ну всё… началась сказка «о глухом телефоне». Я даже удивлен, что в ней не прыгаю с земли до потолка спортзала! Зато рискую собой по-полной, на такой немыслимой необъятной высоте. И неважно, что я уже как-бы не маленький, и почти мастер спорта — мне оставалось только подтвердить звание! И что расстояние от крюка до крюка всего чуть больше метра, а на соревновании меж штанг бывало и по четыре, и даже…
— Больше никакой гимнастики! — донесся крик из-за закрытой двери обращённый к отцу — Я не хочу, чтобы моя дочка угробилась, свернув шею ради каких-то там медалей!
— Приплыли — прошептал я, чувствуя как, золотые диски просачивается сквозь пальцы словно вода.
И мне почему-то кажется, что слова бати для мамы сейчас ничем не лучше моих. И вообще батя, ты бы лучше помолчал!
Хотя… в конце то концов! Ведь это именно мать меня в этот спорт с тарзанками впихнула! Против моей воли причем! Ну, в некотором роде — не хотел бы я реально это делать, и не нашлось бы в мире силы, чтобы меня заставить. Но мне тогда было интересно попробовать, да и… на спор? Покрасоваться? Мать порадовать? Все и сразу! Да…
К тому же! Мы же именно из-за моего спорта, если верить официальной версии родителей для меня, в столицу то и переехали! Или что, это уже в прошлом? Или это всё было неправдой? Ну кто бы сомневался.
— Да, спорт опасный, но я думаю, мы не вправе решать такое за неё. — выдал отец веское, но не проняло:
— Она еще слишком маленькая, чтобы вообще что-то решать!
— Да, маленькая, но когда выбирала такой путь, была еще меньше! — предпринял он вторую попытку, но снова мимо:
— Она ничего не выбирала, это я ей навязала! И сейчас сама же и откажу! Вот немедля позвоню…
— Ладно, в таком случае имеешь право. Но звонить сейчас все же поздно, позвонишь с утра с работы. — сдался человек.
— Да, ты прав. Сейчас в ДЮСШе все равно никого нет, и некому не дознаваться.
Фсе. Как быстро судьбы рушатся. А я наивно полагал, что меня из спорта уже ничего не выдавит. Что раз мне плевать на травмы — основную причину ухода из большого спорта! И на приделы тела — вторая причина после травм, когда выше просто не подняться, а топтаться в низу — ни гордость не дает, ни денег не хватает.
У меня тоже были проблемы, но кошки… Да и с деньгами у нас вроде уже все нес толь плохо, и вообще… но, я знаю свою мать! И если она себе что вбила в голову…
То отпросится с работы вновь, но выполнит всё в лучшем виде. Заберет документы уже сутра, что еще совсем недавно вместе со мной относила, и решит меня пристроить в особое заведение для юных дарований, склонных к музыке. Там нет высоты, и травмоопасных предметов, за исключением пианино, и канатов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Впрочем, от музыкалки я тут же благополучно открестился — просто не стал ходить! С первого же дня. Нет у меня к этому делу стремления, да и слуха с чувством такта — тоже. Да и обидно как-то за потерю уже почти карьеры.
Ведь я не считал спорт простой забавой! Уже перестал его таковым считать. Запланировал выйти на мировой уровень, и как минимум десять лет жизни посветить себя сплошным выступлением. Заработать… деньги на дальнейшую жизнь, и… понять, куда развиваться дальше в этом странном мире.
