Пожарная лестница была высоко над землей. Чтобы ухватиться за нее, пришлось подпрыгнуть, а потом подтянуться на руках, забрасывая разленившееся за отпуск тело на нижнюю перекладину. Дальше пошло легче, а балконная дверь оказалась открыта. Повезло.
Он мог бы двигаться бесшумно, но побоялся, что она испугается, а потому сразу сказал:
– Катя, это я. Можно?
Нельзя. Но и по-другому нельзя, а поговорить очень нужно. Значит, можно.
Она не спешила входить в комнату, затаилась в коридоре. И Андрей снова сказал:
– Это я. Не бойся.
– Я тебя не боюсь. – Она шагнула в комнату и тут же растворилась в темноте. И Андрей растерялся. В своем доме он включил бы свет, но это был не его дом, не он здесь хозяин, он здесь незваный гость.
– Нам нужно поговорить. – Лиховцев двигался на ощупь, пока глаза не свыклись с темнотой, пока он не начал различать силуэты и тени. Катя сидела на диване. Не расслабленно, откинувшись на спинку, а на самом краешке, словно готовилась в любой момент убежать. Андрей сел рядом. Не слишком близко, но достаточно близко, чтобы чувствовать исходящий от ее волос аромат духов. Она не шелохнулась, но и отодвинуться не попыталась. Может, ему повезет и она его выслушает? Если найдутся правильные слова. Если он сумеет переломать себя и рассказать не о том, что думает, а о том, что чувствует. Если сам сумеет понять, что чувствует, потому что с чувствами у него как-то не ладилось. Лет с четырнадцати…
– Я скотина. – Начинать, наверное, нужно было не с такого вот откровения, но уж как получилось.
– Да.
От этого короткого и веского, как удар булыжником, «да» вдруг стало очень больно где-то в груди, и Андрей вспомнил, что слова тоже могут ранить. Его. Ее. Кого больше? Кому из них больнее?
– Я тебе сейчас расскажу… Попытаюсь объяснить, почему я такая…
– Скотина.
– Да. Выслушай, пожалуйста. Это очень важно.
– Для кого?
– Для меня. – Он мог бы соврать, что для них обоих, но не стал. Боль от этого не убавится. – Но ты выслушай.
– Я слушаю.
Катя сидела не шелохнувшись и даже голову в его сторону не повернула, но она его слушала, и этого было достаточно. Пока.
Если бы Андрей начал со своего неприкаянного детства, то получилось бы убедительнее и… жалостливее, но Андрей не хотел, чтобы Катя его жалела – только чтобы поняла. Пока.
Поэтому он начал с самого главного, с самого грязного.
– Старик… мой дед хотел, чтобы я женился. У нас с ним сложные отношения, не родственные. Обычно он приказывает, я подчиняюсь. Как-то так… – Признаваться в таком было больно и унизительно, но он дал себе слово и слово это сдержит. – И он приказал. Вот только выбор будущей жены оставил за мной.
– Ты выбрал не ту женщину. – Ее голос звучал очень тихо.
– Я хотел его разозлить. Глупо, теперь я это понимаю, но из-за того, что он поставил мне ультиматум, я был в бешенстве.
– И решил жениться на первой встречной.
Если ей и было интересно, то интерес этот прятался где-то очень глубоко.
– Не на первой встречной. Я решил жениться на шлюхе.
– Я не шлюха. – Все-таки эмоции Катерина контролировала не очень хорошо. Сейчас в ее голосе были обида и удивление.
– Прости. – Андрею захотелось взять ее за руку, успокоить прикосновением, но побоялся нарушить это хрупкое перемирие. – Тогда я так думал. Черт возьми, я был уверен! Мне тебя описали, рассказали, как ты выглядишь и чем занимаешься. То есть не тебя, а другую женщину. Она тоже рыжая, тоже Катерина, она должна была отдыхать в том пансионате, и она проститутка. Садо-мазо – ее конек.
– И ты решил, что я – это она?..
– Я не знал тебя тогда.
– Ты и сейчас меня не знаешь.
– Я не знал тебя тогда, – упрямо повторил он. – И я подумал, что это отличная возможность…
– Ты хотел насолить деду, женившись на проститутке? Ты не только скотина, ты еще и идиот.
А она умела бить по больному. Не у него ли научилась?
– Я предложил тебе деньги.
– И я согласилась.
– Разве порядочная женщина согласилась бы вот так… сразу? Я так тогда подумал.
– Порядочная не согласилась бы.
– Но ты согласилась. И ты не проститутка.
– Значит, я тоже не совсем порядочная. Я верну тебе деньги. Только не сразу. – Все-таки она на него посмотрела. Или просто голову повернула в его сторону. – Дай мне немного времени, пожалуйста.
Она не рассказала. Даже сейчас, когда он сознался в таком болезненном и постыдном, ни слова о больном племяннике. И это было обидно. Чуть-чуть…
– Я знаю, зачем тебе эти деньги. Сегодня узнал. Сема навел справки. Если бы ты рассказала сразу…
– Ты перестал бы относиться ко мне как к продажной девке?
– Я никогда не относился к тебе как к продажной девке. Я всегда напоминал себе, на ком женился, но у меня не получалось. Ты мне нравилась. И как человек, и как женщина. И это злило меня, потому что я тебя купил, потому что у нас с тобой сделка и ничего личного.
– Я тебя понимаю. – В темноте Андрей увидел легкий кивок. – Теперь я тебя понимаю.
– Как психиатр?
– И как женщина тоже. Если бы я знала, было бы не так… больно.
– Жить с таким, как я?
Она ничего не ответила, а ему было так важно услышать.
– Ты застрял в детских проблемах, Андрей.
– Только не надо меня лечить, доктор! – Он пришел, чтобы помириться, но снова начал заводиться. И Катя это поняла, то ли просчитала, то ли почувствовала.
– Ты выбрал не ту женщину, – повторила она. – Ты мог жениться на той, которую любишь, и всего этого не было бы.
– Я никого не люблю. – Он сказал это. Сначала сказал, а потом задумался, сколько правды в его словах. Получалось что-то странное и неправильное. Невероятное что-то получалось. И это невероятное он отверг, потому что струсил, испугался, что если примет, впустит это в себя, станет только хуже, только больнее. – У тебя растрепались волосы…
– Что?..
– Когда вы со Стариком вышли к гостям, у тебя волосы были распущены.
Андрей не задавал никаких вопросов, но сама эта фраза предполагала ответ, честный и максимально исчерпывающий. От больного зуба нужно избавляться быстро. Раз – и все!
Катя долго молчала. Обдумывала его вопрос или свой ответ?
– На меня упали книги. В библиотеке. Пока ты показывал Семе свою татуировку, я осматривала библиотеку. Там очень много книг, а стеллаж, по крайней мере один, плохо закреплен.
Там был такой стеллаж. Однажды Андрей задел его плечом и получил по макушке каким-то древним фолиантом. Не особо больно, вот только фолиант при падении порвался. Книгу было жалко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
