class="p1">– Но ты фотографировал ее обнаженной…
– Это да, – вздохнул он. – Хотел сохранить на память. Я же понимал, что не могу вечно ее там держать. Собирался вывести ее… из этого состояния, когда отец найдется. Живым или мертвым. И пусть Роксана решит, кто из нас двоих благородней.
Это был дикий абсурд. На месте Роксаны я от обоих бежала бы без оглядки… Может, так она и сделала бы, только не успела.
– Значит, отца не ты столкнул со скалы?
В его взгляде читалось сожаление, точно я была слабоумной:
– Как я мог убить папу, если уехал с Роксаной?
– Действительно. А кто же тогда?
– Не знаю, – он нахмурился и опустил голову. – Так-то у мамы больше всего причин его прикончить…
– Но у нее алиби на это время.
– А других вариантов у меня нет.
– У меня тоже.
Ромка хмыкнул:
– А твой Логов? Он тоже ни черта не может накопать?
Ответить я не успела: прямо за нашей спиной раздался шорох. Незнакомый голос отчеканил:
– Руки! Поднимите руки. Оба.
* * *
Никакого Ивана Бельского в Евпатории не оказалось. Скороходов пробил все возможные базы, в том числе и университетскую, но парня с такой фамилией не нашел.
«Врем, значит?» – огорченно подумал Артур о Ромке. И обмер, вспомнив, что Сашка уехала кататься с ним. Где они сейчас?!
Презрев приличия («Это же не настоящее свидание!»), Логов тут же набрал ее номер, но Саша не ответила. Уже вечерело, и у него заныло сердце: «Какого черта я отпустил девчонку с ним? Свою дочь доверил бы парню, который может быть замешан в убийстве? Где теперь ее искать?»
Уже сев в машину, Артур позвонил местному следователю:
– Григорий, это Логов. Извини, что поздно беспокою… Нет? Нормально? Появились новые факты по нашему делу. И твоя помощь нужна.
Конечно, он подозревал, что расслабленные южане не так расторопны, как те ребята, с которыми Логов привык работать, но чтобы отслеживать Сашкин телефон почти час… Он уже весь извелся, продолжая время от времени названивать ей, а воображение в эти минуты рисовало самые чудовищные картины.
Выскочив из машины, Логов начал ходить возле нее кругами, не выпуская телефона из рук, готовый по первому зову прыгнуть за руль и сорваться с места. Но сигнал плутал где-то в закоулках Галактики, и это сводило Артура с ума.
В подкорке колотились ритмы старой песенки: «Позвони мне, позвони!» В фильме ее исполнял женский голос, но Оксана открыла ему, что песня написана на стихи Роберта Рождественского. История женщины сразу стала ближе, слившись с мужской болью, нетерпением сильного человека, доведенного любовью до крайности, до мольбы… Тогда Оксана, помнится, дала ему сборник в коричневом переплете, сохранившийся у нее со школьных лет. Это были стихи и поэмы поэта, которого Логов по незнанию всегда считал заказным и не особенно ценил.
Рождественский неожиданно взял его за душу своей невычурной пронзительностью, простотой, которая не портила стихи, но делала их современными, точно произнесенными им самим. И спасаясь от назойливой тревоги, Артур часто твердил про себя его строки… Сейчас те, что никак не были связаны с Сашкой, уж скорее с ее матерью:
– Погоди!.. —
А потом тишина и опять:
– Погоди…
К потемневшей земле
неподатливый сумрак прижат.
Бьют по вздувшимся почкам
прямые, как правда,
дожди.
И промокшие птицы
на скрюченных ветках дрожат…
Ливень мечется?
Пусть.
Небо рушится в ярости?
Пусть!
Гром за черной горою
протяжно и грозно храпит…
Погоди!
Все обиды забудь.
Все обиды забудь…
Погоди!
Все обиды забыл я.
До новых
обид…
Хочешь,
высушу птиц?
Жарким ветром в лесах просвищу?
Хочешь,
синий цветок принесу из-за дальних морей?
Хочешь,
завтра тебе
озорную зарю посвящу.
Напишу на заре:
«Это ей
посвящается.
Ей…»
Сквозь кусты продираясь,
колышется ливень в ночи.
Хочешь,
тотчас исчезнет
свинцовая эта беда?..
Погоди!
Почему ты молчишь?
Почему ты молчишь?
Ты не веришь мне?
Верь!
Все равно ты поверишь,
когда
отгрохочут дожди.
Мир застынет,
собой изумлен.
Ты проснешься.
Ты тихо в оконное глянешь стекло
и увидишь сама:
над землей,
над огромной землей
сердце мое,
сердце мое
взошло.
Можно не верить в мистику (Артур и сам в нее не верил!), но стоило ему пробормотать последнее слово, как раздался звонок. От Сашки. Он нажал на кнопку перед тем, как взял себя в руки, и потому замешкался, ответил не сразу. А уже в следующее мгновенье сообразил, что говорить ничего и не стоит.
Сашка звала на помощь. Голоса звучали приглушенно: ей удалось позвонить, чтобы Артур услышал происходящее с ней. Запрыгнув в машину, он весь обратился в слух: несомненно, она разговаривала с Ромкой и речь шла о Роксане. Но Логова больше волновало сейчас не это…
«Намекни, где ты, – молил он мысленно, стараясь даже дышать через раз, чтобы Ромка не уловил никаких звуков. – Умница моя, дай мне понять!»
И уже через минуту Сашка подтвердила, что Логов не зря взял ее в напарники…
Только услышав слова «Балаклава», «катера», «Сирена», он отбил звонок («Прости, милая!») и – уже на ходу! – перезвонил местному оперативнику, который, судя по всему, был расторопнее следователя:
– Миша, срочно свяжись с Балаклавой! Наряд на набережную. Надо взять подозреваемого.
Не вдаваясь в подробности, Артур ограничился несколькими фразами. Пусть Скороходов связывается с коллегами, не стоит ему мешать. Логов рассчитывал, что парни из Балаклавы все сделают быстро и правильно, но полностью положиться на них не мог. Как, впрочем, и ни на кого другого, если дело касалось Сашки…
Он мчался по темному загородному шоссе по направлению к Севастополю, который помнился ему с юности белостенным, чуть запыленным, как усталый, списанный на берег матрос. Тогда они побывали здесь с родителями, но из всего путешествия Артур почему-то помнил лишь то, как маму сбило волной на пляже Учкуевки и потащило в море, а отец прыгал через топчаны курортников, чтобы добежать до нее. Спас свою любимую… Как они хохотали потом, когда все было позади. Им обоим оставался всего год жизни.
Сашку в Севастополь не тянуло, в ее памяти не было ничего, что связано с этим городом. Ей больше хотелось побывать в Ялте, которую они
