ее маленьком, сморщенном, как печеное яблоко, личике не отразилось никаких эмоций.
— Похоже, вы с ним были не слишком близки? — заметила Алла, одновременно краем глаза оценивая окружающую обстановку. Они беседовали в «музыкальной» комнате: здесь стоял рояль, на стенах висели несколько гитар, а на подставках расположились два аккордеона и баян. На полу лежал ковер в пастельных тонах с едва заметным узором. В помещении было светло и уютно, рядом с окнами стояли тропические растения в кадках, а в дальнем углу разместились несколько клеток с канарейками, которые без устали мелодично свиристели. Кто-то, похоже, знает толк в птицах: так как по-настоящему красиво и разнообразно поют только самцы, их не следует содержать в одной клетке. В целом обстановка приятно удивляла, ведь Алла знала, что в государственных домах престарелых и в тех ночлежках, которые зачастую именуют себя таковыми, условия отличаются от местных прямо-таки кардинально!
— Правда ваша, не были, — одними губами усмехнулась старуха. Губы у нее были тонкие как ниточки, и она периодически двигала ими, очевидно испытывая дискомфорт из-за отсутствия большинства жевательных зубов. — Ничего хорошего я от него не видала, вот что я скажу!
— Так любви между вами не было?
— А как же, была… Когда он под стол пешком ходил. Такой хорошенький был мальчонка — просто загляденье! И умишком его Господь не обделил вроде, и внешностью, да вот только как пошел он лет в двенадцать по кривой дорожке…
— Так рано?
— Все мать его виновата, шалава эта, Галька!
— А вы, значит, со стороны отца бабушка?
— Сынок-то мой, Эдичка, безвольный был, но безобидный. Выпить любил, но никогда никого не обижал, а Галька — вот она стервь записная! Как с Эдичкой развелась, так пустилась во все тяжкие: мужиков водила, личную жизнь, понимаешь, устраивала, а сына побоку… Вот и вырос он — оторви да выбрось!
— И все-таки он искупил перед вами вину, верно? Хотя бы напоследок.
— Вы это о чем толкуете, что-то я не пойму? — пошла в отказ бабка. — Я думала, вы пришли рассказать…
— На самом деле мы здесь, чтобы выслушать вас, — перебила Алла. — Расскажите нам о бриллианте!
— О бри… откуда вы знаете?!
Аничева явно испытала шок.
— Это не имеет значения, — ответила Алла. — Но нам необходимо знать, как бриллиант попал к Гагину. Вашему внуку уже ничто не навредит, а вы можете облегчить душу, рассказав правду.
— Правду? — хмыкнула старуха. — С чего это я должна перед вами отчитываться?
— Да с того, — впервые вмешался в беседу Дамир, — что идет следствие, а вы, между прочим, скрываете важную информацию. Вы в курсе, что за недонесение тоже существует статься? Речь об убийстве!
— Ну мой внучок-то уж никак не мог убить вашего Гагина!
— Мы его в этом и не обвиняем — точно так же, как и вас, — сказала Алла, сделав знак оперу слегка охолонуть. — Но вы обязаны по закону все нам рассказать, иначе мы применим к вам процессуальные методы воздействия.
— Это какие же?
— Для начала испортим вашу тихую, такую приятную жизнь в этом доме: начнем вызывать на допросы…
— Приятную жизнь? — криво усмехнулась Аничева. — Да я, может, только здесь-то и жить начала! Сколько себя помню, все скиталась по съемным углам, по общагам. Потом квартиру получила — в аварийном доме под снос. Должны были переселить через два года, а прожила я в нем аккурат двадцать четыре годочка — без горячей воды, без душа и с осыпающейся на голову штукатуркой… И вот, когда я только-только устроилась по-человечески, являетесь вы!
— Вашей жизни здесь и обретенному комфорту ничто не помешает, — заверила бабку Алла.
— Как так?
— Ваше пребывание здесь оплачено, верно?
— Гагин открыл счет в банке на мое имя…
— …откуда ежемесячно списываются средства на ваше проживание и содержание здесь, да? Мы можем договориться считать это актом благотворительности с его стороны: он платил за вас свои собственные деньги, поэтому их нельзя считать криминальными. Может, это был единственный по-настоящему праведный поступок во всей его жизни! Так что не волнуйтесь: все останется по-прежнему и вы сможете продолжать жить здесь.
— Похоже, я здорово продешевила, а?
Неожиданно на лице старухи появилась лукавая улыбка.
— Сколько же на самом деле стоит этот булыжник?
— На самом деле никто точно не знает, — честно ответила Алла. — Но вы правы: цена камня баснословная и, полагаю, за него можно было бы купить место в этом доме для весьма внушительного количества пожилых людей!
— Что ж, мне в моем возрасте нужно совсем чуть-чуть, и того, что я получаю здесь, хватает с лихвой… Мы с внучком оборвали все связи лет десять назад. С тех пор я его не видела, да и он не заходил, не писал и не звонил — я даже не знала, что он снова сел!
— А до того следили за его жизнью?
— Да как же тут уследишь? Он же и подростком-то был своевольным, а потом… Мать его померла от пьянки, и внучок мой вовсе от рук отбился. Сперва по малолетке сел, а потом пошло-поехало…
Алла с удивлением заметила, что бабушка избегает называть внука по имени, — интересно, что бы это значило? То ли она старается отстраниться, чтобы не переживать чересчур сильно, то ли, напротив, не слишком-то добрые чувства питала к парню!
— Мы не были близки, — словно бы прочтя ее мысли, сказала Аничева. — Вот потому-то я так и удивилась, когда он вдруг позвонил и дал телефон этого Гагина!
— А как внук объяснил вам ситуацию?
— Сказал, что хочет спокойной старости для меня. Нет, вы представляете?! Не вспоминал, не интересовался… Может, чувствовал уже, что долго не протянет?
Впервые на лице старухи появилось что-то вроде сожаления.
— Хорошо, и что вы должны были сделать? — спросил Дамир.
— Всего лишь позвонить и сказать, что то, что Гагин ищет, находится у меня. А потом мне следовало пойти по одному адресу и забрать каменюку.
— И куда же вы отправились?
— Есть одна заброшка… ну, стройка заброшенная, уже лет десять как. Честно, я думала, там
