— Кто быстро возвышается, тот быстро и сгорает. Тело не успевает приспособиться к тому количеству силы, которая начинает образовываться внутри.
— Со мной станет то же самое, что с Владимиром Георгиевичем? — спросил я. — Я про те шрамы у него на животе.
— Мы называем это магическая проказа. Писали, что в первые годы появления волшбы такое явление было нередким проявлением силы. Целые государства объединялись, чтобы уничтожить созданий с нечеловеческой мощью и не менее нечеловеческим обликом ранее бывших подданными правителей.
— И что потом? Как ее вылечили? — я ловил каждое слово.
— Никак. Она сошла на нет. Магов расплодилось, а магии больше не стало. Те крохи из Разломов тут же поглощались нами. Мы жадно впитывали магию, как путники в пустыне впитывают воду. Поэтому естественным путем насытить себя большим объемом силы практически невозможно.
— Ключевое слово — естественным, — ухмыльнулся я.
— В этом и проблема. Великий князь расщеплял сульфары. Насколько я понял по рубцам, довольно давно. Занятие невероятно опасное, но раз уж он и, как я понял, тот же Галицкий, повысили свои ранги и остались живы, не безрезультатное. Вопрос в другом. Как подобного достиг ты?
Все, что я мог — лишь пожать плечами. В лицей ходил, в футбол играл, кушал хорошо и пытался не умереть.
— Подросток, который может передавать дар без ущерба для себя. Тот, кто способен быстро регенерировать и заполняться магией до краев. Ты до сих пор думаешь, что тебе уготована роль приманки?
— Я думаю, что мне уготована роль донора Его Императорского Величества. Я стану качать его магов и жить в роли вечного узника.
— Качать? — не понял Максутов.
— Помогать в повышении рангов, если по-вашему.
— Если Его Величеству расскажут о твоих способностях, — кивнул Игорь Вениаминович.
Я даже остановился, пристально посмотрев на Максутова. Он вновь вытащил тоненькую сигарету, покрутил ее, понюхал, но курить не стал. Взгляд Его Превосходительства был проницательный и одновременно задумчивый.
— Здесь существует только два варианта, — наконец произнес я. — Первый: если бы единственный свидетель внезапно умер. Простите за прямоту, Игорь Вениаминович, но убить Вас я не могу.
— В тебе проснулось человеколюбие? Похвально, — улыбнулся Его Превосходительство.
— Все гораздо прозаичнее. Вы сильнее и опытнее меня. В прямой схватке я проиграю. Вариант второй — Вы вдруг проникнетесь невероятной симпатией ко мне и решите хранить полученную информацию в тайне.
— В это ты не веришь?
— Наверное я иногда произвожу впечатление тупого футболиста, но на самом деле это не так. Так что Вы задумали?
Максутов нахмурился, однако на вопрос вновь не ответил. Второй раз, блин, я считаю! Вместо этого задал свой.
— Скажи, Николай, зачем ты вообще пожертвовал дар? Ты же понимал, к чему это приведет.
— Как и понимал, к чему приведет мое невмешательство. Вы знаете, что не совладали бы с великим князем. Да с чего все время называть его великим?! Просто мудак, простите уж, Игорь Вениаминович.
— Он царской крови, — заметил Его Превосходительство.
— Это автоматически исключает его из ранга мудаков? Судя по тому, что я видел — скорее наоборот.
Максутов пропустил колкость мимо ушей, однако уголки его губ дрогнули. Ага, я заметил!
— Если Вы думаете, что я вмешался из-за вашего Императора или невероятного уважения и любви к Вам, то нет. Даже не надейтесь. Если бы я не передал дар, то всего этого, — я обвел руками застывшие в темноте дома, — не было бы. Может, не сейчас, потом. Не было бы моих друзей, всего того, что я полюбил здесь. Меня, в конце концов. Я понимал, что от того безумца, который дорвется до власти, невозможно будет скрыться. Переехать в ближайшую страну и думать, что ты в домике. И лучше попробовать хоть что-то сделать сейчас, чем кусать локти потом. Когда все уже будет предрешено.
Я часто задышал от своей тирады. Сердце бешено заколотилось, колени почему-то задрожали.
— И это было никак не самопожертвование, — продолжил я. — Этим пусть занимается ваш Никитин или прочие раненые на голову. Я просто пытался спасти то, что мне дорого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Для человека твоих лет ты довольно проницателен, Николай. И еще, у тебя большое сердце. Тебе будет здесь очень трудно.
— Вы говорите, как моя тетя, — усмехнулся я.
— Думаю, для всеобщего блага будет лучше, если твои способности так и останутся в тайне.
— Для всеобщего блага? — удивился я.
— Для того, чтобы в ближайшее время не было войны.
— Я думал, что Вы один из ее сторонников.
— Еще пару месяцев назад я бы на этот вопрос, не задумываясь ответил положительно. Но за это время немного узнал о застенцах и их оружии. Знаешь ли, не только у них есть хорошие шпионы. На нашей стороне еще магия. Император тешит себя иллюзиями, что сможет победить в этом противостоянии.
— Чему верите Вы, Игорь Вениаминович?
— Уже давно ничему. Раньше я верил в человеческую мудрость и понимание. Но с тех пор насмотрелся, как величавые старцы с самым умными видом совершают ужасные глупости. Потом верил в клятву, данную Империи. Но ты прав, былой Империи уже нет, а мы продолжаем жить в тени прошлого величия. Во что я сейчас верю? Сам не знаю, Николай. Я пытаюсь выжить на крохотной лодке в бушующем океане, даже не предполагая, что буду делать, если доберусь до берега. В одном я уверен точно — вводить ферзя на шахматную доску еще рано.
Не знаю почему, но меня слова Максутова зацепили. Наверное потому, что он впервые был таким честным. И не только со мной, с самим собой. Что это за жизнь, если ты не можешь никому рассказать правду. Случайно ее вываливаешь на человека, меньше всего подходящего на эту роль.
Я осторожно сжал плечо Игоря Вениаминовича, хотя понимал, что и по этикету, и по протоколу, да и по здравому разумению, сейчас нарушаю все мыслимые и немыслимые границы дозволенного. Но Максутов взглянул на меня и лишь слабо улыбнулся. Забавно, но он все понял. Сейчас мы были на одной волне.
— Что, Игорь Вениаминович, получается, я еще поживу?
— Получается, что так. Единственное, касательно сегодняшних событий нам нужно будет придерживаться одной версии. Это несложно, надо лишь запомнить. И еще придумать что-то с твоей тетей. В общем, слушай.
Кутался в морозной октябрьской тьме ночной Петербург, недоверчиво глядя на нас сверху. Странную парочку — подростка в накинутом на плечи плаще и облаченного в элегантную одежду щеголя. Мы шли по безлюдному городу, казалось, без всякой цели. И говорили, говорили, говорили. Как старые приятели, встретившиеся после долгой разлуки. Уже изменившиеся до неузнаваемости, но все еще пытающиеся вспомнить совместное прошлое.
Интерлюдия
Короткая ночь не принесла долгожданного отдыха. С раннего утра Император был сер, молчалив и не в духе. В отличие от Максутова, который будто помолодел. У Игоря Вениаминовича разгладились и без того редкие морщины, расправились плечи, посвежело лицо. Романов с неодобрением глядел на Его Превосходительство, чувствуя себя совершенно разбитым. Из-за недосыпания, пережитого ужаса, схватки, в результате которой он лишился сразу нескольких высокоранговых магов.
— Как себя чувствуешь, Игорь? — спросил он не таясь. Сейчас в меншиковском кабинете Романова они были одни.
— Сносно, Ваше Величество, работать смогу.
Император кивнул, но его в голосе Максутова что-то насторожило. Словно тот сказал не всю правду. Хорохорится? Пытается держать марку, хотя сам еле стоит на ногах? Все может быть. Однако именно сейчас Игорь Вениаминович был нужен Романову как никогда.
— Читал я твой отчет. Столько погибших…
— Никитин жив, — попытался приободрить Его Величество Максутов.
— А-а, — отмахнулся Император. — Истощение мага первого ранга. Ты же сам все понимаешь. За одну ночь мы лишились такой мощи, что и подумать страшно. Благо, Господь уберег. Если бы не ты, Игорь, быть беде. Получается, Володя своим… — Романов запнулся, словно набираясь храбрости, а после произнес, — расщеплением возвысился до первого ранга?
