Антон был как всегда тактичен, и ни голосом, ни наводящими вопросами не выдал своего отношения. Пообещал, что найдёт его и даже попросил меня успокоиться, отключился.
Я сидела в кресле, как пришла, в платье и туфлях, и гипнотизировала Гуммбаха, и мысленно призывала море успокоиться.
Но телефон безмолвствовал, а тоска и тревога нарастали.
За окном становилось темнее, и надо бы встать и включить хотя бы торшер, чтобы разогнать этот мрак. Но я безучастно крутила контакты в телефоне, нервно постукивая пальцами по экрану.
И тут нечаянно я нажала на иконку Миланы, и сработал вызов. Сперва я хотела сбросить, но потом с надеждой прижала трубку к уху.
— Да? Алло. Мам? — послышался из трубки родной голос дочери.
Я даже сперва растерялась, и не ответила.
— Мам? Что случилось? — в голосе Миланы послышалась тревога.
— Всё в порядке, — поспешила я отмереть, и успокоить дочь. — Привет, Милаш! Как дела? — мой голос заметно дрогнул.
Милана не сразу ответила, и я думала, сейчас бросит трубку.
— Милаш? — снова с дрожью произнесла я.
— Я здесь, — проговорила она.
Голос её звучал тоже жалко. Тихо и тоненько. И в этот момент, на меня обрушилось понимание, как же я давно не обнимала свою доченьку. Не тянула с её белокурой макушки сладкий аромат. Как давно с ней не разговаривала. Не видела её прекрасных глаз. Не чувствовала тепла.
Слёзы неконтролируемо катились по щекам.
— Я так соскучилась, Милаша, — всхлипнула я в трубку, уже не стараясь контролировать свой голос.
— Я тоже мама, — ответила Милана. Я слышала, что это искренне.
— Мне так тебя не хватает, милая, — продолжила я.
— Мам, ты что плачешь?
— Да есть немного. Наверное, гормоны шалят, — отмахнулась, окрылённая тем, что дочь со мной разговаривает. — Расскажи лучше, как твои дела?
— Всё нормально, — начал она насторожено, прислушиваясь к каждому моему всхлипу. — Сегодня ездили с Ленкой в парк, там наши ребята из класса выступали, мы их поддерживали. Потом гуляли весь вечер, вот только домой пришли.
— Так, поздно, Милаш, — не стерпела я.
— Нас Витька, с Ромкой провожали. Да и лето же мам! — в своей беззаботной манере отозвалась Милана.
— А папа что? Не ругался?
— Да он и сам недавно вернулся, — отмахнулась Милана, — весь злой, сразу в кабинете своём засел, только кофе попросил сделать.
И этот разговор, был как бальзам мне на сердце. Мы общались снова, как ни в чем не бывало. Словно не было между нами этого месяца отчуждения и непонимания.
— Ладно, не трогай его, — вздохнула я.
— Мам, а у тебя точно всё хорошо? — спросила дочь.
Можно только удивляться её проницательности. Хотя мы же родные люди, и чувствуем друг друга. Но вываливать на дочь ворох своих проблем и страхов я естественно не стала. Да и не поймёт она. В силу её возраста, ей легче осудить, или уйти от проблемы. И не её это проблемы, чтобы забивать ими голову.
— Всё хорошо, милая. Вот только по тебе ужасно скучаю, — ответила я.
— Я тоже скучаю, мам.
— Может, мы встретимся завтра. Пообедаем. Приезжай ко мне в галерею, — предложила я.
— А этот будет?
— Руслан?
— Да.
Я грустно улыбнулась.
Ох, Милана, я теперь вообще ни в чём не уверенна.
— Милана, я не стану вас насильно знакомить, и настаивать, чтобы вы общались, если ты этого не захочешь, — я снова глянула на Гуммбаха.
Море на картине, всё бушевало, а маяк светил.
— Но мы же с тобой можем видеться? Пожалуйста, детка, мне так тебя не хватает!
Сказала это, и опять почувствовала, как щиплет в носу от слёз. Снова подкатил к горлу ком. По ещё не высохшим следам мокрых дорожек на щеках, снова полилась вода.
— Если только его не будет, — поставила условие Милана.
Я, конечно же, согласилась.
Да и где гарантия, что Руслан вообще вернётся.
Нет, конечно, он придёт домой. Куда ему ещё идти. Но что будет с нами. Даже если я ему всё объясню, поймет ли он.
И вдруг меня накрыл такой ужас. Представила, как он выгонит меня. Просто скажет, что я больше не нужна. И куда я пойду?
Я так гордо ушла от Вика, не взяв ни одной вещи из квартиры, просто в один вечер. И сейчас даже представить не могу то унижение, с которым придётся вернуться, если…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я усилием воли отогнала эти мысли, и наконец, поднялась, и включила свет в доме.
Сразу стало легче.
А вот от чего стало горше, так это от того, что Руслан оказался прав. Я готова жить с ним, делить кров, постель, даже рожать, но совершенно ему не доверяю. До сих пор не доверяю.
Чем я лучше Вика, который считает его низшим сортом?
Ведь я так же думаю о нём. Сужу по его прошлому, по импульсивным поступкам. Неужели он мне не доказал, что готов меняться. Что готов брать на себя ответственность. Даже сама эта реакция на наш с Виком поцелуй, говорит о многом. Ему не всё равно, а значит, есть надежда наладить отношения.
После горячего душа, стало спокойнее и как-то даже сонно.
Тревога конечно никуда не делась, телефон Руслана так и не отвечал, Антон же не звонил сам, а я больше не решилась ему набрать.
Легла в пустую и холодную кровать.
И не смотря на тёплую летнюю ночь, моментально замёрзла. Замоталась в одеяло, точно в кокон. Свернулась калачиком, по обыкновению мурлыкая колыбельную сыночку, поглаживая живот. И снова навалилась непреодолимая тоска. Я так привыкла, что он рядом, что мы засыпаем, прижавшись к друг-другу. Что я грею об него свои холодные ноги. А он шипит, но терпит. Я наглею, и ещё отбираю у него одеяло. И тогда Руслан каждый раз говорит, что я мщу ему за те дни, когда он не разрешал мне укрываться, и заставлял ходить голой. И тогда его глаза горят огнём. Он не стесняется тех моментов. Ему не стыдно за те дни. Хищник не считает себя виноватым, за то, что он загоняет добычу, и потом пожирает её.
А я до сих пор стыжусь той себя. Хотя тогда мне было сложно быть собой. Надо мной довлел статус замужней женщины, и ответственность за дочь. И тогда же я откинула все предрассудки. И возможно я это сделала, чтобы сохранить себя, но в итоге я себя узнала. Познакомилась с новой собой. Не с Гордеевой Викторией Сергеевной. А с царицей. С раскрепощенной и страстной. Ненасытной и жадной до ласк. Новой для себя, но уже необратимой в прежний образ.
Я забылась беспокойным сном, но как только внизу, что-то звякнуло, я тут же проснулась, и поняла, Руслан вернулся.
38
Он стоял на кухне, опершись на широко расставленные руки, упираясь ими в стол, и смотрел в тёмной окно.
Горел приглушенный свет, и он снова весь был соткан из полутонов и теней.
Беспристрастное лицо. Задумчивый взгляд. Тёмный ореол взъерошенных волос. Напряженные плечи. Он стоял, слегка подогнув одну ногу, и словно решая оттолкнуться ему от столешницы, или постоять так ещё.
Я медленно прошла на кухню. Тишину нарушал только шорох моего длинного халата. Встала перед ним, загораживая вид из окна.
Его взгляд тут же сфокусировался на мне.
— Опять ревела? — спросил он.
Я не ожидала такого начала, растерялась.
— Глаза опухшие, — пояснил он.
Я опустила взгляд.
— Милане звонила, — вдруг захотелось ему сообщить.
— Понятно, — он всё же оттолкнулся от столешницы и развернулся ко мне спиной. Взял с полки стакан, и налил воды.
— Ну и как? — сделав пару глотков, Руслан обернулся.
Я с недоверием смотрела на него. Он был неожиданно спокоен.
— Всё хорошо, — ответила я, следя за тем, как он обогнул стол, и подошёл к бару. — Завтра договорились встретиться.
— Ништяк! — дал он оценку этой новости. — Чего не спишь?
В пузатый стакан полилась янтарная жидкость. Руслан добавил туда ещё льда, и, болтнув, выпил в два глотка.
— Тебя жду, — ответила я.
Какой-то бестолковый выходил диалог, но перейти сразу на насущную тему, у меня, почему-то не хватало смелости, а он видимо не хотел.
Он глубоко вздохнул и каким-то отчаянным жестом, взъерошил и без того растрепанные волосы, а потом и вовсе закрыл ладонью глаза, помассировал веки, и я заметила сбитые костяшки. Прямо разбитые в кровь. Моментально перевела взгляд на вторую руку, и на ней тоже распухшая кожа, с корочками кровоточащих ран.
