— Руслан, ты что подрался? — спросила, сама не заметив, как подлетела к нему, и взяла его руку в свою.
Он насмешливо посмотрел на меня, и сжал кулак в моих ладонях, так крепко, что снова пошла кровь.
А я смотрела на него, и видела его мутный взгляд. В темноте его глаз таилась боль, прикрытая бравадой из ехидства и насмешки. Видела недоверие, ревность, гнев. Всё то, что он не хотел пускать наружу, хотел контролировать.
— Не переживай, царица, ни один смертный не пострадал, — выдал он, и отнял свою руку.
— Руслан, послушай, давай поговорим. Я хочу всё тебе объяснить, — я безуспешно пыталась поймать его взгляд, но он не хотел на меня смотреть. Игнорировал мои попытки, хотя видел, что я стараюсь установить контакт.
— Руслан…
— Поговорить, — повторил он, и наконец, снова посмотрел на меня. — Ну, давай поговорим, царица. Ответь мне только на один вопрос, зачем? На хрена ты это сделала? Только не лепи мне тут, что из жалости, потому что, это чушь собачья!
— Я понимаю, тебе трудно понять, — я собрала все свои силы, — но это так. Ему это нужно было в этот момент.
И сразу же ожидаемо Руслан оскалился.
— Больше ему ничего не нужно было?
— Прошу выслушай…
Он плотно сжал губы, и по скулам загуляли желваки. Совершенно очевидно, что слушать именно эти объяснения он не желал.
— Мы были женаты, тринадцать лет, Руслан, у нас с ним целая жизнь на двоих, у нас с ним дочь…
— И что, теперь каждый раз ложиться под него, когда ему плохо?
— Ну, причём здесь это?! — вскипела я. — Ему было тяжело, и одиноко. Это всего лишь жест отчаянья, а я… Я не почувствовала ничего, понимаешь ничего…
— Нет, не понимаю, — сказал он на это, и отошёл к окну, снова уставился во тьму.
Я от досады прикусила губу до крови. Смотрела в его спину, и чувствовала отчаянье, что захлёстывало меня с новой силой.
Наверное, в глубине души, я надеялась, что он найдёт способ меня понять, верила, что всё хорошее, что есть между нами, та страстная, неземная любовь сможет преодолеть все препятствия. И как же горько мне было, сейчас, когда я понимала, что не так и сильна эта любовь.
— Хорошо, — просипела я, сдаваясь, чувствуя вдруг неимоверную усталость, — что дальше?
— Дальше, ты пойдёшь спать, — ответил Руслан, не оборачиваясь.
— А ты?
— И я.
Я кинулась к нему, предприняв последнюю пытку на примирение, обняла сзади и прижалась к нему.
— Прости меня, прости, — зашептала, утыкаясь в его спину. — Я сглупила. Не должна была так поступать. Я так люблю тебя, и не хочу потерять.
Он разжал мои руки и развернулся лицом.
— Я в жизни просто обхавался предательства. Просто выше крыши, и ты туда же. Хочешь уйти к нему обратно?
— Нет, нет, — я просто оглушенная его словами, только и могла крутить головой, и сглатывать слёзы. — Я хочу быть с тобой!
— Хочешь быть со мной, — усмехнулся Руслан, — а целуешься с ним!
— Руслан, ну пойми же, мне очень жаль…
— Да, царица, я понял, тебе жаль твоего мужа…
— Это ничего не значит! Ничего! Я понимаю, что для тебя это было оскорбительно, но тебе не очень волноваться.
— Ладно, Вика, — он смиренно поднял руки. — Уже поздно, и нет никого желания обсуждать эту тему. Иди спать, подумай о ребёнке.
— Ты думаешь, я смогу уснуть? — вырвалось у меня истерично.
— Честно, царица, мне по херу, сможешь или нет. Если тебя мучает совесть, то ты это заслужила!
Руслан оттолкнулся от подоконника, и пошёл в гостиную, оставив меня одну. А я и вправду, очень устала. Тяжесть в ногах нарастала, спина сигнализировала болью, что пора бы принять горизонтальное положение. Но я упрямо стояла и пялилась на своё отражение в темном окне.
Растрепанные кудри, вокруг понурого лица, печальные глаза, искусанные губы. Одной рукой я судорожно сжимаю воротник халата, второй обхватываю живот.
Он прав. Сто раз прав!
Ведь меня возмутил и заставил ревновать лишь сам вид его милой беседы с другой девушкой. А что бы я сделала, если бы он целовал её?
И мне хочется кинуться за ним и в сотый раз говорить, доказывать, просить о прощении. Но я сдерживаю себя, понимая, что ему нужно время. Что он итак делает над собой усилие, стараясь вести со мной спокойный разговор. Что он сдерживает своих демонов. И мне нужно быть благодарной ему за это. И дать ему время.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он так и не пришёл в спальню, спал, наверное, в гостиной, или в одной из гостевых комнат, а утром, когда я еле разлепила глаза от бессонной ночи, и спустилась вниз, его уже не было.
39
— Мам ты не представляешь, какое оно красивое, — упоённо вещала Милана, — но папа говорит, что двадцатое платье в моём гардеробе может и подождать. Он не понимает, что его запросто могут продать, и больше такого не будет! Говорит, будет другое! Он просто не понимает!
Мы сидели в уютном кафе возле галереи, и дочь изливала мне душу, а я слушала её, и с таким удовольствием, впитывая все её эмоции, родной голосок, что постоянно только улыбалась, и норовила дотронуться до неё. Мы даже сели вместе на один диванчик. Как обнялись, встретившись сегодня, так и не разжимали рук. Даже ели так. Сказать, что я была счастлива, ни сказать ничего. Это чувство эйфории, от того что моя роднулька рядом, улыбается, даже заискивающе заглядывает в глаза, чтобы понять сержусь ли я а неё, и ластится, как котёнок, перечёркивает всё.
На второй план уходят все проблемы с Русланом. И чувство стыда и перед ним, и перед Виком. Всё меркнет, потому что вот сейчас, происходит самое настоящее чудо. Мы снова вместе с моей дочерью. Не просто находимся вместе, а мы вместе духовно. Она также доверяет мне все секреты, рассказывает все новости, и тоже постоянно трогает, обнимает, прижимается, как когда-то в детстве, когда не могла заснуть, если не держала мою руку. И от этого мне нереально хорошо, и счастье переполняет меня, и кажется, что я смогу справиться со всем, лишь бы она была рядом.
— Знаешь, мне давно пора пройтись по магазинам, прикупить приданное твоему брату, — я глажу свой живот, — и если бы ты пообещала мне составить компанию, то я вполне бы могла порадовать тебя новым платьем, — предлагаю я.
Хотя платье, я ей купила бы всё равно, не зависимо от того что она сейчас ответит.
— Просто мне действительно, пора уже прикупить вещичек для Тимура, и сделать это в компании, тем более в такой, будет ещё приятнее.
— Его зовут Тимур? — дочь выхватила из моих слов, самое важное.
— Да, назовём его так. Тебе нравиться?
— Да всё равно, — напрягается Милана, и отстраняется.
— Милаша, ну в чём дело? — тут же реагирую я.
Мне очень страшно разрушить этот хлипкий мир, что образовался между нами.
Милана молчит, и я придерживаю себя, чтобы не пуститься в следующие расспросы, и утешения. Дам ей пару минут, собраться с мыслями.
— Мам, — наконец, выдавливает из себя, дочь, и я понимаю по этому сдавленному тону, что ей тяжело говорить, — ты не перестанешь меня любить?
Опять сдерживаю первый порыв, начать с горячностью заверять её в обратном, и спокойно интересуюсь:
— Почему это должно произойти, Милаш?
Дочь робко поднимает на меня глаза.
— У Светки Кораблёвой, мама тоже вышла замуж, и родила братика, — выпаливает она, — и она говорит, что мама больше не любит её…
Вот в чём дело!
Бедная моя дочь! На неё столько свалилось. И наш развод с Виком, и мой уход из дома. А ранее, ещё и моё похищение. А она ведь совсем ещё ребёнок, ей всего-то тринадцать. О чём я думала в тринадцать? Чего хотела? О чём мечтала?
Да так же, как и она, о платьях новых, о подружках, да я даже ещё в куклы играла.
А ей пришлось столкнуться с тем, что не каждый взрослый может понять, и вполне понятно, что она потеряна, в этой мешанине из взрослых проблем.
— Милана, милая моя, — стараюсь говорить вкрадчиво, и гоню, не нужные сейчас слёзы, которые теперь со мной на каждом шагу, — я люблю тебя, и буду любить, независимо, от того что произойдёт в этом мире. Независимо от того что ты совершишь, или я. Независимо от того, что в моей жизни появиться ещё один ребёнок. Эта любовь… — я запнулась, потонув в голубых глазах дочери, потому что они оттаивали, в них засветилась такая надежда, такое облегчение, что я сглотнула ком вставший в горле, и продолжила сдавленно, — она абсолютна. Я люблю тебя, доченька, и всегда буду любить. Лишь за то, что ты усомнилась в этом, прошу прощения. Мы заигрались в свои взрослые игры, и совсем забыли о тебе.