Вот так благополучно дохав до аэродрома, тут похоже бомбардировщики средней дальности расположились, видел несколько битых корпусов «СБ» на границе, видимо доноры, и ещё с десяток под деревьями. Вроде даже «Пе-2» пара штук имелись. Так вот, доехали благополучно, оказалось на час раньше успели. Нас ждали, предупреждены были, даже покормили. Водитель обратно рванул, а меня чуть позже занесли в салон старенького «Дугласа». Пробоин с латками слишком много, видимо под обстрелы попадал, потому и назвал старым. Стрелка не было, безоружный транспорт. Загрузили самолёт до предела и вскоре взлетели. Я один лежачий, остальные на лавках сидели или мешках с какими-то бумагами. Панина рядом со мной устроилась, иногда поправляя одеяло коим меня накрыли. Наверху холодно стало, хорошо сквозняков не гуляло. Кстати, с нами даже два генерала было. На нас они внимания не обращали, или наплевать, или не в курсе кто мы. Думаю, последнее верно, пару раз с недоумением всё же посмотрели на меня. Стемнело быстро, но летели дальше и вскоре добрались до Москвы. Сначала пассажиры вышли, потом сопровождающий корреспонденции, а вот Паниной долго не было, я лежал в самолёте и рядом сидел штурман. Вернулась та не скоро, оказалось тут никого не предупредили, да и вообще мы сели на другой аэродром, штурман это подтвердил, им не дали разрешения на нужный, хотя и этот у Москвы. Машину та выбила, в местной санчасти, так что меня погрузили в санитарную машину на базе «ГАЗа-АА», и мы поехали в госпиталь. Вот там было интересно. Панова, попросила фельдшера, что нас сопровождал, отвести меня в госпиталь, этот был тот самый где я с первым ранением лежал, а сама сошла у своего дома. Квартира там за ней всё ещё закреплена. Пообещала осторожно сообщить Свете, и завтра навестить меня, и отдать той все мои вещи. Она отберёт что мне в госпитале нужно будет. Кстати, Панову вызвали официально в Москву, из её военно-санитарного управления. Та сошла, а мы к госпиталю поехали, а там раз и не приминают, два дня уже. Полон. Поехали в другой госпиталь, его организовали в школе. Тут приняли. А так как документов у меня не было, то пока записали как неизвестного. Я об этом уже позже узнал. Я сознание потерял от тряски, водитель, как Панина сошла, не жалел, гонял только так, на мои просьбы ехать помедленнее тот не обращал внимания, как и фельдшер, видимо побыстрее к себе вернутся хотели, доспать остаток ночи. Вот так и вырубило пока ко второму госпиталю ехали. Очнулся на некоторое время, когда мне какой-то шкет во врачебном халате, вряд ли тот закончил институт, отдирал бинты. Вот окончания процедуры не дождался, а когда очнулся, то понял, что еду в поезде, похоже санитарный эшелон, верхняя полка.
Состояние у меня было кошмарное, еле дозвался усталой санитарки. Судя по высоте солнца, утро, скоро день начнётся, а та уже заморена. Вот та выдала попить и утку, ну и помогла мне сделать мои дела. Чуть позже принесла тарелку с холодной кашей и стакан чая.
- На, неизвестный, поешь.
- Почему неизвестный?
- Так написано в сопроводительном листе. Сегодня обход уже был, завтра утром врач расспросит и перепишет.
Ну а я стал с попутчиками общаться. Мы оказывается тяжелораненые, двое без сознания, трое вполне говорят, я с одним бойцом поговорил. Этот вагон для красноармейцев, вот так и катили. На следующее утро действительно обход был, до этого вызывали врача если кому тяжело, умирал или ещё что, у меня такого не было. А вообще три врача на санитарный эшелон, не удивительно что те зашивались. Ехали мы куда-то в глубь Союза, вроде в Ташкент, со слов санитарки. Три дня будем ползти. Сам я как раз завтракал, лёжа на животе, перловая каша была, ну и сообщил при опросе врачу-живчику:
- Старший лейтенант Ростислав Бард, танкист. Юго-Западный фронт. Девятнадцатая танковая дивизия.
Тот записал, опросил как я себя чувствую, и мельком осмотрев меня занялся другими тяжёлыми. Врач в отличии от медсестёр заморён не был, видно, что выспался и полон сил. Хотя я себя к тяжелораненым не причислял. Ходить не могу, это так, но не тяжёлое ранение. Так и катили, пока не прибыли на место. А тут жара, конец августа, уже двадцать шестое. Да, кстати, Света родила или нет? Средств связи я не имел, но договорился с той. Если дочка, то Катериной назвать. Сына пусть сама называет, доверил ей. А так подгоняли редкие грузовики или арбы с большими колёсами. Меня и ещё троих таких «счастливцев» как раз на арбе везли. А выносили из вагона по отработанной технике. В основном младший медицинский персонал женщины, но на разгрузки работали все, две санитарки снимали осторожно раненых и переносили к выходу. Тут узкие коридоры, носилки не пронесёшь, брезентовых не было, клали на спину другой санитарке, и та, двигаясь на руках и коленях, выносила. Мне пожилая досталась, но крепкая, вынесла. Тут арба стояла, так что нас четверых тяжёлых на ней разместили арба направились к небольшой колонне, что готовилась выдвинутся к госпиталю. Тут одна медсестра сопровождала пешком четыре арбы, наблюдая за ранеными. А так непривычно много видеть ускоглазых лиц. Надеюсь привыкну.
Привезли нас к огромным зданиям, похоже крепости, переоборудованного под госпиталь. В огромном зале нас было почти три сотни человек. Никаких коек не было, они редкость, их даже командирам не хватало. Лежали на ковриках и редких матрасах. У меня коврик был, но толстошерстный, хотя и на нём бока отлежал. А что, врач сказал, что я могу переворачиваться, на боку неудобно, в рану отдаёт что к полу прижимается, а на спине вполне, подняв ноги в виде вигвама. Правда тут руками приходилось ноги двигать, да и больно ими шевелить, аж до слёз, за то на спине и есть удобно и нужду справлять. На весь зал пять санитарок и две медсестры, а ведь они по дежурствам, так что персонала мизер и бегают те как загнанные. Честно скажу, уважаю их, и пусть под конец смертельно усталые те огрызаться начинают на просьбы или требования раненых, такое редкость, но было, но никто не обиделся. А тех, кто ругался, присмирили соседи. Все всё понимают. Как я понял, госпиталь тут только-только развернули, мы одни из первых прибыли, так что в нашем зале все с нашего санитарного эшелона были. Например, постельное бельё только вечером выдали, по два комплекта, простыня и покрывалом. Подушки не у всех, мне выдали валик, наволочку сверху не по размеру, в два раза больше. Обмывали, жарко в полдень, хотя в зале на удивление комфортно в плане температуры было, но обмывали раз в три дня. Вот тут я сам, аккуратно, только до ног не дотягивался. Там уже сестричка.
Кормили в основном рисовой кашей, видимо где-то много риса закупили. А если вспомнить что не так и далеко граница с Китаем, стало понятно откуда всё. На следующий день был обход, весь наш зал был записан за одним врачом женского пола. По лицу истинной стервы было ясно что ничего хорошего тут не будет. До меня дошла очередь только к вечеру, обойти три сотни ранбольных непросто, та прерывалась на обед, полдник, время отдыха и ужин. Вот после ужина и до меня дошло. Кстати, та едва половину успела опросить и осмотреть. С десяток человек унесли на операции, а полсотни на процедуры.
- Итак, старший сержант Гафт, - сказала та, изучив лист, который той подала медсестра.
- Кто? - не понял я.
- Мне тут шутки шутить некогда, покажите место ранения.
С меня стянули простыню, и я предстал голышом, что ничуть их не озаботило. На всех пижам не хватало, в нашем зале только трети выдали. А вообще ткацкие и швейные фабрики тут были, и они спешно шили, моё постельное бельё их работа, сейчас больничные пижамы шьют. Из хлопковой ткани, тут в Узбекистане холопок и выращивают, так что понятно, что с материалом проблем не было. Лежал я на спине, ноги заметно согнуты. Врач наклонилась, отчего я приметил белые полушария грудей в вороте халата, форму та не носила, и решил схохмить, представил Свету обнажённой и у меня наступила реакция.
- А вы очень красивая, - ухмыляясь, сказал я под эту реакцию.
Стерва остаётся стервой, щёлкнув пальцем по моему естеству, та тоже хмыкнула, сообщая:
