В роскошных черных одеждах, шитых жемчугом и золотом, нежный бархат поверх прохладного шелка, ехал Моран верхом на черном коне с белой жемчужиной во лбу. Следует тут заметить, что Моран никогда не был безразличен к своей одежде и к тому, как он выглядит. В иные эпохи своего бытия Моран одевался как бродяга — и уж это, поверьте мне, был такой бродяга, что все прочие бродяги при виде его разбегались от ужаса! Потому что подобного оборванца воистину свет еще не видывал.
А уж если Морану взбредала на ум фантазия разодеться как можно пышнее, то ни один государь не мог бы с ним в этом соперничать. И сразу делался Моран чванлив и приобретал царственную осанку, а в других случаях он, наоборот, вечно кривлялся и горбился.
Моран путешествовал по эльфийским землям, нигде надолго не задерживаясь. Он ночевал не под открытым небом, а в шатре, который возил с собой в сумке, притороченной к седлу. Шатер этот был крохотным, пока не коснется земли; на земле же он очень быстро разрастался и делался просторным. Он кормился от земли и травы, поэтому на том месте, где прежде стоял шатер Морана, образовывались круглые пустоши, и там по десятку лет не росла трава и даже камни, если их туда положить, через день превращались в песок.
Моран ехал, величавый, как ночь, и зловещий, как смерть, хотя на самом деле не был он ни ночью, ни смертью. Ему хотелось явиться ко двору какого-нибудь государя и осчастливить его волшебными дарами, чтобы отныне и вовеки там превозносилось имя Джурича Морана. Но ничего подходящего для себя он пока что не встречал.
В возвышенных мечтах Моран проводил день за днем и ночь за ночью, и ничего интересного не происходило.
В конце концов Моран остановился, поглядел на пылающее солнце и громко сказал:
— Если сегодня я не встречу ничего, что меня бы заинтересовало, клянусь: войду в сердце Серой Границы и поеду вдоль нее, чтобы всколыхнуть все ее опасности и напустить их на обе земли!
Солнце как будто мигнуло, и Моран вздрогнул, но тотчас рассмеялся: просто пролетающая в небе птица на мгновение закрыла от него солнечный диск!
И тут Моран услышал тихий, сиплый стон.
Моран Джурич насторожился и тронул коня. Он шел на звук, который то прерывался, то вновь был слышен, только с каждым разом все тише.
Наконец Моран поднялся на небольшой, поросший травой холм, и увидел там человека. Человек этот был искалечен так, что глядеть отвратительно: его руки были вывернуты из суставов, на спине и боках — сплошное месиво, а левая нога вся переломана, не нога, а никуда не годное бревно, и к тому же синего цвета.
Вот что увидел Моран.
А что увидел Кохаги (потому что искалеченный человек был не кто иной, как Кохаги)?
Он увидел черного коня и черного всадника посреди золотого дня. Золото и тьма были знаками скорой смерти — и притом не тихого упокоения от боли и земных забот, а злой и жестокой людоедки, которая перемалывает свои жертвы железными челюстями.
Поэтому Кохаги сжал зубы покрепче и раскрыл глаза пошире: он не собирался показывать своей убийце, что боится ее приближения.
Взмахнув плащом, Моран спрыгнул с коня и приблизился к лежащему человеку. Несколько минут Джурич Моран молча рассматривал его, находя все более и более отталкивающим то, что сделали с Кохаги другие люди — или, может быть, тролли.
Затем Моран сел рядом с ним на корточки и коснулся его носа, чтобы проверить, дышит ли он. Потому что стонать этот человек при виде незнакомца перестал и замер, как истинный труп.
Как ни крепился Кохаги, а все же от этого прикосновения он вздрогнул.
— А, ты живой, — сказал Моран. — Ну, я так и думал. Ты кто? — И поскольку человек молчал, Моран очень строгим тоном прибавил: — Я ничего не смогу сделать, если не получу возможности звать тебя по имени. Ты непременно попытаешься умереть — и как я, спрашивается, удержу тебя в мире живых, если не буду знать, как окликнуть тебя? Не будь дураком и назовись!
— Кохаги, — выговорил Кохаги.
— Уже лучше, — обрадовался Моран. — Знаешь что? Ты потерял ногу. Мне остается только отрубить ее. Все остальное кое-как срастется, но только не нога. Лежи неподвижно. Можешь кричать.
Кохаги послушно раскрыл рот — так широко, что у него свело челюсти, но кричать не стал. А Моран встал (плащ за его спиной зашумел и заволновался всеми своими пышными складками), вытащил из ножен огромный меч, нарисовал в небе сверкающую дугу и отхватил распухшую ногу Кохаги но самое бедро.
А когда Кохаги проснулся, он увидел, что лежит посреди богатого шатра. Легкий светлый полог чуть колебался под порывами ночного ветерка. Свет луны и звезд проходил сквозь шелк, умножался и разливался по внутреннему пространству морановского жилища. Сам Моран, весь в черном, с золотой цепью на шее и с золотыми браслетами на запястьях, пил прямо из кувшина и поглядывал на Кохаги с интересом.
Кохаги шевельнулся совсем чуть-чуть, но Моран тотчас заметил это и одним стремительным движением перебрался к нему ближе.
— Все твои раны заживут, — сказал Моран. — Пока ты был нигде, я перевязал их. Они были смертельными! — прибавил он, явно очень довольный собой. — Я оторвал шелк от моего шатра, видишь? — Он показал пальцем на прореху в стене, сквозь которую внутрь залетал ветер.
Кохаги молчал.
Моран подождал немного, явно надеясь, что тот произнесет хотя бы слово, а потом с легкой обидой в голосе добавил:
— Если бы не этот шелк, ты бы уже был той самой землей, которую ешь.
Кохаги тихо сказал:
— Спасибо.
— Спасибо? — возмутился Моран. — И это все, на что ты способен? Ты совсем не любопытен, как я погляжу! Ну так я расскажу тебе все, хоть тебе и не хочется этого знать. И ты вынужден будешь слушать, потому что ты слаб и болен, и нескоро поднимешься с постели, хотя рано или поздно это произойдет. А пока ты слаб и болен, и беззащитен, и полностью в моей власти, ты будешь слушать историю о том, как Джурич Моран от нечего делать, желая развлечься во время скучной прогулки, спас от смерти какого-то неинтересного, нелюбопытного, никому не нужного Кохаги! Может быть, это тебя чему-нибудь научит.
Моран помолчал и выпил изрядно из кувшина. Потом сказал:
— Мой шатер — вот кто настоящий пожиратель плоти. Таким я его сделал, таким он и стал. Он удерживает дождь и град, он может выстоять в бурю и послужит надежной защитой во время урагана. Всю свою силу он берет из земли, на которой я его разбил. Чем лучше и плодороднее земля, тем сильнее мой шатер, а сегодня ради тебя я поставил его на клочке, где густо росла трава, — наверняка в глубине под нами есть водный источник! Ну уж теперь-то он точно отравлен. Много лет ему понадобится, чтобы очистить свои воды после того, как здесь побывал Джурич Моран со своим шатром и ты со своими ранами! Я отрезал полоску шелка от моего шатра. Слышишь, ты, ничтожный шмат протухшего мяса? Я перевязал тебя шелком моего шатра — после того, как тот насытился и раздулся от сладкого питания. Вот почему ты еще не умер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
