Несмотря на напряженный разговор, Борцевой поглощал блюдо с аппетитом. Или наедался на всякий случай?
– Об этом я судить не берусь. Николая арестовали вскоре после того, как кассета была снята. И возможно…
– Извините, но я тоже знаю Николая. Он прагматик. Взять материал умеет – это верно. Но и отдает его не за понюх табаку! Ему нужна ситуация, нужен эффект. Доснимался!
– Значит, местонахождение кассеты вам неизвестно?
На десерт Роману Анатольевичу принесли нечто из фруктов со взбитыми сливками, и он помедлил с ответом.
– Я, по-моему, сказал очень внятно.
– Хорошо. Я это понял. И надеюсь, наш разговор останется только нашим разговором.
– Я подумаю над вашим предложением. – Борцевой смотрел на него поверх своих дымчатых очков.
– А и думать не нужно, – Гордеев ответил ему таким же взглядом, хотя очков на его носу не было.
– Ну почему же? Если мне это будет выгодно… Не один ведь Новицкий – прагматик…
– Вас понял. – Гордеев потихоньку пил свой десертный напиток, джулепом они его здесь обозвали, что ли. – Но о прагматике здесь придется забыть. Сами ведь видите – прагматик может угодить в тюрьму, и это еще не самый худший вариант…
– Я очень не люблю угрозы, – сказал Борцевой, доедая свои сливочные фрукты и промакивая рот салфеткой. – И еще больше тех, кто угрожает.
– А это не угрозы. – Гордеев улыбнулся. – Обмен информацией. Я себя в долгу перед вами не считаю. Про «зауэр» я вам сказал совершенно честно, а теперь еще скажу то, что вы до сих пор, может быть, не знаете. Братва до сих пор интересуется, куда делись деньги общественного телевидения.
Салфетка от лица Борцевого свалилась на стол.
– Да, вы не ослышались – братва. У них есть большие сомнения, что во всем виною – менты и прокуратура. По их подсчетам выходит, что немало бабок находится в чьих-то цепких ручонках. А уж они-то, как вы можете догадаться, не примут никаких оправданий…
– Какая мерзость! – с отвращением сказал Борцевой. – По вашей речи и поведению понятно, что вы воспитывались не в подворотнях и образование у вас чуть больше, чем школа рабочей молодежи…
– И?
– Я услышал много нравственных сентенций, а закончили вы пошлейшими угрозами. Братвой пугать? Неужели вы думаете, что вы, поигрывающий в интеллигентность человек, с ними договоритесь?! Да, в интеллигентность можно играть, но к ворам вы не подстроитесь – и надеяться не стоит!
– Извините, но не они меня послали. Я честно изложил вам то, что мне нужно от вас. Почти ничего не узнал…
– Но я вам также вполне честно сказал, что не знаю, где эта кассета. Попросите свою братву о помощи. Или пусть вам Ландыш еще чего-нибудь наболтает – на новую!
– Я уже не об этом. Сейчас мне важно быть уверенным только в одном: наш разговор остается разговором между нами. То, что нас видели вместе, ничего не значит. Главное, о чем мы говорили. Вы не мешаете мне, я не мешаю вам.
Видя, что Борцевой медлит и хочет еще что-то предложить, Гордеев постучал ложечкой по своей чашке.
– Не надо слишком задумываться. Я же вижу, как вы цените все красивое. Костюм. Галстук. Очки, часы, автомобиль. Обед, наконец. И в мои цели не входит мешать вам жить в мире прекрасного… А от братвы ведь и на нарах не спрячешься… Там любят эстетически утонченных…
Гордеев, как только мог гадко, улыбнулся.
– Мерзавец! – бросил ему Борцевой. – Хамский холуй!
– Ах, Роман Анатольевич, Роман Анатольевич, – покачал головой Гордеев. – Вы даже ругаться не умеете…
Однако последние слова Борцевой уже не услышал. Вылетев на улицу, он заскочил в свой лимузин и умчался.
Гордеев было поднес к губам бокал с остатками своего джулепа, но тут позади него раздался поющий голос:
– Юрий Петрович! Долго смотрела – вы это или не вы? Из гостиницы почему-то пропали…
Гордееву не пришлось даже оборачиваться.
Перед ним явилась – собственной персоной – Джуси Фрут.
Глава 31. ДНЕВНОЙ СТРИПТИЗ, НОЧНОЕ БДЕНИЕ
Смешная жизнь, смешной разлад…
Сергей Есенин. Мне грустно на тебя смотреть…
Сегодня Джуси Фрут, она же Таня Вершкова, была одета в летний брючный костюм нежно-оранжевого цвета. Ее пальцы были унизаны серебряными кольцами и перстнями, на запястьях болтались браслеты. Браслет, как заметил Гордеев, когда она села за его столик, положив ногу на ногу, был и на ее щиколотке.
– Здравствуйте, Таня, – кивнул господин адвокат, глядя на юную нахалку.
Ему хотелось немного посидеть в прохладе этого ресторанчика, сохраняя одиночество. Надо было подумать над тем, что узнал от Борцевого. С Пантелеевым они условились встретиться только в полночь, но до этого времени надо было бы обязательно увидеть Баскакову и обсудить с ней историю с неким Ландышем, который, настрелявшись, решил, что расплачиваться за эту стрельбу в одиночку ему слишком накладно.
Но Джуси Фрут сама явилась перед ним, и отказываться от разговора с ней было бы странно.
После ночного танца с ней Гордеев не сомневался, что и в «Мельпомене» она возникла не случайно.
Юрий Петрович хотел думать, что кафе не прослушивается. Во всяком случае, Борцевой говорил с ним без опаски.
Но с Джуси Фрут он решил вести себя поаккуратнее.
– Чем обязан? – спросил он, совсем как Борцевой полчаса назад.
– Увидела вас, захотела извиниться за ночное вторжение. Очень люблю музыку, – как бы оправдываясь, произнесла она.
– Ну, наверное, тогда вам надо ходить на дискотеки, в концертные залы…
– Это верно, хороший совет, однако не всегда есть время. Подолгу задерживаешься на работе…
– А у вас что, ненормированный рабочий день? – с ироническим сочувствием спросил Гордеев.
– Бывает. Зато отгулы хорошие, – не моргнув глазом ответила Джуси Фрут.
– Может, выпьете что-нибудь?
– Сок, пожалуй.
Подозвав официанта, Гордеев заказал сок и себе – того же джулепа.
– Сок? – удивился официант. – Может, коблер? Есть сливовый, абрикосовый, айвовый?
– А это что такое? – в свою очередь спросила Джуси Фрут, нимало не смутившись и не играя.
Официант такого простодушного вопроса не ожидал.
– Так, смесь соков с фруктами, – несколько смутившись, ответил он. – На чистые соки калькуляция не установлена.
«Вот он, совок, – хмыкнул Гордеев. – И здесь кажет свое рыло».
– А поесть не хотите? – спросил он у Джуси Фрут.
– Нет-нет, я только завтракаю и ужинаю. Обеда нет. Принесите, пожалуйста, этот ваш коблер – сливовый, – обратилась она к официанту.
Кивнув, официант отошел.
– Не обедаете – и поэтому такая худенькая…
– Нормально. Я и должна быть такой.
– Почему же?
– Ведь я фотомодель. Такой стиль.
– Вот как! Значит, вы еще и фотомодель.
Джуси Фрут немного покраснела.
– Вы хотите сказать, что мои занятия кажутся вам сомнительными?
– Я ничего не хочу сказать. Вы сами пришли ко мне в номер той ночью. Сами подошли сегодня. У меня складывается впечатление, что это я вас интересую, а, пожалуй, не вы меня.
– И все же! Вы, Юрий Петрович, наверное, что-то слышали о нашей среде…
– Какой среде? – удивился Гордеев.
– Понятно какой. Отечественные топ-модели, эскорт-услуги, подпевки и подтанцовки… А вам никогда не приходило в голову, откуда все это взялось?
Гордеев вздохнул:
– Неужели и от вас, милая девочка, я услышу проклятия в адрес перестройки и демократии? Хочу вас разочаровать: у меня несколько иная теория, объясняющая, почему люди избирают себе те или иные, так сказать, профессии, почему им близок, что называется, специфический образ жизни…
– Я вообще-то не совсем то хотела сказать, – несколько растерянно произнесла Джуси Фрут.
– И что же?
– Понимаете, я ведь на жизнь, на свою судьбу вам не пожаловалась… Я просто хотела спросить у вас… То есть я это знаю, но все равно у многих спрашиваю…
– Ну, спрашивайте и меня – а что?
– Извините, если можно, кто ваши родители?
– Мама и папа, – улыбаясь, ответил Гордеев. Он был убежден, что и сегодня Джуси Фрут к нему подослана, однако пока не мог понять, что ей надлежит сделать сегодня. И что она сделает на самом деле.
– Шутите. Уверена, что это люди с высшим образованием…
– Ну, допустим.
– Вас устроили в хорошую школу, вы окончили престижный институт…
– Даже университет, – уточнил Гордеев.
– Вот видите! А знаете, как начинала я?
– Знаю, что вы учились с Лидой Андреевой в одном классе. Знаю, что школа эта в городе не из последних. Короче говоря, самая престижная школа.
– Это так. Пятая школа не для всех. А знаете, как я туда попала?
– Хотите сказать: по блату?
– Судите сами. Папа у меня пил, очень крепко пил. Мама из многодетной семьи, образования не получила… То есть восемь классов только и курсы радиомонтажниц…
– Таня, можно, я вам заранее скажу то, в чем не сомневаюсь: социальное расслоение существовало и при нашем социализме и было еще каким! Уравниловка только подчеркивала это расслоение…
