— Ну, знаете, Маккларэн, у вас все держится на одних надеждах!
— Вы что, думаете, мы об этом не знаем? — огрызнулся Маккларэн.
— Да-а-а, я понимаю, конечно, но…
— У вас есть предложения получше? Я серьезно спрашиваю.
— Нет…
— О'кей, тогда продолжим нашу работу.
ГЛАВА XIV
Они были усталы и небриты, и покер у них сегодня как-то совсем не ладился. В игорной комнате пресс-клуба при мотеле «Кейп Колони Инн» на мысе Кеннеди собралось около двадцати репортеров. В соседнем здании, где находился конференц-зал, коротал время персонал информационного отдела НАСА.
Ничего не произошло, и ничего не происходило, но ведущее ядро газетной братии, «приписанной» к мысу Кеннеди, не покидало комнаты. У них была прямая связь с конференц-залом НАСА, хотя эти садовые головы из информационного отдела, видимо, знали меньше кого бы то ни было. Несколько журналистов в маложивописных позах спали в клубных креслах, а официанты сбились с ног, непрерывно поставляя кофе из ресторана в пресс-клуб. Наиболее практичные люди притащили с собой солидный запас виски и убивали томительно тянувшееся время обильными возлияниями и унылым сквернословием.
Зазвонил городской телефон. Билл Новасловски, корреспондент далласской «Таймс», с ленивым стоном поднес трубку к уху.
— Пресс-клуб слушает. Чего вам?
Вдруг лицо его окаменело и он разом выпрямился в кресле.
Одного этого движения было достаточно, чтобы привлечь всеобщее внимание. Игроки в покер замерли, а спящих грубо растолкали. Все уставились на Новасловски.
— Помедленней, черт бы вас побрал!
Он слушал внимательно, несколько раз порывался что-то сказать сам, но сдерживался.
— Повторите-ка еще раз… Нет, погодите, одну секунду… — Новасловски прикрыл ладонью трубку и повернулся к остальным. — Еще один корабль на орбите! Еще один корабль… наверху, на орбите с Пруэттом!
Опрокидывая стулья, все бросились к телефону и загорланили.
— Тихо, вы, заткнитесь, ради бога, дайте дослушать! Мгновенно все смолкли.
— Да, продолжайте. — Он широко раскрыл глаза. — Движется навстречу? Рандеву? Когда? — Новасловски медленно встал. — Да, да, я понял. Вы позвоните, если будет что-нибудь еще? Да, спасибо.
Он медленно положил трубку.
— Да говори же! Что там такое творится, черт побери?
— В космосе еще один корабль. Начали поступать сообщения с радиолокационных станций всего мира. Он даже как будто сказал, что корабли сближаются, что они договариваются о рандеву… о стыковке, наверное.
— Дьявольщина! Я же говорил вам, что они там, на Девятнадцатой площадке, все время копошатся. Господи, какие новости! Я так и знал, что эти ублюдки из НАСА дают нам одну чепуху. Эй, Билл, Билл! А что они говорят, когда «Джемини» сможет подойти к Пруэтту?
— Какой еще «Джемини»?
— Фу, осел, чего тут непонятного! Когда «Джемини» подойдет к Пруэтту?
— А откуда ты взял «Джемини»?
— Да ты же сам только что…
— Это русский корабль…
ГЛАВА XV
На большом удалении друг от друга происходили два события, неразрывно связанные узами времени и пространства…
На поверхности планеты, где-то между Уралом и Сибирью, находится место, которое называется Байконур. По холмам нагой лентой стелется широкое шоссе. От шоссе ответвляются другие дороги, и некоторые из них ведут к огромным бетонным горбам, выпирающим из-под земли, а в часы восхода и заката, когда солнце на горизонте, на их асфальтовую гладь ложатся резные тени огромных стальных башен, величаво уходящих в небо.
Двадцать пятого июля, почти через пять суток после того, как американский космонавт Ричард Дж. Пруэтт покинул планету Земля с песчаного берега Атлантического океана, утыканного стартовыми башнями, другой человек в глубине одного из бетонных бункеров Байконура нараспев произносил цифры обратного предстартового отсчета, свершая замысловатый и педантичный ритуал запуска ракеты.
В то самое мгновение, когда человек на Байконуре приблизился к волнующей развязке своего речитативного монолога, майор Пруэтт пролетал, лежа во чреве своего крохотного космического кораблика, над пунктом с координатами тридцать два градуса северной широты и сорок восемь градусов восточной долготы. Его капсула, окруженная неразлучными с ней облачками хлопьев инея, беззвучно неслась в это мгновение в немой пустоте космоса высоко над Ираном, в пятистах километрах от Багдада и почти шестистах километрах от Тегерана, устремляясь на восток-северо-восток.
Именно в эти секунды человек в Байконуре нараспев произнес:
— ТРИ…
— ДВА…
— ОДИН!
И выкрикнул:
— НАЧИНАЙ ЖЕ![12]
И в этот миг в релейных блоках щелкнули и замкнулись контакты. По кабелям хлынул электрический ток, разбудив дремавшие в ракете яростные силы, оглушительным громом возвестившие о своем освобождении.
В двухстах пятидесяти метрах от этого вырвавшегося на волю неистовства люди в бетонном бункере, затаив дыхание, прильнули к окулярам оптических устройств и телевизионным экранам. Они пристально изучали первые натужные движения громадной ракеты диаметром почти в семь, а высотой более шестидесяти метров. От этой величественной машины доносился вулканический рев; она извергала неукротимое зеленовато-красное пламя и свирепо хлестала им землю, содрогаясь всем своим корпусом.
И вдруг ракета пошла вверх, начала свой горделивый, величавый взлет. С грохотом слились воедино огненные струи, вырывавшиеся из четырех гигантских камер сгорания, развивая колоссальную, немыслимую тягу. Пламя отражалось от металла ослепительными мерцающими бликами, жадно лизало раму пускового стола, но уже через несколько секунд взвыло голодно и неутоленно, не встречая на своем пути ничего, кроме воздуха.
И за каждую секунду каждый из четырех двигателей поглощал, воспламенял, сжигал и выплевывал в виде выхлопных газов свыше девятисот килограммов химических веществ. Каждую секунду ракета пожирала почти четыре тонны горючего и окислителя, расплачиваясь за это непрерывным нарастанием скорости и высоты.
Высоко на верхушке этой сложной конструкции, под защитным обтекателем из жароупорной керамики, покоился большой космический корабль. Надежно амортизированный от все возраставших по силе толчков и ударов яростно сопротивлявшейся воздушной толщи, защищенный от жгучих прикосновений трения, «Восток-9» нес в своей герметизированной кабине человека, которому вскоре предстояло стать известным уже не только избранной группе людей, знавших его лично и многие ступени его жизни, приведшие к этому особому, беспрецедентному заданию. Летчик-космонавт полковник Андрей Яковлев вступил в критическую фазу взлета на орбиту вокруг Земли, в состояние математически точного равновесия между земным притяжением, центробежной силой, временем и пространством, устремился на космическое рандеву, в осуществимость которого не верили почти все, кто серьезно продумал эту попытку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
