самых корней, разливался по необозримым лесам и полянам божественный голос, который мог принадлежать лишь одному созданию во Вселенной. Завораживающий даром мирового творчества голос архангела Гавриила.
У него был баритон, сотворенный для лирики, но когда он переставал петь романтично, становилось ясно, что этот тембр прекрасно подходит и для всего остального. Переливами арф хранясь у связок, торжественным звоном проистекая из глубины его груди, искрясь неповторимо музыкой его песни. Сочиненной на волне полета.
— Солнца блик
И светило земли.
Счастья миг,
На меня посмотри.
Ты укутай меня
Лоскутами воды,
Что струится из ласковых
рук,
Мне надежду дари
Платьем нежных по душам
подруг.
Ты меня поцелуй
Лепестками мимозы
И слез.
Сердце в шелк ты закуй
Нежно-розовых роз.
Я ребенок, поверь,
Как дитя на коленях твоих.
Жизнь — твой дар,
И в ответ
Я могу лишь молитвой любить…
Гавриил пел, опустив ресницы. Не глядя, играл мелодию, что, казалось, рождалась прямо из-под его пальцев, не касаясь струн гитары.
Архангел был настолько погружен в этот процесс, что не заметил, как из-под сени деревьев на поляну тихо шагнул Михаил. И остановился, слушая песню, ожидая, чтобы не помешать брату. Габри перебирал струны, взглядом уходя внутрь себя, и лицо его было освящено таким умиротворением, что Михаил невольно залюбовался исходящим от него чувством вдохновения.
За спиной архангела творчества, привязанный прямо к земле, покачивался большой голубоватый шарик в полосочку. Поодаль от Габри на внушительном пеньке расположился архангел Уриил, медно-рыжее олицетворение Божественной любви и познания, в честь которого и было названо это место — поляна огненного ангела. Скрытая между дубовыми и еловыми зарослями, сокровенно, как таинственно его служение, она поросла краснолистыми кустиками и бордовыми тюльпанами, между которыми аккуратно ступали лапами расписные павлины уменьшенного размера. Это была еще одна находка Габри, который в свое время замучался наступать им на хвосты. Вдобавок, дабы не диссонировать с огненной красотой ландшафта, птицы были тоже выполнены исключительно в оранжевых и алых тонах.
Уриил сидел, задумчиво касаясь подбородка кистью руки, на которой загадочно мерцало рубиновое кольцо. Его глаза были устремлены на Габри сквозь упавшую челку. Единственный архангел с короткими волосами, Уриил давно выбился из всеобщего стиля причесок высших духов, чем в незапамятные века вызвал бурные эмоции Габри. Увы! Архистратиг вдохновения долгое время не мог пережить этот казус.
По другую сторону обзора Главной Музы приютились на поваленном дереве Агнесс и Салафиил. Ангелы держались за руки и вполголоса обсуждали что-то свое.
Все они давно заметили Михаила и обменялись с ним улыбками, дабы не помешать Габри продолжить его пение. Наконец, архангел допел последний куплет и замолчал, застыв как мраморная статуя.
— Очень красивая песня. Новая? — спросил Михаил.
— Куда уж новая! Неделю назад сочинил, — ответил Габри. Его взгляд упал на старшего брата так, будто тот стоял на поляне целую вечность. — Присаживайся, Миша.
Габри протянул левую руку и сотворил еще одно бревно рядом с собой.
— Спасибо, — поблагодарил Михаил. Он прошел по траве и опустился на предложенное место. — Прошу прощения, что задержался. Мирослав застрял в России, они всё гоняли злых духов, которые пугают прихожан в церкви. Пришлось ждать его доклада. Но зато успел за это время изучить все предложения и пожелания ангелов.
— Ничего страшного, хорошо, что хотя бы сейчас пришел. А то меня мало того, что игнорируют: народу, видишь, кот наплакал, так еще и не слушают, — проговорил Габри.
— Не слушают? — переспросил старший архангел, пытаясь устроиться поудобнее.
— Вот именно, — кивнул Габри. — Понимаешь ли, отдельные блондины и блондинки, не буду называть имен, сидят и все время так мило болтают, что я бы на месте некоторых первых архангелов задумался: а не подозрительно ли это?..
— Чем подозрительно-то? — поинтересовался Михаил.
— Тем, что оба блондины! — воскликнул Габри. — Это заразно?..
— Только при воздушно-капельном контакте, — предположил Михаил.
— Габри, что ты такое говоришь? — подала голос Агнесс. — Мы слушаем тебя, просто тихо обсуждаем вчерашнюю службу в монастыре…
— Ага, службу, — скептически закивал Габри. — Не надо меня обманывать, ты служишь в войсках, а не в монастыре. И если бы ты служила в монастыре, то Михаил бы тоже служил в монастыре, а как он может служить в женском монастыре?.. Хотя можно предположить, что ты служишь в мужском, но тогда непонятно при чем тут Салф… Странно, — Габри запутал сам себя и задумчиво притих.
— Кстати, я тебя слушаю, Габри, если ты не заметил, — взял слово Уриил.
— Рыжие не в счет!.. — сходу отмахнулся Гавриил.
— Нет, вы слышали, как он со мной?.. — брови Уриила поднялись.
— Почему не в счет, Габри? — не понял Салафиил.
— Потому что если я скажу, что блондины не в счет, то вас будет больше меня, вы сговоритесь и мало ли что… Нет, нет, что я себе враг, что ли?.. — тряхнул головой Габри.
— Логика ясна, — вздохнул Уриил. — Ладно, значит буду я не в счет…
— Бедный Ур! — воскликнула Агнесс. — Габри, как ты можешь так поступить со своим младшим братом?..
— С братом?.. — глаза архангела вдохновения раскрылись будто перед откровением.
— С братом. Причем с родным, — подтвердил Уриил, сжимая губы.
— Мы скрывали от тебя факт родства, чтобы ты не расстраивался, что у тебя брат рыжий, — поддержал тему Михаил. Весь его вид был серьезен, как за составлением планов.
— Как?.. Как вы могли так со мной поступить?! — на лице Габри изобразилось высоко драматическое выражение ужаса, смешанное с, увы, слишком поздним раскаянием. — Как я мог такое сказать о своем личном брате?! О мой младший брат, сможешь ли ты меня простить когда-нибудь за то, что я назвал тебя рыжим?..
Агнесс увидела скрытую улыбку на губах Михаила. Старший из братьев живо наблюдал за очередным спектаклем. Уриил сидел, отворачиваясь к лесу и строя убитые надежды в глазах, а Габри, отложив гитару на траву, с мольбой протягивал к нему руки.
— Я подумаю, — произнес в ответ архангел любви. — Вечерком…
— О, думай быстрее, пока я не сошел с ума от ожидания! — взмолился Габри. — Я даже не посмею тебе в этом мешать, чтобы ты думал скорее. Я замолкаю и даю тебе подумать. Я молчу, я нем как рыба. Ты увидишь, я и слова не пророню, доколе ты не решишь, что простил меня.
