И вот пройдись по улице, по школе, по двору, сядь в трамвай, да вообще куда ни глянь – всюду они, одиночки, разведенки с печатью страдания на лице, почти никогда – вдовы.
Мне хотелось наполнить их жизнь светом, счастьем. Эти взрослые печальные женщины и ведать не ведали, что вот эта длинная девочка в очках разрабатывает план их спасения. Варианты были разные. Самый устойчивый такой: я придумала для них героя, человека бесконечной доброты и исключительного ума. Мужчин вокруг действительно явно не доставало, так что приходилось придумывать одного на многих. Он опекал сразу несколько одиноких женщин, об интимной стороне вопроса, само собой, я не задумывалась, нет, это просто был такой Дед Мороз, который приходил ко всем одиноким мамам, соседкам по лестничной клетке и по дому, каждой дарил цветы, конфеты, каждой восхищался, каждую согревал, а согрев одну, спешил к следующей. И все были счастливы, все утешены. Что-то в этом роде.
Словом, вы понимаете… Мне уже тогда очень хотелось с этим разобраться, решить эту проблему, в конце концов.
Кажется, отчасти эту проблему решило изменившееся время. Нравы стали свободнее, возможностей познакомиться появилось больше, а одиноких женщин, в больших городах во всяком случае, – меньше. Как бы то ни было, став старше, я узнала, что прежде замечала лишь самое очевидное, на самом деле всё еще сложнее: можно выйти замуж и остаться одинокой. Одиночество запросто возможно в семье. Живет человек рядом со своей женой или мужем, внешне всё у них благополучно, дети, машина-квартира, внутренне – она одна-одинешенька, ей поговорить не с кем, да и он не торопится домой, потому что не она разрушает его одиночество… И никак им друг до друга не добраться. Вот с этого я бы хотела начать. С одиночества в семье.
Т. Б. Да мы уже, в общем-то, касались этого – разбирая, как люди утрачивают контакт друг с другом, перестают друг друга замечать. Отгораживаются, замыкаются, делаются чужими. Становятся внутренне одинокими. То есть одиночество – это не отсутствие людей рядом, а феномен внутренней жизни человека, состояние души.
Не так давно я посмотрела небольшой фильм, снятый психологами в середине прошлого века в Англии про мальчика, который провел семь дней в доме ребенка, куда его поместили на время, пока мама была в роддоме. Фильм о влиянии разлуки с матерью.
Джону чуть меньше полутора лет, он ходит, но еще не умеет говорить. Он из вполне благополучной семьи, у него прекрасный эмоционально насыщенный контакт с мамой, с которой он никогда до этого не разлучался.
Родители поместили Джона в хороший детский дом – на восемь детей в группе были две няни, которые не только кормили, одевали и купали детей. Они – и это самое удивительное – были с малышами в постоянном телесном контакте, как это делают любящие бабушки и мамы. Например, няня могла сидеть на полу, позволяя малышам ползать по ней, как котятам по кошке. И дети, бывшие в этом детском доме с рождения, очень даже неплохо себя чувствовали. И вели себя как все дети в этом возрасте – прижмутся к няне, обнимутся с ней, получат свою порцию любви, прикосновений, ласки и вновь займутся своими игрушками. Няни никого не выделяют и никому в ласке не отказывают – кто подполз, тот и получил свою порцию внимания. Но Джон – мальчик домашний, и он не привык внимания добиваться. Не умеет это делать. Да и учиться этому не было необходимости – мама всегда была рядом и всегда устремлялась навстречу Джону сама.
И вот, находясь в комнате, полной детишек и готовых приласкать его нянь, Джон почувствовал себя одиноко. К нему никто не обращался, не брал на руки. Он ходил по комнате, обнимая свое любимое домашнее одеяльце, которое мама догадалась дать ему с собой, утыкался в огромного плюшевого мишку, сосал свой палец, пытаясь найти утешение, но безуспешно. На третий день Джон отказался от еды. Кормить насильно его не стали. И только когда он горько, безутешно заплакал, не вмешиваться в происходящее уже было нельзя – няня взяла его на руки. Она ласково прижала его к себе, гладила по голове, но горе Джона было столь велико, что он не мог успокоиться, а другие дети настойчиво требовали внимания няни.
Няни в детском доме были вовсе не жестокосердные, но они не могли нарушать естественный ход событий – это ведь было исследование. А когда мама вернулась через семь дней за Джоном, он не бросился к ней в объятья, как можно было бы ожидать, а прижался к няне, от которой его практически нельзя было оторвать. Он перестал доверять своей матери, потому что в его детском сознании – она его предала, она его бросила. Почему я вспомнила этот фильм? Он демонстрирует, как возникает то состояние оставленности, брошенности, которое мы называем одиночеством. И это состояние знакомо каждому, потому что каждый из нас был ребенком, был – хотя бы ненадолго – оставлен своей мамой и не мог ее вернуть, потому что был беспомощен. Мы ничего не могли сделать, только ждать, когда мама придет, обнимет нас, накормит, обогреет, приласкает. Любовь всегда приходила к нам извне.
Каждый из нас может, будучи взрослым, «впасть в детство» – оказаться в детском состоянии Я. Со всеми вытекающими из этого последствиями – в нас оживут ощущения, которые мы испытывали в детстве, будучи оставленными на время мамой. Что может их вызвать? Любое обстоятельство – пустая комната, например. Я столько слышала рассказов о том, как запускается это состояние. Возвращается человек с работы и представляет себе, как он входит в пустой дом, где никто не выйдет ему навстречу, не обнимет, не проявит внимания. И только представит себе эту картинку, как тут же ощущения, которые он испытывал в детстве, оставшись один, оживут. И он начнет жалеть себя – одинокого, беспомощного, потерянного, никому не нужного. И еще больше усугубит это состояние, потому что именно эти чувства удерживают человека в детском состоянии Я.
Можно сказать, что одиночество – это такое эмоциональное дежавю.
Однако человек, живущий один, может вовсе не ощущать себя одиноким. И даже в одиночной камере не страдать от одиночества, как вождь пролетариата, например. Пишет письма на волю тайнописью – молочком – и чувствует себя не просто связанным с миром, а в гуще политической борьбы. Какое уж тут одиночество?!
М. К. Вождь был человеком одержимым – идеями, целями, фантазиями. А если речь идет о ком-то вполне обыкновенном, не вожде?
Т. Б. Мне довелось однажды встретиться в ивановской глубинке с одной старушкой, у которой не было ни детей, ни мужа, ни родственников. Дело было так.
На последнюю электричку в Москву мы с дочерью опоздали, до ближайшей станции – километров восемь. А на пути к ней – деревня, в которой мы и решили попроситься на постой. И вот представьте – зима, мороз, кругом заснеженные поля, окантованные темной кромкой леса. Небольшая деревушка, темные окна изб – зимой в деревне спать ложатся рано. Но одно окошечко светилось. Немного робея, мы постучали, приготовившись объяснять, кто мы, откуда… Идем, мол, от батюшки из соседнего села, к которому приезжали за духовным наставлением. Но хозяйка впустила нас без всяких выяснений.
В избе было нетоплено, еды никакой. Это было время такое – перестройка, на канун в храме бабушки приносили не буханку, не полбуханки, а кусочек черного хлеба. У Татьяны, так звали старушку, не было даже хлеба, зато был огурчик солененький, который она берегла на случай, если зайдет этот самый батюшка. В избе было чисто, на пустых полочках вырезанные из бумаги салфеточки. И что же она делала в этот поздний час в пустом доме в заметенной снегом, спящей деревне? Она читала Евангелие. И была она совсем не одинокой, потому что с ней были святые. В очень хорошей компании была. И святые, с которыми она общалась, для нее были живыми, и ей с ними было тепло.
Воспоминание об этой старушке я храню много лет как одно из самых сильных, повлиявших на меня впечатлений. Как пример того, что находясь объективно – физически и социально – в одиночестве, человек может одиноким не быть. Конечно, вы правы, гораздо больше случаев, когда полна горница людей – и дети, и родные, и близкие рядом, а человеку всё же одиноко. И находясь в компании, мы можем почувствовать себя как Джон, если никто не обращает на нас внимания. То есть одиночество – это ощущение потери контакта.
Контакт – это наличие связи. Чувственное подтверждение, что ты не один – есть еще кто-то на «другом конце провода». А если мне не к кому примкнуть, то я в пустоте, даже если кругом люди.
Я думаю, что люди, ощущающие себя одинокими, не могут устанавливать контакт – как ребенок, которому остается только ждать, что мама придет и «подключится» к нему. И пока человек находится в этом беспомощном, детском состоянии Я, он обречен испытывать одиночество, если внимания извне нет. Но осознав это, человек может перейти во взрослое состояние Я, в котором люди способны сами устанавливать контакт с другими людьми, способны не только получать, но и давать. Мне думается, способность давать другим людям любовь – самое надежное средство не быть одиноким.
