– Может, нам с тобой ребеночка родить? – предложила я для смеху. – Кого сделаем отцом?
– Ты что, Юлия. Надо рассматривать предмет тела с позиции эксплуатации. Роды навсегда портят фигуру. Вынашивать и рожать – это забава бедных и уродливых. Заплати денег, и тебе суррогатная мать родит все, что ты захочешь. Им, коровам, все равно. А нам еще светить и светить. Может, ты пойдешь со мной, а, Юлечка? Мне что-то не по себе. Так не хочется видеть Ливеншталя. Ты смягчила бы обстановку…
– Ну тебя к черту! Как очаровывать мужика голой жопой и отнимать у подруги поклонников – так ты первая. А как оказывать психологическую помощь инвалиду – так сразу нужна дурочка – Юлечка. Иди навстречу своему счастью.
Мне пришлось отпустить эту тварь к Ливеншталю, я чувствовала перед ним вину. Все-таки ему перебили позвоночник, а я так и не позвонила его жене. Сам он, наверное, стеснялся.
…Вечером одна в пустой квартире я открыла отцовский бар и напилась, пробуя все подряд. Я пела песни басом, танцевала голая перед зеркалом, онанировала, плакала, проклинала Рому. А потом заснула поперек постели с размалеванной рожей, потому что забыла снять грим.
…Утром позвонил Сципион. Мы с ним не разговаривали много дней.
– Ну, что? – сказал он своим мерзким грубым голосом. – Доигрались?
– В каком смысле?
– Твою подружку-шлюшку нашли на асфальте Чайна-тауна в позе цыпленка «табака».
– Не говори загадками. Напилась, что ли, Илона и валялась на земле?
– Может, предварительно и напилась. А потом разбилась насмерть. Очевидцы говорят, тело беспилотно летело с сотого этажа небоскреба. Что можешь сообщить по поводу известной тебе информации?
Я долго молчала. И Сципион тоже молчал. Потом я стала икать от страха.
– Тебе есть, что сообщить мне?
– Есть. Это сделал ты, Сципион?
– Дура ты безумная. Кто будет мстить шлюхе? Только тот, кто делал на нее большие жизненные ставки. И это точно не я.
Сципион бросил трубку.
Я все думаю: если бы я вчера составила компанию Илоне? Это спасло бы ей жизнь? Или…
2. Про похороны в стиле EcSada
«Этот ритуал войдет в историю похорон лет на сто».
После чистенькой солнечной Европы, ее зеленых лужаек и двадцати градусов тепла Город Дворцов остужал резким балтийским ветром. Григорий Григорьевич Випов не успел распаковать чемоданы и кинуть пожилой жене с двадцатипятилетним стажем свои грязные рубашки, как в дверь позвонили. Если бы жена была новая и молодая, Випов брал бы ее в свои европейские турне, где он бездельничал и надувал щеки. Но жена была заслуженная, поэтому Випов ее никуда не брал, он просто с ней не разводился, и уже этим самым выделял ее из кучи женского хлама, секонд-хенда, отслужившего свой срок.
В общем, в дверь позвонили, и старая жена пошла узнать.
На пороге стоял курьер в расшитой ливрее. Он привез золотой конверт с приглашением. Жена тут же безо всякого пиетета сбросила мужнины рубашки на пол и мгновенно забыла про них, взяла ножницы и отрезала ими тонкую золотую кромку конверта, который привез курьер. Ей хотелось куда-нибудь пойти. Пока Випова не было, она сидела дома как вдова и гадала, с какой из своих любовниц муж поехал в европейское турне.
Из конверта выпал тисненый золотой картон. Это был пригласительный билет, какие делают на свадьбу: продолговатой формы, и в нем золотое приглашение с венком из перламутровых цветов, амурами, грустно потупившими взор, и белой фатой. В билете было написано:
Глубокоуважаемый господин VIP!
С прискорбием сообщаем Вам о безвременной кончине молодой прекрасной госпожи Юлии С., которая случилась третьего дня в полночь.
Прощание с новопреставленной пройдет во Дворце профсоюзов 31 марта.
Вход в VIP-зону с 11 часов утра.
Форма одежды для мужчин: смокинг, черные носки, белая рубашка, темный галстук типа полоска с булавкой из черного жемчуга. Для дам: черное или фиолетовое траурное платье, шляпа с темной вуалью. На ногах – туфли. Перчатки обязательны.
Цветы: только белые, черные и желтые.
Специально для данной церемонии в фирме EcSada подготовлена распродажа траурных туалетов, обуви и украшений от лучших европейских дизайнеров…
Випов удивился.
– Ай-яй-яй! – запричитала жена с двадцатипятилетним стажем. Она всем своим видом показывала, как потрясена.
Приглядевшись, Випов понял, что жена и впрямь потрясена.
– Ты помнишь эту чудную девочку? – сказала жена. – Какой ужас!
Еще бы Випову не помнить Юлию, из-за которой он чуть не лишился деканского места.
– Эту стройняшечку?
Ну, конечно, он помнил стройную светскую Юлию, завсегдатайку увеселительных мероприятий, ведущую популярных передач. Ее съемочные группы неоднократно приезжали к нему в его большую бестолковую квартиру, расставляла софиты по пыльным углам и рыскала жадными до сенсаций глазами: вдруг где-нибудь валяются трусы или использованный презерватив…
«Да было ли ей двадцать пять?» Нет, не было. Девушка была моложе его собственных многочисленных детей.
– Жена! – рявкнул Випов. – Где ты?
Как обычно, он ее не видел и не замечал, потому что это была хорошая жена.
Жена стояла рядом, сморщив худенькое серьезное лицо, и причитала:
– Какая ужасная смерть!
Затем она бросилась звонить по телефону своим бесконечным кикелкам Моро с двумя детьми от Шалико – выяснять подробности трагедии.
Из кикелок никто ничего не знал, но все получили конверты с приглашением на церемонию прощания.
Завтра наступило своевременно. Ночь ушла на составление гардероба для церемонии прощания с безвременно усопшей. Постепенно отходя от приятных впечатлений европейского турне, Випов начинал даже чувствовать нечто вроде большой тайны, связанной со смертью, безусловно, совершенно светской, совершенно защищенной ото всякого внешнего воздействия девушки.
– Думаю, это самоубийство… – задумчиво сказал жена, закуривая сигарету.
…Чиновнику столь невысокого ранга не прорваться сквозь милицейские кордоны. Машина без мигалки и без пропуска-вездеходки с триколором уже не ездец по заповедным местам. Даже бывшего депутата еще узнают стражи порядка в лицо, но уже не пропускают на машине к золотому порогу, например, к входу в VIP-зону. Приходится вылезать, вытаскивать из машины своих не слишком проворных дам, в черных туфлях на каблуках, и топать по лужам как все смертные. Как простые смертные.
Сколько виповских похорон посетил на своем веку Григорий Григорьевич и всегда поражался одной и той же простой мысли: все люди смертны. Все мы, богатые, бедные, важные и очень важные, умираем, и на следующий день о нас забывают все, кроме самых близких. Кроме нескольких жен и детей. А они вспоминают нас через свои обиды, которые мы им сделали при жизни.
Тех, кто цветут и пахнут при жизни дорогим одеколоном и коньяком, после смерти формалинят и замораживают, чтобы хватило на три часа прощания. Другие, выдающиеся, как Ленин, или Ким Ир Сен, вождь северокорейского народа, после смерти лежат в хрустальном гробу и всегда пахнут нехорошо, так, что приходится дышать в надушенный платочек, изображая скорбь при посещении Мавзолея.
Григорий Григорьевич объездил много стран, в том числе и Северную Корею, страну, закрытую для посторонних глаз. Делегацию русских депутатов, как наиболее близких корейцам по идеологии, доверительно отвезли в Мавзолей вождя Ким Ир Сена. Величественное здание корейского Мавзолея расположено террасами в райских садах, посаженных трудолюбивыми корейскими коммунистами. Деревья там подобраны умелыми садовниками так, что цветовая гамма напоминает нежную восточную акварель – тонкие переходы от зеленого к оливковому, желтому, коричневому и бледно-сиреневому.
В этом раю гигантский Мавзолей великого вождя выглядит сказочным замком волшебника. Внутри замка – черный мрамор, скромное матовое золото, бесшумные эскалаторы метро, которые возносят скорбных посетителей вверх, в виповский рай. Там в хрустальном гробу на золотых цепях покоится великий вождь, выпотрошенный умелыми врачами как чучело гималайского медведя. Но пахнет он нехорошо.
