проигнорировал высказывание, как будто оно совершенно к нему не относилось.
— Месяц так, второй. А потом говорю себе: «Э! Иванов! Так жить нельзя! Неправильно ты живешь! Такие резкие колебания обеспечат тебе букет болезней к моменту получения красного диплома» Ну, на счет красного диплома это я так для красного словца.
— Мы твои шуточки знаем! — ухмыльнулись слушатели. — Ты же у нас будущий академик и лауреат Нобелевской премии. Хотя по истории ее, кажется, не дают. Но для тебя сделают исключение.
Этот комплимент Иванов проигнорировал. Он был не падок на лесть. Тем более, такую топорную.
— Будет у меня язва, гастрит и многое другое, чего я еще пока названий не знаю. И всё это мне одному! Сел за стол, взял ручку и занялся математикой. А чего вы так на меня смотрите?
— Ты имеешь представление, что это хоть такое? — пошутили товарищи. — Хорошо, что слово еще не забыл.
Иванова невозможно было сбить с тропы мысли, на которую он ступил. Человек он был последовательный и на мелочи не обращал внимания. Тем более на шутки.
— Стал считать. И получилась любопытная картина, которой я невольно залюбовался. Питаться нормально вполне можно, причем еще останутся средства и на дополнительные расходы. Дополнительными я называю очень мелкие расходы. Но необходимые.
— Ты бы зарегистрировал свое открытие, получил бы патент. А потом бы торговал им.
— Вы не смейтесь! Рекомендую, кстати.
— Ну-ну! очень любопытно узнать, что же это за величайшее открытие. Не поделишься?
— Пришлось исключить из меню котлеты, гуляш и вообще всё мясное по причине дороговизны. Два раза в неделю! Не больше! Можно позволить себе тефтелину. Один раз даже лучше. Пирожные забыть. Всякие десертные сладости забыть! Компот заменяем чаем, но зато три стакана. Всего-навсего девять копеек. Зато пузо раздувает. Хлеба побольше. Он почти ничего не стоит. Да и на столе всегда остаются куски. Гарнир… а это картошка, лапша там… две-три порции в одну тарелку. Если три порции. Это восемнадцать копеек. И того получаем… Так, восемнадцать копеек…
— И на восемнадцать копеек набил пузо лучше, чем если бы съел три котлеты. Молодец, Иванов!
— Конечно! Экономия в два раза. Но только обед в столовой. Никаких завтраков и ужинов. Покупаю в магазине кефирчик, хлебушек. Это на ужин. Ну, и чай, само собой. В буфете завтракаю. Бутылка лимонада и булочка. Восемнадцать копеек выходит. Знаете, как лимонад потом в нос шибает. Правда, надолго такого завтрака не хватает. За день укладываюсь в рубль. Иногда чуть-чуть побольше. Ну, там пирожное позволю.
— Всё! теперь ты уже не думаешь со страхом о конце месяца. Так же, Иванов? Молодец!
— Да! Теперь я забыл, что такое великий пост. Хоть и не до жиру, но живым останусь. И конечно, не надо никому давать в долг. Ведь каждая копеечка на счету. А тут дашь, и сам соси лапу.
— Еще и не отдают.
Все поглядели на Мишу, который даже не повел бровью. Он рассматривал свои пальцы.
Он-то тут при чем, если ему занимают даже те, которые никому никогда не занимают.
— Ты же Плюшкин! — восхитился Сидоров. — Я имею в виду в положительном смысле.
Вообще-то никакой он не Сидоров. Но это неважно. Сидоров, Петров, Иванов… Какая разница? Тема концептуальная, а не мемуарная. Тут главное позиция, мироощущение. Об этом я уже сказал.
— Нет! Я так не могу, — проговорил Сидоров. — У меня так ни за что не получится.
В животе у него урчало.
— Математика — конечно, наука серьезная. Кто бы спорил. Царица наук. Как было у нас написано в классе. Я всё равно скучаю от нее. И потом. Хоть я не Баяндин, но покушать люблю. Мне бы такую совесть, как у него. То есть отсутствие оной.
Баяндин поправил очки и посмотрел на часы. Такое впечатление, что стрелки вообще перестали двигаться. Час в его распоряжении. А кушать хотелось сейчас. Еще и не факт, что найдешь добычу.
«Ну-ну! Мели, Емеля, твоя неделя!» — подумал он.
— Трястись над каждой копейкой — это не по мне. Что я Плюшки какой-то? Деньги — это мусор. И к тому же я не еврей.
Все посмотрели на Сидорова. Нос картошкой. И никакой смуглости. Если и сгодится куда-нибудь, то только выступать в еврейском цирке клоуном. Успех обеспечен!
— Вот ты приходишь в столовую, становишься в конец очереди и медленно движешься к кассе где рассчитываешься за несъеденные еще тобой яства. Это так банально. Но так поступают почти все. А если начать с конца и идти к началу, то вообще ничего не придется платить. Потому что в начале очереди никакой кассы нет. Это же так элементарно! И последовательность принятых блюд не будет нарушена. Это очень естественное движение от конца к началу.
С ним согласились.
— Конечно, порядок блюд не будет нарушен. Сначала первое. Это в самом конце очереди…
— Всё просто! Меня удивляет, как до этого не могли додуматься раньше. Другие. Пустой чистый поднос. Так? Так! Ты его взял со стола подносов. Подходишь к очереди. Идешь к концу очереди. Не будет же кассир брать с тебя за пустой поднос? Так что ты вне всяческих подозрений. Мало ли кто и зачем ходит с пустыми подносами.
— Понятное дело.
— «Ой! — говоришь. — Забыл тут прихватить!» Перешагнул через эту трубу и протискиваешься от конца очереди к ее началу. Вы же знаете, какая очередь в столовой после занятий, когда обед. Это час пик. Обычно запускают вторую линию. И всё равно приходится стоять долго. Некоторые звереют от голода…Отвлекусь! Дело было зимой. На первом этаже в гардеробе, где одежду принимают. Тоже в обед этих самых крючков не хватает для одежды. Одежду принимала симпатичная девица из тех, которые пробовали поступить в университет, но не поступили. Знаете, пампушечка такая! И тут во! И тут во! Есть за что подержаться. Видно, в деревне выросла на парном молоке и свежем воздухе. На такой бы даже я не отказался покачаться. Хотя я человек разборчивый.
Отобедал, спускаюсь. Девушки нет на месте. Покричал. Никто не отвечает. Ну, может, приспичило! Подождал. Нет, не идет. «Э! Где вы там? Ау!» — кричу. Ждать-то уже надоело. Сами знаете, у меня хлопот, в смысле дел, полный рот. Каждая секунда на учете. «Мне бы пальтецо, девушка! Ау!» Топчусь. Не появляется. «А, может быть, — думаю, — лежит сейчас без сознания! А то и того! Работа-то нервная!» Уж слишком долго она не появляется. В общем, самые плохие предчувствия. Пойду, думаю, сам возьму. Пальтецо-то у меня примечательное. Да и место, куда она его устраивала,
