минуту или чуть больше. Похоже, там сильно удивились такой просьбе.
— Не нужны деньги, — наконец, прозвучал ответ Старшего. — За тобой будет услуга, если мы ее найдем. Слово, фараон?
— Слово, вор, — сразу же ответил Мирский. — Но, если не найдете… Клянусь Богом, всеми святыми, дьяволом, я всю вашу кодлу огнем выжгу. Ничего не пожалею, к самому государю императору в ноги кинусь. Не обмани, вор…
И такая решимость прозвучала в его голосе, что стоявший рядом мелкий икнул от страха.
— Посмотрим, фараон… — равнодушно прозвучал голос в трубке. — Там посмотрим, кто и кого… Может ты нас, а может мы тебя. Все под Богом ходим, все равны… Но и ты помни про свое слово. Сдержись, все между нами ровно будет. Не сдержись, на себя пеняй.
Мирский хотел было еще что-то на это ответить, но не успел. В трубке раздалось какое-то шипение, а потом длинные гудки. Все, разговор был окончен.
Глава 23
* * *
В последние несколько дней княжич Сабуров пребывал в самом настоящем помрачнении. Пожалуй, никак иначе это странное состояние отчаяния и безнадеги, круто замешанного на периодически накатываемом бешенстве, было и не назвать. Имея и так не самый приятный характер, он стал совсем невыносим. По поводу и без повода срывался на своих друзей: то без причины наорет на них, то чем-то в них запустит. Нередко, вообще, молчал, насупившись и ни на что не реагируя. Собственно, примерно, как сейчас…
— Что же не кусочка не съел? Неужто я сплоховала? Приготовила плохо? Рыбка вот на пару, твоя любимая… — перед накрытым столом на кухне, где он теперь и завтракал, и ужинал вместе со слугами, стояла старая кормилица княжича, еще грудничком его нянчившая. По сморщенному лицу видно было, что переживала, жалела. Отцов гнев ведь очень больно бьют. — Плохо, чай? А ты поплачь, поплачь. Глядишь, и легче станет, — женщина ласково погладила его ладонь. Совсем как в детстве, когда хотела успокоить плачущего малыша. — Поплачь, не стыдись.
Только зря она все это затеяла. Малыш-то уже давно вырос, и вырос в приличную скотину, на которой и клейма негде было ставить. А ведь бедная женщина все еще видела в нем того хорошенького ангелочка с пухленькими щечками, носиком-пуговкой и белокурыми локонами на головке, которого было так приятно тискать в объятьях.
Сабуров вдруг резко вскинул голову и ожег кормилицу ненавидящим взглядом. И столько жути в нем было, что кормилица с испуга вскрикнула и отпрянула назад.
— Пошла на х… тварь! — рявкнул он, одним махом руки сметая все со стола. Серебряные ложки, вилки, ножи, тарелки с плошками с грохотом разлетелись по сторонам. — Ненавижу!
С налитыми кровью глазами, парень вскочил из-за стола и выбежал из кухни. Прыжками взобрался по лестнице на второй этаж и буквально влетел в свою комнату, где как раз заканчивала уборку горничная.
— Ай! — взвизгнула девушка, увидев его перекошенное лицо. Тут же выронила из ослабевших рук тряпку и по стенке прокралась к выходу из комнаты.
Княжич же, оставшись один, с силой обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону, как китайский болванчик. Но не прошло и минуты, как он свалился на стул, где и застыл с медленно шевелящими губами:
— Что же я наделал… Б…ь, что я наделал… Если все всплывет, то это все… Конец…
Сейчас, когда бушевавшие внутри него эмоции — злость на отца и мать, ненависть к своему недругу, желание показать свою смелось и независимость и многое другое — более или менее стихли, он наконец понял, что натворил. Совершенное «по пьяному делу» совсем не походило на шалость или относительно невинное развлечение аристократической молодежи из тех, что не особо осуждалось в столице. Здесь ясно прорисовывалось самое настоящее имперское преступление первой — самой тяжелой — категории, за которые светила или бессрочная каторга или смертная казнь в лучшем случае. В худшем же могли и пытки назначить, правда, именуемые в имперском кодексе об уголовных наказаниях более благообразно — «умиротворительные» процедуры.
— Вот же я недоумок… Черт, настоящий недоумок… — едва не навзрыд, костерил он себя самыми последними словами. И если раньше такое помогало взбодриться и прийти в себя, то сейчас совсем не помогало. Становилось лишь хуже, гораздо хуже. — Просто без башки…
Едва не собственными глазами Сабуров видел, как перед его ногами раздвигается бездонная пропасть. И сейчас она совсем не казалась метафоричной, а, как раз напротив, очень реальной.
— … Черт, черт… Они же найдут ее, обязательно найдут… Весь город на уши подняли, по всем подворотням и подвалам лазают… Конечно, найдут… Боже, найдут, и тогда все…
Сабуров снова обхватил голову руками, словно хотел как в детстве закрыть от всего плохо и страшного. Только сейчас это никак не работало.
— Нужно что-то сделать… Нужно что-то сейчас же сделать, — словно мантру повторял он снова и снова, раскачиваясь на стуле. — Нужно, нужно… чтобы ее не нашли…
И вдруг парень в напряжении застыл, встав на самые цыпочки и едва не падая со стула. Кажется, был выход!
— Я все приберу… Ничего не останется, ни следов, ни концов…
Его губы раздвинулись в улыбке.
— Как говориться, концы в воду… Все просто, очень просто…
Сабуров выпрямился, удовлетворенно хмыкая от найденного выхода. В длинном зеркале, висевшем на стене напротив, отразилась странная, произошедшая с ним, метаморфоза. Вместо жестокого, своенравного молодого оболтуса, привыкшего, что ему все сходит с рук, оттуда смотрел жесткий беспринципный мужчина, готовый ради себя идти по головам всех без исключения. С таким взглядом уже не строили детские козни с краской и грязью в гимназической сумке, а просто убивали…
— Главное, спрятать концы в воду… Сначала Сенька… Он хоть и дурак, но дурак болтливый. Сболтнет что-нибудь лишнее про ту девку и конный двор, след сразу ко мне потянется. А не станет дурака, не станет и следа…
Словно гончая он развернулся в сторону двери. Их садовник сейчас скорее всего в саду с розами возится. Княжна Сабурова как раз по их поводу сегодня возмущалась. Мол, неухоженными, брошенными выглядят, словно у каких-то бродяг.
— В саду и самое место подходящее. В какой-нибудь закуток завести и…
Накинув на себя ветровку, парень вышел из комнаты и снова направился на кухню. Насколько он помнил, где-то там еще оставалось кусок медового пирога. Как раз именно то, что и нужно. Осталось лишь щепотку крысиного яда сверху посыпать.
— Сенька настоящая орясина, шкаф, два на два. Такого ни ножом, ни молотком не возьмешь, а ядом легко, — шептал Сабуров, доставая из кладовой
