Основная масса туристов держалась отдельно. Они стояли компактной группой, и, несмотря на все усилия, администратору не удалось их выстроить.
— Ну же, господа! Давайте же, господа! — выкрикивал Томпсон, обращаясь к непокорным.
— С нас довольно, сударь,— грубо отрезал Саундерс, хотя никто не просил его отвечать от имени всех.— Мы терпеливо ждем обещанных программой средств передвижения и носильщиков.
С этими словами Саундерс помахал в воздухе листком, где черным по белому было об этом написано.
— Но, господа, где же я их возьму? — жалобно вопросил Томпсон.
— Отлично! — снова изрек Саундерс скрипучим голосом.— Значит, я постараюсь раздобыть себе повозку сам.
Он, как обычно в подобных случаях, достал из кармана блокнот.
— Но эти расходы я тоже занесу на ваш счет! И вам, сударь, придется расплатиться в Лондоне,— добавил он и двинулся в путь. Все его суставы при этом заскрежетали самым воинственным образом.
— Я с вами, дорогой друг, я с вами,— крикнул сэр Джордж Гамильтон, ни на шаг не отстававший от предводителя. За ним последовали и сопровождавшие его леди Гамильтон и мисс Маргарет.
Вслед за ними к Саундерсу стали присоединяться другие, и уже через несколько минут две трети всех туристов двинулись следом за Саундерсом.
Поблизости от порта Лус находилось небольшое селение, где можно было найти все необходимое для кораблей, заходящих в порт. Повозки стояли у ближайших домов, и стоило Саундерсу сделать знак, как они двинулись ему навстречу.
Однако этих четырех колясок не хватило на всех, и, когда они увезли взявших их приступом пассажиров, большинство сепаратистов вернулись на берег. Отряд Томпсона получил подкрепление, на которое уже не рассчитывал.
В этот момент миссис Линдсей в сопровождении своей сестры и Роже тоже сошла на берег. Томпсон, завидев ее, захлопал в ладоши, чтобы всех поторопить.
— Ну же, господа, по местам, пожалуйста! — вскричал он.— Время идет, подумайте об этом!
Миссис Линдсей в качестве путешественницы вела себя обычно покладисто и совсем не походила на Саундерса. Но, видно, ей надоело маршировать в смешной шеренге. Как бы там ни было, ей явно пришлось не по вкусу приглашение, косвенно обращенное и к ней.
— Как,— прошептала она, меряя взглядом длинную пыльную дорогу, где не было ни домов, ни деревьев,— все это пройти пешком?
— Я буду рад, мадам, прогуляться в город за коляской,— предложил Робер.
Протесты других по тому же поводу его не слишком трогали. Но то, что сказала миссис Линдсей, было для него очень важно. Любезное предложение вырвалось у Робера непроизвольно, но он тут же был вознагражден. Миссис Линдсей приняла это благосклонно, как само собой разумеющееся.
— Если бы вы были так добры…— промолвила она, улыбнувшись Роберу. Но в тот же момент последовала еще одна просьба.
— Поскольку вы, господин профессор, идете в город,— подключилась к разговору леди Гайлбат,— не будете ли вы так любезны заказать коляску и для меня?
Хотя просьба звучала вежливо, Робер все-таки отметил про себя, что леди вполне могла бы послать за коляской своего верзилу-лакея, стоявшего у нее за спиной с болонкой в руках. Тем не менее он вежливо поклонился пожилой путешественнице и заверил, что готов оказать ей эту услугу.
Но ему тут же пришлось пожалеть о своей любезности. Все разом стали просить молодого человека о том же самом.
На лице Робера промелькнула тень досады. Выполнить просьбу миссис Линдсей — удовольствие, поручение леди Гайлбат — так и быть! Но обеспечить колясками всех пассажиров — это уж слишком! Роже де Сорг великодушно пришел ему на помощь.
— Я пойду с вами, дорогой друг,— сказал он Роберу.— И мы привезем все коляски, какие есть в этом городе.
Путешественники закричали «браво», а Робер взглядом поблагодарил соотечественника. Роже снова выручил его.
Друзья быстрым шагом дошли до города и без труда раздобыли коляски. Возвращаясь, они на полпути встретили Томпсона во главе жалкой колонны. В ней было не больше дюжины туристов, самых бедных или самых скупых. Робер отправил своего спутника исполнять поручение до конца, а сам, как того требовали его обязанности, присоединился к отряду.
Нельзя сказать, что Робер сделал это с удовольствием. Но выбора у него не было, он встал впереди рядом с Томпсоном и без особого энтузиазма двинулся в путь.
Когда добрались до первых домов на окраине города, Робер, а вслед за ним и Томпсон, оглянулись и обнаружили, что отряд разбрелся. На каждом повороте дороги, под каждым цветущим кустом, в тени деревьев дезертиры один за другим покидали колонну, и постепенно весь строй как бы растаял. За спиной у Томпсона не было никого, если не считать громадного Вана Пипербума из Роттердама. Тот покорно остановился одновременно со своим предводителем и терпеливо ждал.
Робер и Томпсон переглянулись.
— Бог мой,— сказал наконец администратор, пряча улыбку,— господин профессор, мне остается лишь вернуть вам свободу, раз так получилось. Я, с вашего разрешения, вернусь на судно.
И Томпсон повернул назад, а за ним как привязанный пошел и голландец.
Робер повеселел и, размышляя, что ему теперь делать, услышал вдруг радостный голос француза:
— Эй, какого черта вы здесь? Где ваш отряд? — Роже сидел в коляске напротив молодых американок.
— Мой отряд? — ответил Робер ему в тон.— Мне бы тоже хотелось знать, где он. Начальник отряда только что вернулся на корабль в надежде обнаружить там своих солдат.
— Он там увидит только бесподобного Джонсона,— засмеялся Роже.— Этот оригинал никогда не сойдет на землю. Но вы-то что теперь будете делать?
— Ничего, как видите.
— Ну, в таком случае,— сказал Роже, освобождая рядом с собой место,— вы будете нашим гидом.
Рио-де-Гвинигуанда разделяет Лас-Пальмас на две неравные части: в верхнем городе живет знать и чиновники, в нижнем сосредоточена торговля; он тянется вплоть до западного мыса, до крепости Кастильо-дель-Рей.
Четверо туристов гуляли по столице то пешком, то в коляске; потом, когда устали, вернулись на «Симью». Если бы кто-нибудь стал их расспрашивать, вот что он мог бы услышать:
«Лас-Пальмас — ладно построенный город с узкими улицами, сплошь в тени. Природный ландшафт постоянно заставляет то карабкаться в гору, то спускаться с горы. Здесь мало интересных памятников. Исключением можно считать собор в стиле испанского Возрождения[100]. Очарование мавританского[101] обличья города, когда смотришь на него с моря, вблизи пропадает. Ничто не напоминает о Востоке — ни улицы, ни дома, ни жители, щеголяющие в европейских нарядах, по последней парижской моде».
