* * *
На другом совещании в Кремле Миронов в присутствии Ягоды, Гая и Слуцкого высказал сомнение, что удастся сломить упорство Каменева.
"-- Вы думаете, что Каменев может не сознаться? -- с хитрой усмешкой спросил Сталин.
Не знаю, -- ответил Миронов, -- он не поддается уго
ворам.
Вы не знаете? -- спросил Сталин, пристально глядя на
Миронова. -- А вы знаете, сколько весит наше государство со
всеми фабриками, машинами, со всеми вооружениями и флотом? Подумайте и скажите мне.
Миронов растерялся. Он подумал, что Сталин собирается отпустить шутку. Но тот смотрел на него серьезно и ждал ответа.
Никто этого не знает, Иосиф Виссарионович, -- на
конец ответил Миронов, -- это в области астрономических
цифр.
Так вот способен один человек выдержать такую аст
рономическую тяжесть? -- строго спросил Сталин.
Нет, не способен, -- ответил Миронов.
Поэтому, -- продолжал Сталин, -- не говорите мне
больше, что Каменев или какой-либо другой арестованный
способен выдержать это давление. И не приходите ко мне
с докладом, пока у вас в портфеле не будет сознания Ка
менева".
К концу совещания Сталин подозвал Миронова и сказал: "Передайте ему (Каменеву), что если он откажется предстать перед судом, мы найдем подходящего ему заместителя -- его собственный сын будет показывать на суде, что по инструкциям своего отца он подготовлял террористические акты против вождей партии... Скажите ему, что по полученным нами данным его сын вместе с Рейнгольдом гнались за автомобилем Ворошилова и Сталина на Можайском шоссе. Это заставит его одуматься... "
* * *
Одна поправка Сталина в сценарии первого процесса вызвала в НКВД сенсацию. Арестованные по процессу Зиновьева-Каменева обвинялись в заговоре на жизнь всех членов Политбюро. Они поименно перечислялись в "показаниях". Но имя Молотова Сталин вычеркнул. Вышинский в соответствии с инструкциями личного секретариата Сталина в своей обвинительной речи, говоря об "удивительных большевиках... и даровитых строителях нашего государства", ни разу не назвал Молотова.
Молотова явно постигла опала, и в НКВД ожидали, что он скоро бесследно исчезнет или окажется на скамье подсудимых вместе с Зиновьевым и Каменевым. В Москве опалу объясняли тем, что Молотов пытался отговорить Сталина от расправы со старыми большевиками.
Позже Сталин простил Молотова. И в следующих процессах его имя фигурировало как одного из соратников Сталина, на жизнь которого делались покушения. На процессе Антисоветского Троцкистского центра Вышинский подчеркнул этот факт в своем заключительном слове.
Орлов упоминает об этом, но не приводит слов Вышинского. Не мешает о них напомнить. Заимствую их из судебного отчета, изданного в Москве в 1937 году, стр. 209--210.
Вышинский: Муралов твердо и откровенно (я не могу сказать "честно", потому что это слово не подходит к таким делам) признает, что он действительно организовал террористический акт против товарища Молотова, председателя Совета Народных Комиссаров нашего Союза. Теракт не только организовал, а и пытался осуществить через Шестова и Арнольда... У Арнольда есть только одно качество, которого не учли эти троцкистские заговорщики -трусость... Вот он организовал покушение против товарища Орджоникидзе и, к величайшему счастью нашему, в последнюю минуту сдрейфил, -- не удалось. Организует покушение на председателя Совнаркома товарища Молотова, но, к нашему счастью, к величайшему счастью, опять сдрейфил, -- не удалось".
Небезынтересно вспомнить, что в той же речи Вышинский обвинил подсудимых в подготовке террористических актов против "товарища Ежова" и против "товарища Берия". Первого, как известно, уничтожил Сталин, а второго собирается уничтожить (если еще не уничтожил) Маленков.
& * *
Были другие влиятельные или близкие к Сталину люди, пытавшиеся еще более решительно, чем Молотов, отговорить его от расправы с ленинской гвардией. Достаточно указать на наиболее видных из них -- Енукидзе и Горького.
Авель Енукидзе занимал высокий пост секретаря Центрального исполнительного комитета. Он был самым близким другом Сталина, другом его жены, Надежды Аллилуевой. Дети Сталина боготворили его. Но стоило Енукидзе заступиться за арестованных, чтобы Сталин разошелся с ним, сместил его, исключил из партии "за политическую и моральную распущенность". Позже Енукидзе был арестован. Следователям он сказал, что его единственным преступлением была попытка отговорить Сталина от суда и расправы с Каменевым и Зиновьевым.
"-- Coco, -- я сказал ему, -- нельзя отрицать, что они тебя обидели. Но они уже достаточно поплатились за это: ты исключил их из партии, держишь в тюрьме, их детям нечего есть. Coco, -- я говорил, -- они старые большевики, как ты и я. Ты не прольешь крови старых большевиков! Подумай, что о нас свет скажет!
Он посмотрел на меня так, будто я убил его отца, и сказал:
-- Помни, Авель, кто не со мной, тот против меня".
Короткое правительственное сообщение в печати 19 декабря 1937 года гласило, что тайный военный суд приговорил Енукидзе, Карахана и пятерых других к смерти за шпионаж и террористическую деятельность и что приговор приведен в исполнение.
* * *
С Горьким дело было труднее. Сталин очень дорожил Горьким и всячески за ним ухаживал. Его именем были названы многие заводы и Тверская, главная улица Москвы. Наконец, Нижний Новгород был переименован в Горький. И Московскому Художественному театру было присвоено имя Горького.
Квартира писателя и его дача были обставлены с большой роскошью. Малейшие его желания немедленно удовлетворялись. Для поездок в Крым ему предоставлялся отдельный вагон. С 1929 по 1933 год Горький уезжал на зиму в Италию в сопровождении двух врачей. Сталин очень хотел, чтобы Горький написал о нем книгу. Но писатель не торопился. А когда начались гонения на старых большевиков, отношения между ним и Сталиным сделались натянутыми, и за границу его уже не выпускали.
Не добившись книги, Сталин приказал Ягоде предложить Горькому написать статью для Правды о "Ленине и Сталине". Статья не была написана. В декабре 1934 года, после ареста Каменева и Зиновьева, Ягода передал Горькому личное предложение Сталина написать статью с осуждением индивидуального террора. Горький ответил: "Я осуждаю не только личный террор, но также и государственный".
"После смерти Горького, -- рассказывает Орлов, -- НКВД нашло на квартире писателя тщательно запрятанные записки писателя. Когда Ягода прочитал их, он сказал: "Как волка ни корми, он все в лес смотрит".
Записки Горького, конечно, не были опубликованы.
* * *
То, что Сталину не удалось при жизни Горького, он осуществил после смерти писателя. На третьем процессе, на котором Ягода уже сидел на скамье подсудимых, сценарист Сталин вложил в уста доктора Левина, обвиненного и "сознавшегося" в отравлении Горького, следующие слова, якобы сказанные ему Ягодой:
"Алексей Максимович -- человек, который очень близок к высшему руководству партии, человек, преданный политике, ныне осуществляемой в нашей стране, и крайне преданный лично Иосифу Виссарионовичу Сталину".
Вышинский, конечно, использовал это, и в своей обвинительной речи подчеркнул, что Горький "связал свою жизнь с великим Лениным и великим Сталиным как один из их лучших и самых близких друзей".
Между прочим, в промежутке между вторым и третьим процессами Сталин, чтобы, по словам Орлова, замести следы своих преступлений, начал уничтожать тех самых энкаведи-стов, которые помогли ему в подготовке этих процессов и знали всю подноготную их. Ягода, однако, был ликвидирован за то, что он неудачно осуществил убийство Кирова. Сталин долго не знал, что в народе знают, кто действительные убийцы Кирова, потому что Ягода скрывал это от него. Но когда он узнал, то решил свалить это убийство на Ягоду, как участника заговора тех самых Каменева и Зиновьева, которых тот довел до "сознания" и казни.
Однажды арестованный Ягода заметил Слуцкому: "Можете записать в свой доклад Ежову, что я уверовал в существование Бога".
В ответ на удивленный возглас Слуцкого Ягода добавил полушутя, полусерьезно: "Судите. От Сталина я ничего, кроме благодарности, за свою верную службу не заслужил; от Бога я заслужил самое суровое наказание за нарушение Его заповедей тысячу раз. Теперь посмотрите, где я нахожусь, и судите сами -- есть ли Бог, или нет... "
* * *
Много, очень много интересного рассказывает Орлов об Орджоникидзе, о Пятакове, о Тер-Ваганяне, о Радеке, о деле Тухачевского, о страстной ненависти Сталина к Троцкому... Автор несколько раз подчеркивает, что Сталин был реальный политик и знал, что делал. Но убедительности в этом нет. Напротив, впечатление от всего рассказа, что кровавые расправы Сталина были бесцельны -- оппозиция была уже раздавлена, когда Сталин принялся ее уничтожать -- и его попытки скрыть свои преступления были напрасны.
