Удовольствие от еды требует если не голода, то хотя бы аппетита...
Жан Антелъм Брийя-Саварен14
Церемонии вроде седера напоминают нам о древнем происхождении застольных ритуалов. Всякий раз, собираясь за совместной трапезой, мы повторяем действия наших далеких предков, чьи верования и обычаи сформировали саму цивилизацию. У них не было иного выбора, кроме как следовать смене времен года, но их празднества не просто отражали естественный ход вещей: это были попытки примирить ритм повседневной жизни с миром божественного. Жертвы были призваны умилостивить богов, а пост и пиры — две крайности ритуализованно-го питания — отражали извечное сезонное чередование нужды и изобилия.
Мусульманский праздник Ид аль-Адха* может дать нам представление о том, как преображались древние города во время торжеств по случаю сбора урожая. Ид аль-Адха (что по-арабски означает «праздник жертвоприношения») — это торжество в память о жертве, принесенной пророком Ибрахимом. Сама трапеза, как правило, представляет собой обильный семейный обед с особыми блюдами, в основном мясными; для их приготовления традиционно используется мясо животного, зарезанного по особому ритуалу главой семьи. В Каире предвкушение праздника усиливается, когда в город пригоняют множество баранов и коз для будущего пира. Животные, которых размещают повсюду, где есть свободное место: в импровизированных загонах, на балконах и даже на крышах, — в ожидании ножа наполняют воздух печальным блеянием. Масштаб этого «деревенского нашествия» настолько велик, что Ид аль-Адха затрагивает отнюдь не только тех, кто его празднует. В день жертвоприношения весь город превращается в импровизированную бойню: обезумевшие животные носятся по улицам, а кровь ручьями струится по сточным канавам. Нас, воспитанных на стерильном Западе, подобные сцены шокируют, но нельзя отрицать, что они самым наглядным образом привносят в центр города дилеммы человеческого существования15.
Хотя у христиан не практикуется ритуальный забой животных, идея о необходимости и искупительной силе жертвоприношения неотъемлема и от этой религии. Памятью о величайшей жертве, принесенной Христом, является Божественная литургия — повторение Тайной вечери, где Иисус угостил учеников хлебом и вином, символизирующими его плоть и кровь. Естественно, этой жертве отдается должное и на Пасху, которой предшествует ритуальное воздержание — Великий пост. Хотя сегодня соблюдение поста в западных странах часто сводится к весьма скромным изменениям в питании (например, к отказу от шоколада или алкоголя), религиозная
* В России обычно используется не арабское, а тюркское название
Курбан-байрам. — Примеч. ред.
энергетика Пасхи во многом обусловлена предшествующим периодом самоограничения.
Хотя в духовном плане именно Пасха представляет собой самый важный праздник христианства, для католиков и протестантов ее уже давно затмил другой, куда более шумный — Рождество. Позаимствовавшее свой радостный дух у языческого дня зимнего солнцестояния Рождество всегда было предлогом для веселого кутежа и самозабвенного бражничества, призванных рассеять холод и тьму непроглядной зимней ночи. Хотя отцы церкви велели поститься и перед Рождеством, эти правила никогда не соблюдались так же строго, как в Великий пост, а на протестантском Севере и вовсе не получили распространения — сама суровость зимы служила там гарантией того, что Рождество будет выделяться из череды обычных дней. Те из нас, для кого эта суровость давно уже малозаметна, порой находят традицию веселиться в рождественский сезон тяжкой и даже обременительной. В сегодняшней Британии Рождество часто превращается в безостановочный «застольный марафон», и, как многие из нас убеждаются каждый год, жареная индейка со всеми гарнирами и приправами уже не кажется такой вкусной, если до этого мы целый месяц объедались сосисками в тесте и финиками в беконе на разнообразных рождественских вечеринках. Даже вне всякой связи с религией воздержание способствует удовольствию от праздника.
Как заметил еще две сотни лет назад Жан Антельм Брийя-Саварен, если вы недостаточно проголодались, то и поесть как следует не сможете. Однако голод, даже легкий, большинство из нас, жителей Запада, испытывают редко. Максимальное приближение к посту для нас — это диета, которая, как бы она ни отражалась на объеме талии, уж точно не ведет к позитивному духовному настрою. Невозможно вообразить, что еще может повергнуть человека в столь ужасное состояние зацикленной на еде изоляции: здесь нет ничего общего с очистительным воздействием ритуального коллективного поста16. В прошлом пост обычно был духовным актом, а не отчаянной попыткой устранить последствия собственной невоздержанности. Ценность еды превращала питание в осознанный процесс: каждый прием пищи был поводом для благодарности. Но сегодня мы в большинстве случаев не задумываемся даже о происхождении нашей пищи, не говоря уже о ее значении. Чаще всего мы едим бездумно, а то и с раздражением, либо занимаясь в это время чем-то еще, либо жалея, что не можем чем-то заняться. Мы кусочничаем, перекусываем, торопливо заглатываем пищу — и даже когда ей удается привлечь наше внимание, большинство из нас не испытывает подлинного чувства благодарности за то, что она нам досталась. Обычно мы задумываемся перед едой только тогда, когда сталкиваемся с застольными ритуалами, дошедшими до нас из прошлого, из тех времен, когда жизнь людей куда чаще определял голод, а не изобилие.
В основе каждого торжественного угощения лежат жизнь, смерть, жертва и возрождение — вечные темы любой религии. Независимо от того, верим ли мы в Бога или в богов, или не верим вообще, эти темы возникают всякий раз, когда мы садимся за стол. В каждой культуре существуют свои застольные ритуалы, но все их многообразие бледнеет по сравнению с куда более удивительным сходством между ними. Ритуалы еды преодолевают границы доктрин, мифов и верований, они несут в себе более глубокие смыслы, касающиеся самой жизни. Нет ничего, что красноречивее говорило бы о нашей основополагающей общности; о том, что это в конце концов такое — быть человеком.
ТОВАРИЩЕСТВО
Приятное общество для меня — самое вкусное блюдо и самый аппетитный соус.
Монтенъ17
Мы — всеядные животные, а это значит, что ритуальное со-трапезничество уходит корнями глубоко в нашу историю. Нашим предкам — охотникам и собирателям — нужно было найти способы поровну делить добытое мясо, и чувство товарищества тех давних трапез до сих пор отзывается эхом в нашем сознании. Хотя современный образ жизни ведет к тому, что мы все чаще едим в одиночку, в целом нам все же больше нравится делать это в компании других людей.
Мало где чувство товарищества проявляется столь же наглядно, как в совместной трапезе. Сами корни слова «компания» (лат. сит — «вместе» npanis — «хлеб») говорят о том, что тот, с кем мы делим пищу, скорее всего, является нашим другом или скоро им станет. Когда мы едим в компании друзей, мы становимся значительно счастливее, отдаваясь первобытному чувству, которого сами почти не осознаем. В финале «Рождественской песни» Чарльза Диккенса семья Боба Крэтчита готовится полакомиться гигантским гусем, которого неожиданно прислал его злобный, но раскаявшийся работодатель Скрудж. Следя за этой трогательной сценой, волей-неволей испытываешь уверенность, что в будущем Крэтчитов ждет счастье, да и вообще в нашем мире все обстоит хорошо. Такие чудесные ужины — что выдуманные, что подлинные — глубоко влияют на нас, задавая образец, с которым мы сравниваем любые другие трапезы.
Мы с незапамятных времен едим вместе с самыми близкими, но любой, кто вырос в большой семье, подтвердит: у такой трапезы есть правила, которым нужно учиться. Сдержанность за столом — навык, который дает нам не природа, а воспитание, и у детей часто возникает соблазн отобрать друг у друга самый сочный ломоть говядины или самый большой кусок пирога. Понаблюдайте, как питается львиный прайд, и вы поймете, что призваны маскировать нормы приличия. Естественное состояние диких зверей — голод, и природный инстинкт требует его удовлетворения. Когда хищники совместно поедают добычу, они осторожны, но торопливы, так что «львиная доля» достается самым сильным животным. Это не означает, что у животных нет весьма изощренных способов дележа пищи (они есть) или что животные-родители не обделяют себя едой, чтобы прокормить потомство (они это регулярно делают). Но в животном мире право на еду, как и право на самку, обычно зависит от того, насколько убедительно особь демонстрирует свою силу. Подобный подход к дележу пищи, хоть он и полезен для ускорения дарвиновского естественного отбора, вряд ли назовешь цивилизованным. Тем не менее его принципы подспудно присутствуют и в жизни людей.
