Она не выдержала напряжения, но не избыла его в крике и ругани, а будто растворила в себе и, ослабнув, обмякнув, сказала с укором:
— За какое только геройство… меня в кино? — и вышла из домика.
— За личной славой я никогда не гонялся, — так опять повторил Миша, очень глухо, отчужденным, точнее, к себе только обращенным голосом, и в нем не было ни горечи, ни обиды. Он смотрел в пространство обращенными в себя, в свою сокровенность глазами — он как будто один сидел и соображал, что еще сможет сделать для своих ребят. Он краснел за любые их промашки, он помогал выхлопотать жилье, советовал поступить в ШРМ, советовал, воспитывал, наконец, под объектив телекамеры поместил всю бригаду. И в глухой своей отрешенности он, может, соображал теперь, что же еще надо сделать для них, и, может, понимал это про себя, как понимал я, но не смог сказать словами Зойке в тот вечер…
Тут я услышал тихий смех и вздрогнул даже — так это было неожиданно, что Миша в этот момент смеется. А он, ей-богу, смеется, у глаз морщинки собрались.
— Слушай, — говорит он и смеется. — Слушай, как она, Зойка-то, а! Совестливая девушка, так я про нее всегда думал…
Тут я сказал твердо:
— Ошибочку ты сделал, Миша, что сгреб ребят и перед камерой поставил.
— Промашка, — соглашается он. — Но Зойка-то, а! Как она возмутилась!..
— Заело девку.
— Вот то-то! — говорит Миша и смеется, и плечи над столиком потряхиваются.
Вениамин Мальцев
РАССКАЗЫ
ЛАВА
Что такое лава?
Лава — шахтерский термин, горная выработка, очистной забой, место, где добывают каменный уголь. Лава — часть шахтного поля.
Необычно это подземное поле, перед которым каждый обязан стать на колени! Его не измеришь шагами, не пройдешь по нему во весь рост. Передвигаются здесь ползком. Низкое серое каменное небо так близко — трогай руками… Но неустойчив этот потолок, который шахтеры называют кровлей, и приходится подпирать каменные небеса лесом и металлом. По-хозяйски ползают горняки среди частокола крепления, перебрасываются шутками и — дают уголь.
Трудно и жарко работать в лаве, как в страдную пору на полях.
И не прекращается эта страда ни днем, ни ночью, ни летом, ни зимою…
В лаве нет времен года, нет и времени суток. Там всегда — глухая ночь, и в лучах шахтерских лампочек, рассекающих тьму, как прожекторы ночное небо, уголь мерцает на изломах красными, синими, желтыми, зелеными драгоценными камнями, будто капли росы в лучах утреннего солнца.
И пахнет в лаве хвойным лесом и теплой крошкой-штыбом, разогретым зубками комбайна.
В лаве — как на переднем крае фронта. В ней не смолкает грохот боев за хлеб для промышленности — каменный уголь.
Каменные небеса шахтеры ежедневно обновляют. Для этого там, где угольный пласт изъят, убирается вся металлическая и деревянная крепь, и тогда грозно и напряженно повисает каменной тучей тяжелый потолок…
И вот там, в «пустоте», сначала падает, или, как выражаются горняки, «капает» породная мелочь, потом раскалывается вдруг каменное небо, по лаве проносится воздушный ураган, грохочет в ней каменный гром и камнепад…
В лаве никогда не бывает спокойно. В лаве бушуют подземные грозы. Их разбудили и управляют ими — шахтеры!
МАТЬ И СЫН
Старушка всю дорогу рассказывала о сыне, к которому ехала в гости, и когда стала в Валуйках собирать многочисленные узлы, ее провожал чуть ли не весь вагон. На перроне ей желали всего хорошего, она торопливо отвечала, а сама вся лучилась от предстоящей встречи и все искала глазами его, единственную свою кровиночку, сыночка, который обещал встретить на машине, «как самого министра»!
Мимо старой женщины проходили с чемоданами другие пассажиры, им навстречу бросались родственники, обнимались и целовались на глазах у старушки. Она добро улыбалась, и все крутила головой, искала его. Вот он сейчас тоже выскочит и крикнет на весь перрон:
— Мама!..
И качнется все, и враз ослабнут ноженьки, и он подхватит ее и зацелует мокрое от слез счастливое лицо: глядите, глядите люди, какой у меня сын!
Прошагал мимо деловитый медлительный человек, руки которого оттягивали ящики с золотистыми апельсинами, предназначенными, видимо, не для личного употребления. К нему тоже кинулся от стоявшей наготове машины какой-то здоровый молодой парняга, тоже они обнялись на радостях и заспешили к машине, а старушка все стояла среди своих узлов, и провожающие стали волноваться:
— Да где же ваш сын-то, бабушка?
Старушка стояла теперь тихая, опустив руки, будто просила простить сына: дескать, что-то, наверное, случилось, припоздал малость, сейчас должен появиться…
Поезд стоял двадцать минут. Давно уже разошлись-разъехались и прибывшие, и встречавшие, одна лишь старушка стояла пригорюнившись. Пассажиры расходились по местам, но все еще поглядывали в окна — не покажется ли сын?
Поезд тронулся. Старушка подняла голову, грустным взглядом провожая свой вагон. Ей кричали, ободряли, сочувствовали…
В вагоне долго молчали. Пожилая женщина, два года назад схоронившая своего сына, вдруг всхлипнула, поднесла к глазам платок:
— Вот уж мать-то встретила бы, не опоздала. Хоть камни с неба вались!.. На крыльях бы прилетела! Ползком бы приползла!..
ЛИСЬЯ СВАДЬБА
Удивительно ясным, тихим и солнечным было это зимнее донбасское утро на исходе января. В средней полосе России такое можно наблюдать лишь в марте… Снег в эту зиму выпал лишь недавно, а до этого даже на лыжах прокатиться было негде.
Хорошо в лесу. Можно бродить в любых направлениях не увязая. Под ногами то снежок скрипит, а где и сухая листва прошуршит.
В лесу полно стрекотух-сорок. Они уже завидели человека, и вот передают одна одной: «Идет человек. Без ружья. Так — праздный». И сорочий разговор тоже праздный — просто обмен информацией.
И вдруг метрах в трехстах от меня сороки увидели что-то весьма любопытное: заголосили, ринулись со всех сторон на крик — поглазеть, пошуметь. Бросился и я туда со всех ног: знаю, сороки поднимать зря гам не станут. А шум и гвалт — навстречу мне! Остановился я на краю полянки, и вот выскакивают на нее, в двадцати метрах от меня, три лисицы: самка и два лисовина. Лисья свадьба! Слышал о таких, а вот самому довелось увидеть впервые. И как ведь увлеклись — забыли всякую осторожность! Прогарцевали от меня в десяти метрах — самка впереди, а кавалеры — за нею. Один из них, который повыше ростом, попышнее, чуть притормозил, обернулся к сопернику, налетел на него — и пошла потасовка! Взвыл тот, что поменьше, от злобы и боли, завизжал так, будто его режут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
