Ланмаур медленно поднялся из-за стола, подошёл к внуку. Тяжело, с оттяжкой ударил по лицу. Вернулся за стол.
— Ты за своей брякалкой последние мозги потерял. Быть принятым в Алмазном Городе — наивысшая честь для любого и каждого в империи. А войти в его штат, встать подле избранных и самому стать избраным — величайшее счастье, которое только может послать пресвятой. И если ты, недородок, этого не понимаешь, то место тебе среди быдла грязнокрового, а не меж благородного сословия!
— Следователь сказал правду, — тихо ответил Малугир. — Это вы Авдея изувечили… Но зачем он тогда дал такую клятву? Для чего?
— Плебей всего лишь знал своё истинное место и….
— Губернатор, да замолчите вы во имя пресвятого! Уши вянут слушать ваши бредни.
Малугир, не дожидаясь разрешения, вышел из кабинета. По коридорам и галереям резиденции шёл как в тумане, почти ничего не видел из-за слёз. Остановился, только наткнувшись на перила какого-то балкона. Вытер слёзы, посмотрел вниз, на широкую бетонную площадку одного из хоздворов, присыпанную чахлым осенним снежком и подметённую с небрежной ленцой.
С высоты балкона площадка казалась маленькой и уютной, манила пустотой и покоем — полным, абсолютным, недостижимым до сих пор покоем.
Малугир нагнулся, хотел рассмотреть её внимательнее, такую чистую, такую красивую — ведь на ней не было людей, никого не было: ни губернатора, ни следователя, ни этого Талуйдика Удгайриса, или как его там…
— Ты что задумал?! — невесть откуда взявшийся наурис рванул Малугира от перил.
— Ничего, — растерянно ответил тот. — А вы кто?
— Не узнаёте? Ну ещё бы, с какой стати многочтимому господину наследнику замечать такую ничтожность как теньм своего деда. Тем более, что теньм бывший.
— Вы Цалерис Аллуйган, — вспомнил Малугир. — Мы встречались на очной ставке. Но вы ведь уволились ещё тогда, в тот же день…
Цалерис невольно хохотнул. Надо же такое ляпнуть! Теньм — и уволился. У вельмож и впрямь на голову хроническое недоразвитие.
— Но почему тогда вы здесь? — продолжал недоумевать губернаторский наследник. — И почему в форме? Вы ведь должны были её сдать кастел…
Малугир запнулся на полуслове, посмотрел на Цалериса.
— Ты пришёл его убить. Ещё тогда задумал. Поэтому и форму не сдал…
Цалерис не ответил.
— Не надо этого, — попросил Малугир. — Я не потому, что губернатор мой дед. Просто в убийстве точно так же нельзя состояться, как и в самоубийстве. Помните, что Авдей в следственном кабинете говорил? Я ради него прошу — не надо пачкать себя кровью.
— Не трогай это имя! — прошипел Цалерис. — Никогда не трогай!
— Но я связан с ним не меньше вашего, даарн Аллуйган.
— Я не даарн! Неизвестно какими нищебродами рождён, в приюте куплен.
Малугир смотрел озадаченно.
— Выпускник любого из Высших лицеев становится дворянином третьей ступени вне зависимости от первоначального происхождения.
Цалерис опять хохотнул, покрутил головой.
— Ну вы и даёте, многочтимый. Меня же с дипломной практики выперли.
— И вы теперь хотите губернатору за это отомстить?
От яростного, полного ненависти взгляда бывшего теньма Малугир попятился.
— Отомстить я хочу, — сказал Цалерис. — Но не за отсутствие диплома. За это я молебен в губернаторскую честь закажу. А вот за Тедди… Теодор Пиллас, слышали о таком, многочтимый?
— Да, — кивнул Малугир. — О Теодоре Пилласе я знаю. Только… Зачем вы меня остановили? Всё ведь из-за меня случилось. И калечество Авдея, и гибель вашего друга. Если кому и надо мстить, то мне. А вы вместо этого…
— Дурак! — оборвал Цалерис. — Если кто здесь и ни при чём, так это ты. Иначе бы зачем ему… — Цалерис не договорил.
— Ты думаешь, Авдей поэтому дал такую клятву? Ну там, у следователя… — Малугир отвернулся, отошёл к стене, упёрся в неё ладонями. — Нет, нет, это невозможно…
— Если бы вы себя тогда видели, многочтимый, не сомневались бы.
— Не надо по Табелю, — попросил Малугир. — У меня ведь имя есть. После того, как умерли родители, я так редко его слышу… Даже от деда. Он обычно меня «господин наследник» зовёт. Но гораздо чаще обходится вообще без всякого обращения. А чтобы по имени… Почти никогда. И никто. Странно, что я его ещё не забыл, своё имя.
Цалерис подошёл, осторожно положил ему руку на плечо.
— Вам бы уехать из города. А ещё лучше — с материка. И побыстрее.
— Почему? — непонимающе посмотрел Малугир.
— Губернатор прикажет вас убить.
— Нет, — криво улыбнулся Малугир. — Ведь я же единственный наследник. Род прервётся, а для него это…
— Однако вы не сомневаетесь, что губернатор способен отдать такой приказ.
Малугир поёжился.
— Я не…
Цалерис усмехнулся с ехидцей.
— Разве?
— Мои родители… — сипло сказал Малугир. — Их лётмарш разбился… Это дед заказал?
— Нет! — Цалерис схватил его за плечи, тряхнул. — Даже и не думай. Когда из лицея вышибли, первое, что я проверил, так это смерть твоих родителей. Взломал по сети полицейский архив. Дознание велось качественно, и там всё чисто. Это реально был несчастный случай. Губернатор здесь ни при чём. В лазоревый чертог твои родители ушли по воле пресвятого.
Малугир кивнул. Цалерис убрал руки, поклонился. Немного помялся и сказал:
— И всё же вам надо уехать. Сейчас же. Убить вас губернатор, может быть, и не убьёт, но ведь ещё и психоактивные инъекции, гипнотехнологии. Много всякой дряни придумано, чтобы заставить людей сделать то, от чего с души воротит. Я слышал ваш разговор в кабинете. На придворный чин у губернатора так аппетит разгорелся, что все другие чувства поотшибало. Ради него он вас не то что в экзекуторы, императору в койку засунет. А чем он там заниматься предпочитает, всей Бенолии известно.
— Вы… — Малугир не договорил, застеснялся.
Цалерис улыбнулся.
— Нет, я такой же традиционник, как и вы. Но тех, кто предпочитает жёлтые радости, не осуждаю. Только наш богоблагословеный государь реализует их в такой форме, что свинью затошнит.
— Да, я кое-что об этом слышал.
— Я выведу вас из резиденции, — сказал Цалерис. — Охрана здесь хорошая, но только не для теньма. Меня они даже не заметили. И сослуживцы бывшие тоже не увидели. На курсе я был лучшим… Вас тоже никто не заметит.
— Мне вещи собрать надо.
— Нет. Барахло помешает. Брать надо только деньги. Всю наличку и все кредитки, которые у вас есть. Я сейчас принесу. Вам самому в свои покои лучше не возвращаться.
— Да, конечно, — кивнул Малугир. — Я понимаю. Только… Я бы хотел…
Цалерис ободряюще улыбнулся:
— Скрипку я тоже возьму. Но только одну.
— Мне и нужно одну! Ту, которая называется «Натали». Она в музыкальном салоне, футляр…
— Я знаю. Теньмы всегда всё знают о вещах как Светоча, так и членов его семьи.
— А что ещё знают теньмы? — с холодной злостью спросил Малугир. Мысль, что в его комнаты заходили не только личные слуги, а другие, совершенно посторонние люди, обожгла точно крапива. Чужаки трогали его вещи, читали его письма. Расспрашивали обслугу о его привычках. Вторгались в то, что Малугир считал принадлежащим только ему. И это было ещё больнее и унизительнее, чем дедовы пощёчины.
— Теньмы знают многое, — сказал Цалерис. — Почти всё. Но никогда, ничего и никому об этом не говорят.
— Вы больше не теньм.
— Не теньм. Но и не гардеробщик, чтобы продавать чужие тайны журналистам или прислуге из других резиденций.
— Вы хотите сказать, — не поверил Малугир, — что моя обслуга продавала меня как… как…
— Как мешок с трелгом. Причём дешёвым.
— Пресвятой Лаоран, — только и смог сказать Малугир.
Цалерис пожал плечами.
— Глупо считать обслугу вещью. Это люди, а люди бывают разными. Но любой может чувствовать боль. А вместе с ней и ненависть.
— Но я никогда… Я же никогда никого…
— А кто сказал, что расплачиваться приходится только за собственные грехи? Многим достаточно одного вашего дээрнства. И я не могу сказать, что они полностью неправы.
— Может быть и так, — сказал Малугир. — Тогда зачем вы мне помогаете? Пусть дээрны жрут друг друга как крысы, вам-то что с того?
Цалерис ответил прямым взглядом.
— Мы с Тедди каждый день ходили слушать как вы играете. Тихонько заходили в салон и слушали. А не получалось зайти, так слушали снаружи, с подоконника. У нас в жизни не так много хорошего было, чтобы отказываться даже от самой маленькой малости. А ваша музыка — это очень много. И я не хочу, чтобы она когда-нибудь смолкла.
— Но это не моя музыка! Всю её написали совсем другие люди!
— А мне без разницы. Нам с Тедди эту музыку подарили вы, значит она была вашей.
Малугир пожал плечами.
— Идёмте, — повел его за собой Цалерис.
